Школа Мартинеца Пасквалиса
Около 1760-го года еврей Мартинец де Пасквалис основал в Париже, Бордо, Лионе и некоторых других городах Франции ряд подготовительных школ духовной науки, образовавших братство 'отборных служителей' с девятистепенной иерархией, причем три старшие степени были розенкрейцеровские.
Для понимания этой школы необходимо установить сущность самой доктрины Пасквалиса. Он оставил после себя небольшой трактат, напечатанный в 1899 г. в Париже, под названием «Трактат о Реинтеграции существ в их первоначальных свойствах, качествах и силах, духовных и божественных» (См. Христианская каббала). В этом трактате, написанном живо и с большим подъемом, автор рассказывает о первоначальном и истинном состоянии человека и всех вещей. Состоянии, утерянном ими, но могущим и долженствующим быть восстановленными путем восхождения. Его отправным пунктом является грехопадение, исходя из которого автор развивает идею искупления, идею жертвы, как Дело служения восстановлению первоначального бытия мира, как акт умерения гнева Божия, возбужденного несовершенством павшего мира.
Святость и чистота, суть качества, с логической необходимостью ведущие к жертве. Эта идея всегда присутствовала в религиозном сознании Востока — мы легко можем ее найти в Индии, где высший акт святости есть отказ от блаженства Нирваны и принятия степени Бодхисаттвы, для помощи человечеству на пути восхождения. Гораздо более скрытой находим мы эту идею в Иудаизме — хотя в Каббале она выступает не менее резко — видя то же соотношение в словах «кадош» — святой и «нави» — пророк; причем историческое Христианство, по вполне понятным причинам, приняв целиком первую половину идеи, весьма старательно отделило себя от второй, маскируя это якобы неизбежным умалением и кощунственным посягательством, при наличии этой другой половины, на исторический факт спасения человечества Иисусом Христом.
Таким образом, автору «Трактата о реинтеграции» неоднократно высказывали упреки о том, что он, несмотря на формальную близость к Христианству, в основе проводит идеи, присущие Иудаизму. Эта связь с Иудаизмом находит свое объяснение в том, что эзотерически понимаемое христианство целиком включает в себя эзотеризм Ветхого Завета. Кроме того, почитатели Мартинеца, обычно указывают на его учеников, которых при всем желании нельзя заподозрить в неуважении к Христианству. Конечно, те толкования Пятикнижия, которые дает автор «Трактата о Реинтеграции» весьма мало похожи на обычные комментарии отцов Церкви, но отсюда еще слишком поспешно делать заключение об их неправильности, тем более, что в своем изложении автор совершенно игнорирует метод теологической доказательности, не приводя никаких иных цитат, кроме текстов самого Пятикнижия. Автор говорит от имени Моисея, являющегося его инспиратором, и перед читателями проходит величественные образы патриархов, символизирующих этапы древнего развития человечества. В них, как в фокусе, концентрируются его падения, его надежды и стремления. Их слова и их действия звучат из пределов вселенной, и история израильского народа превращается в антропогонию, направляемую раскатами грома и молниями воли Иеговы. Сознание неизреченной гармонии мира верховных духов и страстное стремление к освобождению от иллюзорности временного, подпавшего отлучению, материального бытия, это основной мотив этого трактата.
Автору Трактата хорошо известна идея каббалы о том, что как последствия грехопадения первого человека (Адама) несут на себе его потомки и все стоящие ниже царства природы, так же точно последствия отпадения Люцифера несут на себе не только духи, стоящие на той же ступени, но и все духи низших ступеней. Отсюда берет свое начало идея общности, как высших, так и низших духов в деле реинтеграции и идея возможности и даже необходимости их совместной работы с человеком. В школе Пасквалиса преподавалась точная классификация духовных сущностей, и можно думать, что она была той же самой, которая проникла из иудаизма в эзотерическое христианство и была внешне закреплена Дионисием Ареопагитом.
Внешний опыт, который давался в школе Пасквалиса, заключался в общении с миром духов, в общении с его обитателями, но, посредством каких операций и чего, именно, это достигалось — мы не знаем. Но зато для нас может стать явным другое: Пасквалис считал эти практические занятия лишь подготовительной стадией, лишь необходимостью, видя в них 'замену' вполне свободного и чистого духовного общения человека с духовным миром. Эта замена, эти 'орудия', 'формулы' и 'подготовления', вызывавшие у Сен-Мартена удивленное восклицание, что неужели 'все это' необходимо для Бога, — все это Пасквалис признавал необходимым лишь ввиду недостаточности средств, недостаточности сильного развития добродетелей и качеств у самих учеников. И фраза Сен-Мартена, что учитель обладал 'весьма активными' качествами, дает возможность предполагать, что сам Пасквалис не нуждался в подобной замене. Позже и сам Сен-Мартинес признается, что он научился 'на все, что касается этих внешних путей', смотреть 'как на прелюдию к нашему делу', то есть активному участию в реинтеграции. Но слово 'замена' для учеников Пасквалиса включала в себя не только внешние магические операции. Под этими временными посредниками подразумевались также и духовные сущности, стоящие на всех ступенях духовной иерархии между Богом и человеком, и,таким образом, мы видим, что Пасквалис вел своих учеников к непосредственному общению с Богом. Видя в духах высших иерархий лишь временных посредников Единого, несущих человеку повеления высшей воли, Пасквалис тем самым открывал для своих учеников свободный путь самостоятельного развития. Хотя Пасквалис, по-видимому, читал своим ученикам определенный курс, отзвук которого можно найти в его трактате, но все это было не больше как помощью, не более как руководительством к достижению самостоятельности.
Раскрытие в себе 'высшего духовного центра', основного 'центра чувств', и через него связь сначала со все более высокими духами, и, наконец, непосредственное общение с Богом — вот активное дело реинтеграции, изменяющее весь мир и ведущее его к восстановлению утраченного блаженства (благодати). Поэтому поводу аббат Фурнье, бывший учеником Пасквалиса, в своей книге «Чем мы были, что мы такое и чем мы будем» (Лондон, 1801 г.) говорит:
«Господь, став человеком или создателем самого себя, после нашего первородного греха, исполнил как человек волю Бога; поднявшись благодаря этому над духом сатаны, которому Адам позволил преодолеть себя, Он воспринял духа Божия, родил Бога Богочеловека в единении с Богом, и стал одно с Богом, как Он сам сказал в 4000-ом году в следующих словах: 'Я и Отец одно'».
«Так как этот Человек, Иисус Христос, родился от Бога Богочеловеком, исполнив волю Бога, мы должны заключить, что, если и мы также сотворим волю Бога, как нам велят это в священных книгах, то мы подобным же образом родим нас самих от Бога Богочеловеком и войдем в вечный союз с Богом. Действительно, по мере исполнения нами воли Бога, мы всегда получаем дух того учения, которому следуем. И, по мере того, как мы получим таким образом Духа Божия, мы освободим себя от духа сатаны, которого мы первородно получили»,
«И, наконец, мы станем одно, как Бог есть одно, и пребудем в вечном единстве Бога Отца, Бога Сына и Бога духа, непрестанно пребывая во вкушении вечных и божественных блаженств (благодати)».
Книга Фурнье в своих идеях весьма близка к «Трактату о Реинтеграции», но в ней для нас особенно ценно то, что в то время, как означенное произведение Пасквалиса обрывается на истории о Сауле, лишь позволяя догадываться о большой ценности этого труда, если бы автору удалось его закончить, введя в него пояснение смысла не только Ветхого, но так же Нового Завета, книга Фурнье касается именно этих важных вопросов, позволяя установить некоторые точки зрения Пасквалиса на Христианство. Мы видели проводимую им параллель между космическим событием земной жизни Христа и единичным раскрытием отдельного человека, достигшего путем исполнения воли Бога единения с Ним. Поразительна простота, с которой Фурнье стремится передать нам не отвлеченную истину, но личное человеческое событие, которое он связывает по аналогии с событием космическим тем, что делает нас возможным пережить человеческое. Здесь мы опять видим применение учения Пасквалиса о том, что «наше существо, будучи центральным, должно в центре, из которого оно родилось, найти всю мощь для своего существования». Центром нашего существа является чувство 'Я', чувство божественного вечного в нас самих, и только через эту дверь приходит освобождение от власти иллюзорного бытия материального мира. Познавая вещи изнутри, через центр, мы познаем их истинную внутреннюю сущность — скрытый в них дух; обращаясь к этому своему-общему центру, мы приходим к Богу. В иной форме то же самое говорит Сен-Мартен, когда он утверждает, что никакое внешнее обучение не может дать истины и что внутреннее обучение возможно до тех пор, пока «Дух, Слово и Отец не создадутся (пробудятся) в нас», т.е. пока человек не раскроет себя духовно Богу.
***
Любимые ученики Мартинеца вносят после его смерти изменения в характер работы его цепи. Виллармоз вносит масонский колорит, а Сен-Мартен перерабатывает школу на мистикотеургический лад, предпочитая вольное посвящение устройству масонских лож. Влияние Сен-Мартена берет вверх и порождает течение, называемое «мартинизм».
Основным мотивом мартинизма является 'примирение с самим собой в этической области' . Учение мартинизма характеризуется спиритуалистической философией сочинений Сен-Мартена, из которых наибольшее распространение получила книга «О заблуждениях и истине, или воззвание человеческого рода ко всеобщему началу знания. Сочинение, в котором открывается Применателям сомнительность их и непрестанные их погрешности, и вместе указывается путь, по которому должно бы им шествовать к приобретению Физической очевидности, о происхождении Добра и Зла, о Человеке, о Натуре вещественной, о Натуре не вещественной, о Натуре священной, об основании политических Правлений, о власти Государей, о правосудии Гражданском и Уголовном, о Науках, Языках и Художествах».
***
Отрывок из «Школы мистерий. Герметические ордена», Б. Геливер. Из книги АУМ — СИНТЕЗ МИСТИЧЕСКИХ УЧЕНИЙ ЗАПАДА и ВОСТОКА, том 2.
редакция Артем Фирье.