- Ты видел сегодня Восьмого? - Двойка ввалился в мою комнату с горкой потёртых коробок на руках, - Он должен был мне перепаять кое-чего…
В моём импровизированном кабинете который день разрастался «творческий беспорядок». Тут и там исписанные тетрадные листы и пустые консервные банки. Испачканные в масле инструменты валялись под ногами, мешки с стружкой были готовы лопнуть деревянным облачком, а не забитые гвозди болезненно впивались в пятки, если кому-то хватит храбрости пробежаться босиком. И только грязный древний матрас, сложенный вдвое, ребром стоял в углу, как на своём месте.
- Восьмёрка гуляет, - ответил я, не отрываясь от чертежей, - Взял машину и укатил в город.
- В город!? - лицо Двойки недовольно дёрнулось, - А меня опять не взял? Вот засранец!
- Мы здесь почти все такие, так что не ругайся, - я поскрёб ногтями по полу, пытаясь дотянуться до линейки, - Подай, а?
Двойка, подойдя ближе, аккуратно пнул рейсшину в мою сторону. Я сделал несколько важных замеров с опечатанного кофейными кругами чертежа и дотошно перенёс их на ослепительно белый чистовик. Такие листы ценились не меньше еды и воды, поэтому даже лишняя карандашная линия казалась чем-то из ряда вон выходящим.
Я забыл представиться. Роман Варнин — двадцать шесть лет, блондин, среднего роста и телосложения. Глаза зелёные, вечно прищурены в поисках ошибок на чертежах. По образованию — инженер-призыватель. Это когда нужно что-то починить или переместить в пространстве, но не хочется возиться с классической механикой. Работал на небольшую конторку, зарплаты хватало на двушку в спальном районе родного городка. Но чёрт меня дёрнул попробовать что-нибудь новенькое — и дома больше не видать.
- Что в коробках? - спросил я у уже пристроившегося на диване Двойки.
- Да мелочь всякая. Костяшки, наши детские фотки, компакт-диски, ключи от съёмной квартиры… Что-нибудь да пригодится.
Когда Единица говорил нам, что мы не должны оставлять в пустоши ничего, что может пригодиться, Двойка воспринял эти слова слишком буквально. Несмотря на свои навыки конвертировать любую вещь в чистую энергию, то количество мусора, что он регулярно таскал отовсюду, лишь занимало необходимое для экспериментов место, а это, в свою очередь, тормозило наш прогресс.
Двойка приоткрыл одну из коробочек и начал аккуратно раскладывать из неё свой драгоценный хлам на моём столике. Едва я заметил эту разрастающуюся мусорную опухоль, тотчас оторвался от чертежа и подскочил к товарищу:
- Нет, нет, нет, даже не думай! - Двойка с удивлением уставился на меня, - У тебя есть своя комната, там своё говно и держи!
- Слушай, я только… - замялся товарищ по несчастью, - Только посчитаю, сколько из этого можно извлечь энергии — и сразу всё уберу. Где твой калькулятор?
- А твой где? - недовольно поинтересовался я у нашего мусорщика.
- Отдал Тринадцатому, - Двойка начал нервно крутить в руках сломанный кубик Рубика, - Трёх своих ему уже не хватает.
Каждый из нас попал сюда своим «уникальным» путём. Будь то древний ритуал или современные технологии, мы, как скомканный лист бумаги, оказывались в этой огромной мусорной корзине, раскинувшейся до горизонта. Первый, Второй, Третий — и так один за другим, иногда с интервалом в неделю-другую, а иногда — раз в год. Здесь я уже полгода, если верить Третьему гостю этого неприветливого мира - нашему хронику.
Единица, наш первооткрыватель, назвал это место Экзистенциальной пустошью - условным материальным мирком, собравшим в себя общие для нас всех воспоминания. Что-то вроде наших родных измерений, собранных в кучу, покорёженную и унылую. С каждым следующим Романом пустошь меняется, пытаясь уместить в себе бесчисленные законы мироздания, иногда противоречащие друг другу настолько, что земля под ногами трещит по швам. Здесь нет ничего живого; по крайней мере, мы никого здесь не нашли. Мир этот пустой и мертвый, и лишь паутина бесконечных мостов над крышей нашего пристанища гудит старостью, разваливаясь на глазах. А на небе ни солнца, ни звёзд — абсолютно ничего. Отсюда и название такое подходяще давящее.
Единица попал сюда совершенно случайно. В своём мире он — лингвист по образованию, и волею судьбы-злодейки попался ему на глаза текст, спрятанный в подземных архивах где-то в Гималаях. При прочтении и переводе этого манускрипта небеса над его головой распахнулись, и он оказался тут. Совершенно один. И первое, что пришло в его светлую голову — обосноваться и ждать.
Ждать пришлось долго. Спустя месяц появился Двойка — витаконвертатор по профессии, парень невысокого роста с вечно бегающими глазками и тонкими пальцами прирождённого клептомана. Пытался перенести свою душу и тело через мир мёртвых в рамках эксперимента, но где-то свернул не туда и оказался здесь, в мире хуже любого Ада. Так нас одного за другим сюда и забрасывало — все мы в разной степени отличимые друг от друга, но при этом — вариации одного и того же. Знаю-знаю, у меня самого в голове это не совсем укладывается. Поэтому было решено брать себе имя, основываясь на порядковом номере появления в нашем новом доме. Не называть же всех Ромами?
- Хватит на ноль целых и… - Двойка несколько раз щёлкнул клавишами повидавшего жизнь калькулятора, - Две миллионные процента необходимого заряда.
- «С миру по нитке», больше нечего сказать.
Второй горько улыбнулся в ответ. Каждый из нас пытался найти путь домой, в родной мир, но пока что никто выбраться так и не смог.
Старые стены пошли ходуном от проносящегося над нами поезда. Никто никогда не сознается, чьё это воспоминание: вечно проносящийся над родным домом поезд, из-за которого звенит посуда и скрипят ржавые трубы. Это здание, где мы обитали - не то больница, не то школа — заботливо приютило всех, кто решил остаться и найти способ вернуться домой. Где-то четверть из наших покинула это убежище по разным причинам: кто-то надеялся найти людей в этом гиблом мире, а кто-то искал покоя. Я их не виню — едва ли ты надолго сохранишь рассудок в доме, кишащим копиями себя из разных миров.
- Куда вечно несётся этот поезд? - я попытался сменить тему для разговора.
- Да бог его знает, - раздражённо ответил Двойка, - В этом мире нет предназначения вообще. С чего ты взял, что предназначение будет у проклятого поезда?
- Не знаю. Вдруг у него в этом мире есть какая-нибудь важная функция? Например, новичков привозить, не знаю, - и тут я вспомнил недавний разговор, - Кстати! Двадцать Второй говорит, что сегодня может появиться новенький, между прочим.
- Серьёзно? - Двойка отложил головоломку в сторону, - С чего он взял?
- Потому что он это видел, - я закрыл лицо руками и посмотрел на Второго сквозь пальцы.
- В моём мире Двадцать Второго назвали бы шарлатаном, - тихо возразил Двойка.
- В моём тоже.
- Типа, в его мире все всё знают, или что? - Второй почесал в затылке, - Как понимать вообще устройство его реальности? Никаких сюрпризов, никаких неожиданных поворотов?
- Знаю не больше тебя. Можешь спросить его об этом сам, если тебе так интересно. Его комната буквально над моей.
- Не хочу я разговаривать с ним! Он — высокомерный козёл…
- …Как и все мы, Двойка. В чём смысл оскорблять себя же, но из другого измерения?
- Чёрт! - Двойка открыл вторую коробку и начал энергично выгребать оттуда выцветшие письма и открытки, - Вот ты, Тридцать Второй — нормальный парень. Любознательный, умный и честный. А он? Сидит у себя в пустой комнате и пялится в одну точку, и так — весь день. Попросишь его коробки дотащить — а он тебе: «Э, я видел, что ты придёшь, а я не пойду за тобой», и дальше смотрит. Сука ленивая.
- Он просто пытается узнать способ, как выбраться отсюда, вот и всё.
- Да? Но ведь он уже знает, что нужно делать! Выбираешься в город, находишь в городе наполненные энергией предметы, тащишь их мне — и я открываю витапортал. Просто, разве нет?
- Нихрена не просто, - возразил я, поставив кастрюлю с водой на плиту, - Сколько ты уже здесь?
- Года четыре, а что?
- За четыре года ты собрал, если мне не изменяет память, что-то около пятнадцати процентов от нужного объема энергии?..
- Семнадцать целых и сорок две сотых процентов, вообще-то.
- Отлично. И даже если допустить, что ты накопишь все сто процентов, попытка у тебя будет одна.
- Да, одна, - Двойка уверенно кивнул.
- ...И ты не знаешь даже, куда себя перебросить.
- Знаю, я переброшу себя домой.
- А «домой» - это куда? У тебя есть точка «А», она здесь, - я показал пальцем на кривой паркет под ногами, - А где точка «Б», по-твоему? У нас нет никаких звёздных ориентиров над головой, ровно нихрена, чтобы предположить, куда именно нам переброситься.
- Мне не нужна твоя координатная ось с графиками и чертежами, чтобы знать, где находится мой дом, - наотрез сказал Двойка и принялся подсчитывать энергетику пачки визиток, - Неужели вот тебе нужно всё это, чтобы найти дорогу домой?
- Без грамотного подхода, без подсчётов, - я показал пальцем на свой калькулятор, - без плана и без оборудования ты окажешься далеко от дома, где-то рядом с Десятым.
Двойка изобразил недовольную гримасу. Он не любил, когда кто-то упоминал единственного из нас, кто умудрился вырваться из пустоши. А Десятому это удалось, причём путём, так скажем, не самым гуманным. Я сильно пожалел о том, что затронул эту тему, поэтому поспешил поставить воду кипятиться — чай должен успокоить моего нервного соседа.
- Десятка был полным ублюдком, - гневно произнёс Второй, - Его путь был совершенно неправильным и мерзким. Не могу представить в голове мир, где его поступок был бы нормальным или правильным.
- Не можешь? - спросил я, не оборачиваясь, - А теперь представь мир Пятьдесят Первого.
- Которого из них? У которого четвёртое измерение — это время?
- Да даже его. Тут никто представить не может. А для него мы, наверное, как ходячая аппликация, такая знаешь, плоская…
- Значит ли это, что он может просто вернуться во времени, как по тропинке?.. Или, - Второй почесал в затылке, - У меня от этих рассуждений гаподрий болит.
Вода за спиной, наконец, закипела. Я выставил две самые чистые кружки из ящика, раскидал в каждую по чайному пакетику и залил кипятком. Двойка оторвался от своего мусора и подошёл за чаем.
- Гаподрий — это тот орган, - я подал горячую кружку товарищу, - которым вы улавливайте жизненную энергию, я правильно помню?
- Ага. У тебя есть сахар?
- Мы же всегда пьём чай без сахара. С чего вдруг сейчас тебе он понадобился?
- Нового захотелось чего-нибудь. А то вот сидишь с кем-нибудь из наших, а ощущение, будто с зеркалами разговариваешь. И каждое по-своему кривое и поломанное.
- Очень приятно слышать, «кривая Двойка», - мы одновременно вытащили пакетики чая, придавили их ложечками к стенкам своих чашек и положили на блюдце. А ведь действительно, как отражение.
- Это не будет моим прозвищем, - недовольно сказал Второй.
- О, кривая Двойка, ещё как будет!
Последующие десять минут мы абсолютно молча допивали остывший чай, то и дело поглядывая в окно. С минуты на минуту должен был объявиться Восьмой, с хорошими или плохими новостями. За дверью, выходящей в длинный коридор, уже доносились недовольные возгласы наших соседей, постепенно убежище заполнилось эхом десятков голосов, и все они были схожи друг с другом, как две капли воды. В первые дни это буквально сводило меня с ума — слышать вживую свой собственный голос, не раскрывая рта. Затем как-то привык.
К чему не мог привыкнуть ни один из нас, так это к пустоши в принципе. Я скучаю по своей семье, очень сильно. И эту тоску по родным мирам, полным маленьких радостей, я вижу в одинаковых глазах каждого жильца этого огромного дома. Мой взгляд опустился на дно пустой кружки:
- Я хочу выпить. Прям сильно.
- Настроение ни к чёрту, да? - спросил Двойка, также засмотревшийся в пустоту фарфора.
- Надоело всё, сил моих нет. Не выбраться нам отсюда. Я пытаюсь начертить ту же печать пространства, но с противоположным значением, тогда бы у меня получилось… У нас всех бы получилось.
- Послушай, - Двойка начал крутить чайной ложкой в воздухе, - Несмотря на то, что мы все в незнакомом месте, и всё кажется пустым и безнадёжным, мы пока что в силах всё это исправить, понимаешь? Мы выберемся отсюда, нам нужен лишь подходящий способ. Если бы мы не были все такими упрямыми и узколобыми, возможно, мы смогли бы найти такой метод, который подошёл бы всем.
- Но нас здесь почти сотня. Как ты думаешь, сможем ли мы все договориться?
- Если перестанем быть такими заносчивыми — почему нет? Мы же, типа, крутые ребята, умники изо всех уголков мироздания, все дела.
- А ты умеешь подбодрить, - я похлопал Двойку по плечу.
- «Сам себя не похвалишь — никто не похвалит», - наш витоконвертатор рассмеялся и вернулся к расчётам.
Восьмой вернулся ближе к вечеру, свет автомобильных фар пробежался по загаженной комнате, отчего я едва ли не испортил ещё одну идеально выведенную линию. Восьмой — патлатый брюнет с острым орлиным носом - в своём мире был изобретателем всякой электронной ерунды: разбирал всё, что попадалось под руку, а потом собирал в какое-нибудь хай-тек месиво. Однажды ночью в его сон закралась мысль о создании устройства, способного перемещать материю по проводам. «Это было гениально просто и просто гениально», - рассказывал он, когда мы только познакомились. После нескольких удачных экспериментов Восьмёрка решил перейти на беспроводную телепортацию, и ударившей в асфальт молнией попал сюда.
Мир каждого из нас кажется непостижимой фантастикой для остальных, и всегда в разной мере. Это, кроме эгоизма и высокомерия, присущего каждому Роману Варнину, мешало работать коллективно. Каждый хватался за то, что умеет, и лишь некоторые из нас охотно приходили на помощь остальным. Восьмой был как раз одним из тех, кто с радостью выручал с любой чужой электроникой, даже не зная принципа работы оной.
- Эй! Эй, чертила! - его лицо закрывали мотоциклетные очки, покрытые плотным слоем пыли, - Привет! Что за бардак тут у тебя?
- Здравствуй, Восьмёрка! Всё дома не сидится? - я пожал едва дрожащую от долгой дороги руку.
- Единица меня просто выбесил сегодня, - Восемь сбросил кожаный плащ в сторону и, раздвигая носками сапог пустые банки, подошёл к окну, - Они договорились с Тройкой, что больше в город ездить не надо, мол, синтезировать топливо всё сложнее, а выхлопа с этих выездов — ноль!
- А ты что?
- А я что? - Восемь сбросил с себя сапоги, развалился на диване, достал пачку сигарет и закурил, - А я послал его. Мне нужно всего ничего — припой нормальный, никотин и микросхем горстку. Сорока ничерта не находит, сколько бы он там не выгуливал, - взбудораженный, он посмотрел на стол, на котором всё так же красовался хлам Двойки, - Наш барахольщик заглядывал?
- Он здесь как будто прописался, - буркнул я недовольно.
- Я обещался его сегодня подкинуть, да не успел — иначе Единичка сожрал бы с потрохами обоих. Зато нашёл относительно целый системный блок, моток проволоки и хороший взрослый журнальчик.
- Только Двойке его не показывай. А то, сам знаешь… От таких журналов просто несёт жизненной энергией.
Восьмёрка громко рассмеялся. Ещё бы здесь кто-то не рассмеялся от собственной шутки.
- Как поживает печать? - Восемь перекинул голову через спинку дивана и уставился на мой чертёж.
- Потихоньку. Как дочерчу — попробую выполнить в дереве, для надёжности. Конечно, пригодился бы листовой металл с гравером, но это дорогое удовольствие… - я взглянул на дымящуюся в пальцах товарища сигарету, - Ты разве не бросил ещё до того, как здесь оказался?
- Нет. Не хватило сил. Стреляю раз-два в неделю — и то хорошо. А как у тебя получилось?
- Никотиновые пластыри и кофеин.
- Звучит просто. А то Девятнадцать в своём мире вообще не знает, что такое «сигарета». Они там какое-то желе в уши вдавливали, и типа ясность ума появляется. Чушь ведь, а?
- Тебя не смущает, что здесь живёт четырёхмерная версия нас с тобой? Целых две даже, если не три, - у меня застучало в затылке, - Чёрт, об этом действительно тяжело думать. А мне работать надо.
- Справедливо. Всё, больше не отвлекаю. Тишина и покой.
Тишина и покой простояли в комнате не так долго, как хотелось бы. Двойка, весь взъерошенный и окосевший, ворвался ко мне с воплями:
- Новичок! - он, жадно глотая воздух, буквально выдавливал из себя слова, - Новенького выкинуло! Там, во дворе! Уже все собираются!
Мы с Восьмёркой, как ошпаренные, выскочили за Двойкой из дома, пробежали через задний двор к толпе этих призраков, одетых в лохмотья. Здороваться было некогда: истошные крики доносились откуда-то из центра столпотворения. Расталкивая других невольников пустоши, мы приближались к источнику шума. Там, рыдая и корчась на сухой земле, валялся ещё один Роман Варнин — свежий, в чистой одежде и гладко выбритым лицом.
- Не подходите ко мне! Слышите!? - он пытался заехать ногой Единице в лицо.
- Спокойно, друг, - Единица говорил неестественно вежливо, медленными шагами пытаясь приблизиться к гостю, - Всё в порядке.
- Какого хера здесь происходит!? Кто вы такие, где я!?
- Всё хорошо, брат, мы всё объясним, только пожалуйста, - Единица ловко увернулся от летящего в голову ботинка, - Не усложняй.
Наконец, терпение нашего лидера подошло к концу. Посмотрев в сторону Восемьдесят Первого, он одними лишь глазами приказал немедленно скрутить и успокоить нашего гостя. Того, едва приподняв над землёй, начал сдавливать внезапно загустевший воздух, пока новенький не обессилил и беззвучно рухнул на колени:
- Ты что творишь!? - Восьмёрка с кулаками бросился на Восемьдесят Первого, но тот лишь оттолкнул нашего электроника неведомой силой к остальным.
- Он выполняет свой долг перед нашей общиной, - холодно ответил Единица, подходя к измученному телекинезом гостю, готовясь проговорить свою речь, свою мантру приветствия - Как тебя зовут, брат?
- Меня… - его усталый взгляд бегал по нашим затаившим дыхание рядам, - Меня зовут Рома…
- Роман Варнин?
- Д-да.
- Меня зовут Роман Варнин. И его, - Первый показал на Двойку, - и его, - показал на меня, - и даже его, - указал он рукой на Пятьдесят Первых, зависших над нами, - зовут также. Мы — это ты из разных миров.
- Это, это какая-то шутка?.. - новичок схватился за голову и заревел, врезавшись головой в выжженную землю, - Господи, где я?..
На парня было страшно смотреть. Его голос дрожал, а скрежет зубов пробирал до костей. «Мы все были на твоём месте», - подумал я.
- Это — Экзистенциальная пустошь. Место вне привычных законов времени и пространства, которое меняется с каждым гостем, что сюда попадает. Здесь нет никого, кроме нас, и ничего, кроме наших рваных воспоминаний. Мы не знаем, зачем мы здесь, - я слышал эти слова уже около восьмидесяти раз, они тихим эхом прокатывались по сознанию, - Каким высшим силам нужно было наше появление в этом мире, полном хаоса. Но только с нами у тебя есть шанс вернуться домой. Как ты сюда попал, брат?
- Я… Я…
- Не бойся. Скажи нам.
- Я занимаюсь… Скалолазанием, - Единица тяжело вздохнул, - Я спускался в пещеру, и… Снаряжение подвело, я падал… Долго, а потом… Я оказался здесь! Да что происходит!? - парень вновь заплакал, не смея поднять к нам голову.
Единица повернулся к нам. Лицо его было недовольное и разочарованное. Густые брови нахмурены, уголки рта сползли вниз. «Он нам не пригодится», - не открывая рта, сказал он нам. Пошарив руками по карманам пыльника, он достал нашу старую знакомую —стеклянную бутылочку, в которой тихо звенели серые таблетки. Мы молча стояли и наблюдали за тем, что будет дальше.
- Даже в этом мире право выбора остаётся за тобой. Ты можешь остаться с нами, - он открутил крышку и вытащил одну пилюлю, - и помочь общему делу. За несколько лет никто из нас не смог вернуться домой, говорю тебе сразу. Это первый вариант. А второй, - он протянул таблетку гостю, - на случай, если ты хочешь закончить всё здесь и сейчас, без боли.
Дрожащими пальцами новичок взял ядовитую пилюлю с грязной ладони Единицы. Заплаканные глаза не могли даже сфокусироваться на маленькой убийственной таблетке, которую предлагали чуть ли не каждому, кто здесь оказывался.
- Из какого бы мира ты не прибыл к нам, - монотонно продолжил Единица, - этот яд убьёт тебя быстро и безболезненно. По крайней мере, до тебя казусов с ним не было.
Не в первый раз что-то хладнокровное и жестокое промелькнуло в словах первооткрывателя. Его выдал тон, манера речи — что-то безжалостное мира сего прижилось в душе Единицы, и эта мысль давно не покидала мою голову. Я подался вперёд:
- «Казусов»? - взорвался я, - Да как ты можешь так говорить?
- Тридцать Два, умолкни, - Первый даже не обернулся в мою сторону.
- Дай ему сказать, - заступился Двойка, нервно покручивая кубик Рубика, - У нас всех есть право говорить с гостями.
- Послушай, Рома, - я обратился к новенькому, - Не всё так плохо, как кажется. Мы все прошли через это. И всем нам очень было нелегко, поверь. Но не делай поспешных выводов, прошу тебя.
Мёртвая тишина повисла над нашим собранием. Всё замерло, время остановило свой ход, и мимолётные секунды потянулись тяжёлой вечностью. Было страшно сделать лишний вздох или едва шелохнуться - лишь бы не помешать крошечному человеку сделать правильный выбор в мире, где нет ничего правильного.
Под ногами загудела выжженная земля. Высоко в небе пронёсся поезд.
