Я училась в Питере. Оставив годовалого сына и любимого мужа в теплой осени, я влетела на ТУ 154 в густой туман над Невой. Осенью здесь всегда был дождь, а если он не шел, то его немое присутствие угнетало еще больше. Люди с жаркого востока не понимают, что такое: «Серое небо нависло». Это будто в городе немытый потолок, выше которого не прыгнешь.
Кроме летних дней люди в Петербурге всегда угрюмые, недовольные, закрытые от внешнего мира. Постоянное отсутствие солнечного света играет роль, что ни говори. Мрачные петербуржцы переносят свой внутренний мир из дома, через подземелье метро до работы и обратно. Зимой было холодно до слез. Я, с рождения привыкшая к умеренной зиме, много раз пряталась за углом дома, не в силах даже выглянуть из-за силищи леденящего ветра.
Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что мы с ним нашли друг друга. Тело пробил ток, и сразу стало очень опасно. Складывалось впечатление, что замужество и ребенок мне приснились, а настоящая жизнь проходит здесь, в Питере, среди реки во льдах, красивой праздничной архитектуры на фоне серых клубов постоянной непогоды.
Он говорит, что никогда не встречал такую, с которой можно и про технологии, и про красоту говорить ночь напролет. Страсть была бешенная, постоянный бесконтактный секс глазами. Тогда я поняла, что красивее его глаз нет на свете, и что говорить ему об этом не стыдно. Его сводила с ума моя откровенность и честность. Мы были всегда вместе, не могли расстаться просто. Но не тронули друг друга, даже не целовались.
Они с пацанами снимали квартирку однокомнатную. Место мало, в кухне вообще не развернуться. Мы там все время толпились. Окна покрылись смолой от постоянного сигаретного дыма. Мы готовили себе макароны, пили чай с молоком, потому что отчаянно хотелось восточного тепла. Из алкоголя была дешевая водка, они научили меня записать её молоком, чтобы не пьянеть.
Однажды все разошлись спать, а мы сидели на кухне без света, окна выходили на Питерский проспект. Шел снег. Фонарь высвечивал игру ветра, поземка бегала по пустынной дороге. Мы сидели друг к другу близко - близко. Он играл что-то на гитаре, наверное, Цоя, а я смотрела на его красивый профиль, и мне хотелось насмотреться впрок с запасом на всю жизнь: всегда добрая улыбка, большие голубые глаза, густые ресницы, бархатный голос.
Такие ночи случаются очень редко в жизни. Может быть, у многих людей, они не случаются вообще никогда. Вечно холодный, серый, липкий воздух за окном, горячий чай из эмалированного чайника, и теплое плечо в белой разношенной футболке, на которое хотелось опереться всю ночь и всю жизнь.
Прилетая в Питер, первым делом ныряю в медленную жижу метро до Гостиного Двора. Выхожу на Невский и иду по нему, заглядывая в окна старых домов, наряженных вензелями, чтобы увидеть там себя и его. Узнать, что у нас все хорошо, мы все так же находимся вместе на кухонном пяточке из 6 квадратов, чайник закипел, а он также неспешно перебирает струны.