1 номер. (слушать Джоаккино Россини «Сорока-воровка», увертюра).
Шум- это публика волнуется, ей сейчас будут давать уроки красоты и стиля.
Кулисы шелохнулись, словно нижняя юбка. Дрожь перед выходом на сцену скорее охватила не актрису- но само здание старого театра. Это ему предстоит испытание, это ему осыпать с потолочных щек штукатурку в дрожи. Перемонтированный архитектурный репертуар, и на его шатких подмостках уверенная в себе женщина. Она тут живет и тут дышит, на ладан дышащим искусством. Здесь ничего с ней не может произойти- она у себя дома, она здесь хозяйка, она дирижирует и музами и г- рациями охраны, и публикой и оркестром и даже дирижером.
Аплодисменты. В концертном зале гул, люди это или этот дождь снаружи никак не понятно. Что же это за стихия! То одно, то вдруг переменяться оно на другое, то дождь "сочиться", то людской восторг "подкапывает". Подкатывает волна оваций, из за кулис выходит статная певица. Нежное сиреневое платье. " оттенка аммарант" ткань отливает почти в белое, на головке певице только крошечная диадемка.
Какое благородство! На героине почти нет макияжа, естественная красота, удивительное сияние, нежность кожи-отлив, бледность. Как все так строго и дорого. Видно что её природные данные не требуют какого-то подчеркивания. Они великолепны, порода и высокий рост, и голос, он высокий тоже. Что выше рост на коблуках или голос?
Вот она наступила на край платья, повалилась на бок. Замедленно статуйно, в конторпосте свалилась прима, больно ударилась щекой и виском о паркет. Медленно. Но зато при этом не было скабрезного вскидывания платья, "вздутий". Наоборот она плотно руками успела удержать схватить атласные края и прижать к бедрам. Падение без смягчения, почти с попаданием в барабанную ноту. Звук о паркет, барабанным эхом застыл в зале. Чтобы как то рассеять момент, ловко вступил-поддержал ритм и поделенный барабанщик. Оркестр понял и подхватил игру. Если падение, то тишина это не то что нужно. Не будем отпадать от музыки! Надо подуть, потереть "ранки", и вот оркестр дует и трет.
Публика в восторге, пока с достоинством крутясь, на коленях по полу, махая руками королева медленно встает. Но никак не выходит ей пока возвыситься над публикой, цепкий "пластырь" нижней юбки, не дает ей оторваться от пола.
Барабанщики продолжают ловко сглаживать своей дробью углы заломанных локтей. Крутя палочками юноши в жокейских шапочках вышли на сцену. Парни в этих ярких галунах приветствует красавицу сиянием глаз, красных носов и пугов. Закончив стук, барабанщики поднимают запутавшуюся диву. Громыхает увертюра. Сиятельное Тело уноситься.
2. номер.
Но артистка у самых кулис поборола складки, подобрала их. Отбрыкалась крутя плечами, отгоняя от себя назойливых "золотых мальчиков" -барабанщиков которые тащили ее за кулисы. Она останавливает их этих "золотых шмелей". На самом краю, и даёт публике уверенный знак, что всё в порядке, что она готова петь. Что ничего страшного не произошло. Это все "барабанный дуэт" и входит в номер. Она уверенным движением руки вытаскивают длинные заколки из своих волос. Ее скромная прическа превращается в буйство кудрей. Она продолжает быстрыми движениями и прищелкивает застёжки ниже. Отворяет их на своём платье из под него появляется прекрасная расшитая "крайолла" с оттенком "белого навахо".
Певица выпутываться из старого платья и предстаёт совсем в новом образе, она почти неузнаваема. Запихнула ловким выпадом ножки оставшийся на полу аммарантовый куль. Словно сброшенная змеиная кожища пища и с шипением проч в кулису уноситься этот ткано надорванный казус.
Толпа вновь готова рукоплескать, зал утихомиривается прекращает ерзать на стульях, и обсуждать конфуз. Момент порч!
Артистка смело шагает, через зал. Она восставшая из праха королевы - юная принцесса. Где-то на краю увертюры, она даёт дирижеру властным знаком, что надо ему заканчивать "это", и начинать играть другое. Пора начинать вступление к ее будущей Арии номер два. Будет еще один ее триумфальный выход. Дирижер начинает играть из Иоланты, но она мотает головой и дает ориентиры моргая левым ушибленным глазом.
(Слушать Винченцо Беллини «Норма» "Casta diva")
Льются учтивые звуки, а она тем временем встает правильной стороной к свету. Длинный выдох восторга, из множества, из множества. Перикачиваються бедрами. Застенчиво сверкают огромные юбки люстр. Она запнулась порвала платье, пала. Сорвавшимся смычком со струны хрустнуло всеми швами платье. Мелькнула нижняя юбка. Дива, водит бледными плечами. Зал передыхает. Женщина благородно достойно уходит под шелестящие, прекрасные струнные обрывки. Роняя нитки, и обращаясь к публике кивком головы как к старым добрым знакомым, уходит она в тень. Дама неспешно идет не прикрывая прорехи, уверенно и широко шагая. Широко и за сцену.
Оркестр тихонько переходит с новому не очень тихому вступлению. Надо дать время, прекрасному вновь покорить зал.
(слушать Рихард Вагнер - Увертюра к опере "Тангейзер")
3. номер.
(слушать Антонио Сальери опера "Вначале музыка, затем слова" Ария Элеоноры. )
Выползает как завораживающая змея оперная примадонна. Вот оно, яд искусства в бездну по каплям.
Прочь из головы эти моменты, порч! По паркету волочиться, томно шурша. Огромное длинное платье девушки дивы. Она выходит, она будет петь свою Арию. Теперь на не яркий макияж, умело скрывающий опухший глаз. Морской губкой белеет цветок в волосах. Какой невероятно длинный хвост, шлейф, петляющий алым брюхом хищной змеи.
Легкий гулл. Тонкая ленточка цвета Гелиотроп на шейке. "Это кулл"!
"Ализариновый красный", мерцает переходя в волну ее изогнутых в сарказме губ. Все эти прелестные надутости складок, надутости губ.
Какие то придонные напряженные звуки, все предвосхищение, все томление.
Перемены макияжа и платья происходит настолько быстро что прямо во время, прямо во имя этой красоты, не только оркестр бодрее шурует смычками, но и публика удивлённо встает с мест. Вот это командная работа Вот это превращение! Такая высокая причёска, и все за то время пока играл оркестр. Это всего лишь несколько минут, мгновений которые пролетели настолько незаметно. Сычами смотрят на это диво, тянув свои воротничные шеи оркестранты. музыка волнуясь затихает давая проходу величественной шуршащей благородством, посрамленной чести Дидоны. Но честь дивы конечно же не посрамлена. Вот они все элементы любви все слагаемые, верности зрителе. Словно крик к парусам Энея, о это красное платье, ализарин, снизу укутанный в тюле, газовое платье. Аля -зарин. Отрава сердец, отрава любви. Закусанная губа, аккорды что сейчас начнется.
4 номер.
(слушать Генри Персел - Dido and Aeneas - 'When I am laid in earth").
Протянула руки и упала. Даже было незаметно как кровь из носа вылетела струей на алую ткань. Она всего лишь влажная, растворившаяся в ализарине ленточка. Девушка опять упала. Как мал этот зал, всего пару тысяч человек. Вреде и ничего не произошло даже. Оркестр продолжил убыстряться меняя арию на вальс.
Великая сила движения. Оно крепнет она крепнет. Она та сила Которая спорит с самой музыкой. К она дергаясь готовится войти в это Полотно. Прорвать ткань написанных когда то великих нот, притащить в современность что то из тьмы веков. Так душа уже портретируемая наверное готова втиснуться в картину. Она уже не контролирует это процесс, так все стремительно, и оркестр загоняет ее.
Так все было быстро, как и скомканное платье шмякнулось, с вешалки. Подол скользнул свистящей змейкой улизнув в оркестровую яму сузившуюся до щели. И сама, сама под аплодисменты легко, скользнула за кулиски.
(Слушать Чайковский Франческа да Римини, Симфоническая фантазия, оп.32)С блестящими глазами горделивая, с носом тоже весьма внушительным и гордым. Публика похлопывает не к месту, но в нетерпении. Оркестр заканчивает приветственную "увертюру".
Ее умение двигать локтями помогает выбраться из за шторы кулис.
5. номер.
Вот вновь дива, дивно скользит на высоченных каблуках, с хрустом, о пол, выбивая лаки из щелей паркета. И оркестр тоже выбивает. на ней миниатюрное платье и высоченная люстрообразная корона королевы ночи. Звучит начало арии.
(слушать Ария царицы ночи Амадей Моцарт "Волшебная флейта" )
великолепная Корона переливается стеклярусом, по всему платью хрусталем перезванивают бусины. Воровски зажужжали скрипки. Она чуть приподняла край платья, на ней крепкие "упористые" котурны, с них никак не упадешь! Прожектор вылизывает ее. Она искрила, и люстры искрятся.
Давно уж наступает момент вступления человеческого голоса, но мотив нечеловечески прекрасен. дива не вступает в тот момент когда ей нужно петь, она улыбается. Ей нужно продраить наконец свои улыбки. Это Словное еще один кристалл воровски блеснул, Гридеперлево серо. Аплодисменты люты. Восторженное браво смущает и сбивает басы. Оркестр начинает по новой, потому что она раскланивается в зал и еще направо в зал. Зал, и особенно ложи в восторге никак не отпускает её, не даёт ей начать ложа с разволновавшейся золотой молодежью, там ладень хлопает неистово, отбивая такт о перило. Древесина скрипит. Она раскланивается раскладывается и ломает свою корону об пол, и смущаясь уходит. Бусины разлетелись по полу. Барабанщик в своем золотом костюме благородно уносит остатки короны. Обломки сияя свивают бусины ссыпаются благородной струей на паркет. Ох этот таинственный Гридеперлевый блеск.
(Слушать Шнитке вальс. Вальс "Агония")
короткий валь-фсон пролетел не заметно.
у певицы нет границ оно и колоратурное Сопрано и конечно же лирично мощное меццо-сопрано. В фойе наряженные служители разливают напитки.
6 номер.
Пока оркестр играет что-то другое. Публика скандирует свое. Дирижер покраснел и смущен. Шмыгает своим красненьким невнушительным носиком.
(слушаем Доницетти, Каватину Марии из оперы Г. "Дочь полка" "La Figlia Del Reggimento")
оркестр заводиться все гордевее и гордевея, первая скрипка выводит вокальную партию, пока все затаив дыхание смотрят на непринужденную и несокрушимую женскую красоту, и обаяния и одеяния.
Идет прелестница, качая бриллиантами. И пером на "кичке".
Дива выходит, появляется совсем в другом платье, с перьями на голове, юбка покороче. Она на разные стороны расклениваеться , кивает головой разводя руками. Посылает воздушные поцелуи.
Но подломалься каблучок пока она вертелась и раскланивалась.
Единственная кто не поражен, и не восхищен это другая. Это та кто то вне встает когда все вскакивают, и подпрыгивает когда зал тих, а то она вообще отворачиваясь от сцены смотрит в зал. Это чернявая соперница, с косой. С косой! Она не спокойная и все ищет кого то среди публики. На ней полосатый свитер, с горлом.
Свистит, партер, он как ветер в парусах старый театр несется, мечется на невиданного вдохновенья вздутых парусах.
Она идёт переодеваться, и это всё равно статно, под не стихающее, под выкрики и Аплодисменты. Она прекрасна, превликательна. Она так гордо прибавляет ходу. Публика довольна все горды, и уважают даже за это себя. Они стадно рады, она вернется.
(звучит долгий по Шерлок Холмсовски вдумчивый Ричард Штраус – “Метаморфозы”).
7. номер.
Да она. В боа, теперь перья! Впуск чего то нового, зал стонет вновь. Ее выход вновь триумф, колышутся каменья, это ониксовое ожерелье на гуди. Теперь работает корпусом, который до сей прекрасной поры был не задействован. но он внушителен, как и положено человеку у которого легкие это орудие работы. Все помня ее почти стеклодувное мастерство. В опере есть место всему. Гудеж, на хорах. Опять она собирается петь, но до открытия рта пока опять не доходит, в этот вечер другое. Но на ней шаль цвета "Шамуа".
(Слушаем Умберто Джордано La Mamma Morta "Андре Шенье" ),
Какие то цветы и словно они брызги на сцену, великий прибой. Она в волне оборок.
Как ее цыганские юбки на которые она все же решилась, трепещущий зал. Может эти "маты", как то сгладят падение, зачастившийся полет. Складки растелившиеся по полу ажурно цветочно и ладно, но только ноги не устояли. Но маты помогли уберечь в этот раз колени. Но губы. да и Синяк на глотке, то есть синяк на шее, закрыт был свалившимся бантом. На сцене! Теперь лишь бант, растопыренный цветок. Словно ее уменьшенная копия, а она удаляется.
(Слушаем Прокофьева- Пушкинские роскошества Waltz-Allegro meditativo in C-sharp minor, Op.120) ох этот русский вальс.
Коварная соперница пытается хихикать, не ее мужественно зажимают плечами соседи.
Овации переходят в ритмичный однотонный храп.
Вторая, та что вечно "рядом", топает ножками не в такт музыке, это предрасудительно, и ее полосатый свитер, торчит поплавком в монотонном ряду фраков. Завистница насупившись и сгорбившись сидит в своем кресле.
8. номер.
Она пританцовывая выбегает, с веером, плечи и шея. И все! Голова закружилась на миг, от сияния этих кружащихся люстр. Платье немного в стиле бохо. Какие-то занятные мы вязаные вставки какой-то налет этники и экзотических мотивов. Чудные ореховые браслеты. Она Немножко жеманиться, но этого капризного подхода требует образ. Все понимают.
(слушать Мусоргский Гадание Марфы. Мощная Хованщина.)
Вылетела из хоровода распласталась, и её окровавленная вата из носа тоже выпала. Но она успела и быстро за швырнуть носочками своего синего туфелька эти "тампоны" прямо в оркестровую яму. Оркестр, дрогнул чередой красных от пота шей, "низину" передернуло.
Подскакивали люстры. И выпрыгивали смычки из оркестрового провала. Контрабасы выпячивали свои шеи.
Ерзающий, от конца в конец зала дробный хлопот. Порывистые молодые люди повыскакивали с мест, этим воспользовалась "другая". Она подкрадывалась к сцене, к оркестру.
Соперница, вокалистки, ее завистница это с родителями на концерте маленькая девочка. От скуки возбужденной любопытством, она озираясь побежала вдоль сцены. Стала заглядывать в оркестровую яму. Попыталась запрыгнуть на край и свалилась вниз, оркестр замер. Зрители тоже за охали, сплошные сегодня падания, родители подбежали к краю бездны. Но оказывается что девчушка славно упала прямо на барабан. Все хлопают, хохочут. Выносят этот барабан на сцену всем показывает эту девочку. Зрители хлопают. Новая звезда улыбаясь торчит из порванного, промятого барабана.
Вот появляются Арки восхитительной укладки волос. Красавица выходит в прекрасном Вердепомовом платье. Она улыбается. рот и очень ярок, и сладострастно пылок. Зал встает. И казалось даже хрупкий дирижер вздрагивает словно в фотовспышке направленный в его маленькое лицо. Все поражены этой милой улыбкой.
Уныло покладистый дериж- жор, бесконечно что то под себя шамкающий, разве что только он в сомнениях, доползет ли он со своим сердцем до финала.
Плывет дива в изумрудном переливе шелков. Стразы взывают к влажной зелени мхов юга. Ее ног не видно, но понятно что она идет медленно "перетекает", потому что уже довольно сильно прихрамывает. Она кокетливо улыбается. И ее чувство юмора все оценили. И возвышает эта высокая самоирония. Но ведь в музыке себе она такого не позволяла, всегда была безупречна. Щеки ее белые лилии. Она сама флора. Что-то! как-то дела земные, все трясина. Она как то запутывается в своих нижних юбках, проваливается глубоко и негромко. Тонет как будто опускается в болото своего ярко зелёного платья, как будто уходит куда-то под сцену. Она лежит в этом платье славно в расходящихся, искрящихся волнах, словно в большой луже. эта лужа переливается бриллиантами словно ярко-зеленая ряска хлюпающий топи. Вердепомовый зов вод.
Всеобщая любимица Казалось бы да же этого не замечает, раскланиваться сидя на полу. Этого конечно не замечает влюбленная публика.
Зал всё равно предельно серьёзен и восторжен, но неистовствует хлопает, и особенно бушуют на сей раз люди где-то наверху на галерке прямо там такой слышен топот что даже сотрясается от этого зал. благородная публика слова Атлант держит всю эту шатающуюся земную "геллеру" на своих плечах. своими много трудными немногочисленными хлопками не переходящими встроенные аплодисменты.
Трубачи синеют бубонами щек. Дирижер скособочен, Он вкалывает, пальцы его дрожат, а она катается, катиться как солнце. Жра-жжор за пультом.
(Слушать Camille Saint-Saëns - "Danse Macabre")
9. номер.
Великая оперная единица, прима. Королева. Немеркнущая природа на ее граненых скулах. Возвышенное нечто в посадке головы изначальное в линии бровей. Ее природные черты, это как ей прекрасный голос, который тоже не нуждается в усилении. Платье плечи, и такая красивая одинокая прядь по спине, словно пружинистая леска в воды брошенная, в две бурных волы, и пена кружева. Горечавково-синий, да. Она пытается начать петь, но ее смущают, овеивают волны оваций идущего от публики жара, несколько раз она пытается начать, на зал все хочет приветствовать вот она просто закрывает глаза закатывает голову повыше, прямо за прекрасные скалы плеч, прячет это солнце. тянет подбородок. Вечная Минута настроя. Вся вытянулась в верх за подбородком. Туда, в вышину. Закрытые глаза видимо не позволяют сохранить равновесие. Я тута! Осказилась она.
И еще этот старенький дирижер "по пути в больнице", а лучше бы на пенсию. Это просто сдутый дирижабль.
Вновь рывок из за кулисье. Каясь заламывая руки.
Она обаяла и обонировала эту сцену. Быстрое дефиле. Видно что она работает над ролью, подходя к месту события. Работает руками, молотит воздух сгребая его в тучи.
(Слушать Джакомо Пуччини O mio babbino caro опера Gianni Schicchi)
На ее ногах какие-то это балетные белые тапочки, почти на пуантах, она перебежками двигается. Ее Хромоты совсем незаметно. Несется чтобы жалить. Она уверенно бежит крушить музыкальный ряд, крушить речитативом текст. Как оса она в лентах, вся в Георгиново полосатая узкая юбка, "горит". Но тем не менее кажется что оно взлетит сейчас as-iзаемо острая. а юбка эта лопнет не сумев остановить его полёт. Выявиться, вырвется жало белой ноги. Напористо она вступает, но опрометчиво поскользнувшись на прежде рассыпанных бусинах. Падает, усиленно. Не устояв на острее "ядовитого жала".
Оркестр переходит на длинноты вступления. Следующего выступления, нового номера ждет публика. ей оставляют время обсудить наряды.
(слушать Гендель сарабанда) Оторопь, окрест готовит следующее появление примы, неспешным торжественным древним танцем. Чтобы вне, торопей. Чтобы можно было выйти, достойно клоня головку. Томно и тонну эмоций рождая, она несет свой номер. Уверенно наверняка. Поступаясь немного амбициями, все ради зрителя и он понимает.
Сотрясая локонами и жемчугами, перемигиваясь декольте с зевом оркестровой жадной ямы, течет прима. Ей вторят музыканты, паром и Блестящим гигантскими жемчугами потных проплешин.
Дива трепеща умасленными плечами вплывает, в воздухе разливается аромат восточных благовоний. Гало концерт удался. Оба упали.
10. номер.
Кувыкнулься!
(опять слушаем Вивальди "Gelido in ogni vena" из оперы "Фарначе")
Дирижер уже не устоял на своих "не великих ногах" его аккуратно подмышки вынесли накрыв лицо платочком влажным и при этом покрытым слоем канифоли. Ножки его все еще дергались, дергались, еще дирижируя. Или аплодируя приме. Но оркестр не замешкался. Она сама эзотерика владычица жизней зала и сокрушение одного человечишка.
Старик повержен. Он упал один раз, а вставал три, но так не встал ни разу. Вместо него выскакивают на сцену молодой помощник с какой-то стрижкой, с какой-то причёской с начесом хохолком с длинным торчащим пучком волос. Тут же выкателься на длинных ногах, влетел, на изголовье оркестра, на помостик, постамент, рассыпая нотные листы, вскочил приемник -махало. И хватая в кулак высокую ноту первой скрипки, в сию секунду.
Он черный демон, она теперь дез-демона. И тоже не устояла, под ножами, упорной режущей музыки.
Гало вокруг головы. На ней асимметричное платье со странной линией талии, с полуночно -зеленым пятном с левой стороны. С безупречной линией плеч. Струящийся силуэт, пояс придающий акценту талии повязкой. Это повязка-кушак, и сыграла роковую свою роль.
(Слушать Totentanz, Франц, Лист),
громыхнул оркестр настраивая на серьезный лад, на грядущую уверенную поступь, она придет она героически вне сцены готовиться. Прошмыгнул по сцене кто то "в гейнсборо" неуловимый, стремительно собирая со сцены клочки и разметая гранулы и стразы.
Аплодисменты идут большими упругими пассажами.
10. номер.
(слушать) Дж Пуччини Ария Магды из оперы "Ласточка"
Пыл не остыл, она еще вся Рассерженная на скользкий пол на свой пот, на слезы восторга. О как сегодня принимает зритель! Вся в цвете "эллектро" о этот Гридеперлевый перелив. Он конечно отсыл, да он весь отсыл к будущим прекрасным моментам финала арии, сразу перед григовским проигрышем, никаких платьев, полных сюрприза складок, обманчивых подвязок. Приталенный силуэт Платье с баской. Только стройные ножки. Превозмогая боль утянутая бинтами, умилосерженная ментоловыми мазями. Сразу под бинтами и сразу после финальных аккордом. Начинается восхитительная ария. Наспех не угаданная оркестром. Дискретный механический ход музыки, раздваивающийся в две мелодии.
(наслаждаемся Альфредо Каталани Ebben Ne Andro Lontana, про робота "Валли" само собой.)
(Сицилиана из Сонаты И.С.Баха для флейты и клавесина ми-бемоль мажор (2 часть))
Сицилиана это такой неспешный танец он весь на покачивание их. Он весь такой боковой вот эта сицилиана совсем выходит боком.
Зал затаил дыхания от чувства пиобщености у великому, может в этот раз…
11. номер.
(Слушать Gabriel Fauré - Pavane, Op. 50)
Взмыленный Молодой режиссер, взмывает, он монтажер музыкальных сегментов, угольных брикетов. дирижер как кочегар накачивает уголовной пылью топку, он гонит руками потоки вибраций. "Ментальной" лопатой он сыпет прекрасное. Валторны, Трубы как гудки тепловозов, эпоху пара оркестр уверенно проскочил, впереди дизель. Немедленный уже ход. Звук симфонического оркестра ревет, он плотный, важнее всего этот громоподобный звук. Но она вышла и она заглушит его своим великим голосом. Все это знают. Да оркестр он как зверь, как железный, нет медный зверь. Его можно разогнать как двигатель, двигая дирижерской палочкой как передачей, раскалять, то что в коробке передач. в этой коробке театральной, заполненной визжащими шестернями рядов. звонкая мука. Намоленный зал оборотов, кипения. пар из немеленных нот, мука.
Красавица. Она зубаста и порывиста, полна достоинства знает себе цену и не уступит разлохмаченному юнцу. Псевдо волшебнику с палочкой. Разве сможет он с таким интенсивном давать по два концерта в день, да сможет.
Оперная певица очень оберегает свой репертуар. Она самая титулованная звезда этих опер, ее площадка огорожено, стеной из ее фанатов. Всех они забукают, всех забулькают. она единственная из живущих див такого масштаба. Она достояние мира. Желанный гость на всех оперных подмостках.
Воротничок стойки яркие накладные карманы, втачные рукава.Темная, тонкая талия подпоясанная блестящим ремнём. Томный излом рук. Азиатский расшитый Платок закрывающий разбитые локти. Платье "Чеонгсам" с высоким воротником и очень длинным вырезом провокационно уходящим куда-то за спину. Она та что посвятила себя музыкальной жизни этого пульсирующего по ее кларатуры шарика. Она как мать его забаюкивает.
Мастера световых эффектов творят чудеса в воздухе, даже задействована дым машина, чтобы артистка незаметно отползла.
12. номер.
(Слушать, и преслушиваться Герман Фридрих Раупах, "Altsesta" - ария. "Razverzi pyos gortani, laya" „разверзи, пёс, гортани, лая“,)
Уставшая изрядно благородная публика во фраках еле ворошит своими лапками. Что то еще хлюпает булькает в их ложах.
Ждут ее любят, паствой алчут, зрители прямо поклоняются приме
Овации ходят из конца в конец на предельной барабанной сложности, со стереоэффектом, с незабытой фанатской волной и перекличками. Браво кричит зал, бис. Паркет блестит цветом "Неожиданность дофина".
(слушать Samuel Barber - Adagio for Strings) Сэмюэл Барбер - Адажио для струнных
Биз. 13. номер. Грация нового времени и конечно же уникальная певица современности Тоже имеет эту арию в своём репертуаре. Это как раз ее номер на бис.
(Слушать Третья песня Леля из оперы Римского-Корсакова Снегурочка. Эту мужскую партию обычно поёт женское контральто).
Что то в горле ее булькнуло, и веже вечер удался, одну ноту она вреде все -же спела.
Краткое содержание. Ждут ее и любят, не смотря ни на что. Зрители прямо поклоняются оперной приме- паствой алчут. И вот она выходит петь, и запнулась и упала так и много раз, так и не спела эту Арию. Дама порвала платье, и быстренько всякий раз уходит переодевается. Всякий раз неожиданная драма. Но каждый раз звезда выходит снова, (успев переодеться в новое платье). А объявляют ее весьма торжественно. Так... Опять что то не так, то каблук, то распадаются бусы. То браслеты рассыпались, лопнули, и все драгоценное -арендованное катается на сцене. Концерт на одном дыхании. Так выходит номер за номером она как не в чем небывало. Артистка, только выходит и ничего "заявленного" не происходит, звезда не поет, но постоянно падает. А публика рада, но злорадствует, не веселиться, не надсмехается. Люди её любят, они всем довольны, они такие добрые, чуткие музыкальные зрители. Они все происходящее считают элементами новой оперной драмы.
La Clemenza di Tito: "Deh, per questo istante solo" Элина Гаранча