Ласковое лѣтнее солнце прощальными лучами скользило по улицѣ деревни, искрилось въ лужахъ отъ недавняго дождя, сверкало въ оконцахъ избъ.
Веселые лучи скользнули черезъ улицу и освѣтили покосившуюся избушку дѣдушки Макара и самого хозяина, морщинистаго старика съ вьющимися сѣдыми волосами и бѣлой же бородой, примостившагося на завалинкѣ. На лицѣ дѣда заиграла старческая лукавая улыбка. Глаза его, щурившіеся подъ лучами солнца, изъ-подъ густыхъ, клочковатыхъ бровей, добродушно поглядывали на франтоватаго парня, стоявшаго передъ нимъ, руки въ бока, что называется въ самой геройской позѣ.
— Эхъ, молодость, молодость! неразумное время,— говорилъ старый дѣдъ, покачивая укоризненно головой.— Ну, что, думаешь, срѣзалъ старика? Нѣтъ, малый, старый я человѣкъ, видывалъ виды, меня на кривой не объѣдешь. Шалишь!..
— Что-жъ, дѣдушка, скажите,— неправильно что-ль я говорю?— задорно продолжалъ Ванька Пестовъ или, какъ его прозвали по деревнѣ «Ванька неукротимый», молодой фабричный, пріѣхавшій къ матери на побывку.— Да вы, дѣдушка Макаръ Ивановичъ, головой-то не трясите: это и мы умѣемъ!— подмигнулъ онъ собравшейся на споръ молодежи — дескать, погодите, будетъ сейчасъ потѣха!..— Вы вотъ мнѣ, значитъ, наведите мораль на мои слова, вотъ это будетъ другая матерія.
— Ты, малый, не мели,— степенно возразилъ Макаръ Ивановичъ, съ прохладцемъ запуская заскорузлые, дрожащіе пальцы въ табакерку,— а лучше того.... мозгами пошевели, ежели имѣются. Ты вотъ въ городѣ понабрался чужого ума, съ чужого голоса и поешь. Думаешь, такъ кажинный тебѣ и повѣритъ. Ну, подумай, что говоришь-то, развѣ это правильно? Нешто это законно, у людей, да ихъ собственность, землю ихнюю, отобрать, да другимъ отдать?.. Потому, молъ, что она другимъ нужна!.. Развѣ это дѣло? Нужда, братъ, не законъ. Нѣтъ такого правила ни въ Божьемъ писаніи, ни въ Государевыхъ указахъ. За такія-то слова, думается мнѣ, недолго и въ острогъ попасть...
— И, что вы, дѣдушка?— перебилъ его разгорячившійся парень.— Совсѣмъ даже напротивъ. Очинно все это просто. Потому что, какъ, значитъ, земля вся Божія...
— Ну, ты погоди, погоди, милый, просто-то оно просто, а ты мнѣ все же толково скажи: по какому такому праву можно у человѣка его собственность, скажемъ, дѣдовскую или купчую его землю вдругъ это отобрать, да промежъ сосѣдей пораздѣлить. По моему, ужъ какъ начнемъ мы эдакъ чужое добро дѣлить, такъ мы тогда не православные хрестьяне будемъ, а развѣ грабители — англичане какіе-то, прости Господи! Тогда и крестьянствовать нельзя будетъ. Знай только, хорони отъ сосѣдей добро свое, а тамъ, оборони Богъ, далеко-ль и до душегубства...
— Да что вы, дѣдушка Макаръ Ивановичъ! Вы, видать, меня не поняли... Я вѣдь это не отъ себя сказываю. Все это самое я въ книжкѣ вычиталъ; неужли-жъ въ книжкѣ и будутъ врать?— бойко отвѣчалъ Ванька;— хорошая книжка,— умственная. Все про насъ тамъ, бѣдныхъ людей, обсказано. Какъ, значитъ, изъ насъ богатеи кровь пьютъ, какъ не надо себя въ обиду давать міроѣдамъ. Проле... пролетар... Эхъ, чертъ возьми! Слово-то какое, ажно не выговоришь... Пролеталіи, говоритъ, соединитесь... это, значитъ, противъ хозяевъ-то. Тоже и насчетъ земли дюже хорошо сказано... Какъ выходитъ она вся Божія, такъ и владѣй, значитъ, ею всякій, сколько въ силахъ... вотъ, говоритъ, тогда самой этой бѣдноты-то и не будетъ.
— Макаръ Ивановъ! а, Макаръ Ивановъ!— вѣдь малый-то какъ быдто и дѣло говоритъ, —сочувственнымъ голосомъ, нерѣшительно и мягко заговорилъ, почесавъ затылокъ, простоватый рыжій мужикъ лѣтъ сорока пяти, сосѣдъ Макара по избѣ.— Вѣдь, тѣснота съ землей-то, самъ знаешь, у насъ какая, курицу некуда выпустить, хлѣба на ползимы не хватаетъ, а вотъ у другихъ сплошь она пустуетъ. Вотъ и будутъ — у кого ея много, да пустуетъ она,— отбирать, да намъ, крестьянамъ, отдавать; тогда и поправится міръ крещеный. А сейчасъ, самъ скажи на милость, какая наша жисть? Стали бы мы развѣ отъ хорошей-то жисти сыновей нашихъ на фабрики, на чужую сторону посылать, кабы здѣсь было жить возможно?!.. А какая намъ отъ нея, отъ фабрики-то, корысть! Только что искалѣчитъ она человѣка, пьянству обучитъ, да за дѣвками какъ шмыгать, да отъ дома оторветъ. Вотъ мой Николашка вернулся, безъ гроша тоже пришелъ, забастовали у нихъ, сказываетъ, да вотъ эти самые разговоры и разговариваетъ... Думается мнѣ, что-жъ! може оно и ладно?..
— Да что ладно-то?— рѣзко оборвалъ его Макаръ Ивановъ.— Умная ты голова. О нуждѣ нашей кто спорить станетъ? Самъ знаешь, развѣ мало я отъ міра ходокомъ ходилъ, а сколько я разной земли перевѣдалъ-то, о вашей нуждѣ печалуясь? Завсегда совѣтовалъ я, гдѣ можно, купить землицы, благо банкъ помогаетъ, али выселяться на другія мѣста, кому по семейному положенію возможно, пока еще у Батюшки Царя свободной земли-то много,— а грабить, чужую собственность отнимать, нѣтъ на то Божьяго благословенія, такъ я говорю, по Божески-то...
— Вотъ и я, дѣдушка Макаръ Ивановичъ, тоже говорю,— зачастилъ словами парень.— Земля, значитъ, вся Божія, и никто не долженъ забирать ее себѣ въ собственность, а имѣетъ всякій полное право пахать и сѣять, сколько осилитъ, а больше ни-ни...
— Вотъ и выходитъ, Ванюха, что ты набрехалъ все — остановилъ его опять Макаръ Ивановъ.— Говорилъ, что все это изъ умной книжки вычиталъ, а выходитъ — это самое, что ты сказываешь-то, давно уже, какъ мнѣ вѣдомо, темные мужики въ дремучихъ лѣсахъ выдумали, да за выдумку-то эту, безъ малаго, чуть на каторгу не попали...
— Ишь ты, вотъ дѣла-то!— заговорилъ опять рыжій мужикъ.— Ты бы, Макаръ, не полѣнился, разсказалъ намъ все по порядку, какъ дѣло было-то. Вѣстимо, ты, родимый, много земли обошелъ, много народу видѣлъ, много и знаешь, а наше дѣло темное. Парни что?! извѣстно съ вѣтра говорятъ!..
— Что-жъ! разсказывать, такъ разсказывать. Я не прочь,— отвѣчалъ дѣдушка Макаръ.— Дѣло то какъ разъ къ примѣру подходящее...
Къ избѣ тѣмъ временемъ подошли еще другіе крестьяне и въ ожиданіи разсказа, столпившись вокругъ Макара Иванова, расположились, кто какъ могъ, на завалинкѣ и на травѣ.
— Вотъ, братцы,— началъ свой разсказъ дѣдушка Макаръ.— Помните, небось, какъ я годовъ пять али шесть тому, ходилъ въ В-кую губернію земли смотрѣть. Въ ту пору одинъ баринъ въ вѣдомостяхъ писалъ, что больно дешево удобную землю продаетъ. Ну земля-то тамъ для насъ оказалась неподходящая, одни лѣсныя заросли, чистой пашни и луговъ, почитай, что и нѣтъ. Лѣто — короткое, зимы — студеныя. Дѣло — намъ непривычное. Однако, мѣстовъ исходилъ я все же немало и посмотрѣлъ, какъ тамъ люди живутъ. Пришлось идти черезъ лѣса казенные, большіе — дремучіе; стоятъ лѣса-то сотнями верстъ и конца краю ихъ невидно. Вотъ въ такихъ-то мѣстахъ я и набрелъ на цѣлый рядъ лѣсныхъ деревушекъ, починками они тамъ называются. Стоитъ эта деревушка дворовъ такъ въ пять, шесть, стройка хорошая, вокругъ большія поля расчищены, разгорожены осѣками, по краямъ пни торчатъ обгорѣлые, скотины много ходитъ въ поляхъ, и люди живутъ въ довольствѣ, такъ что изъ года-въ годъ стоятъ скирды хлѣба не молочены. Спрашиваю мужичковъ:— давно-ль поселились? Чьи такіе будете? Какъ пишетесь? Да, говорятъ, мы казенные, только ушли мы со свово мѣста самовольно отъ тѣсноты да малолѣсья и здѣсь поселились, тоже никого не спрашивали. Земля здѣсь, говорятъ, Божія; нѣтъ у нея хозяина. Кто выжегъ да расчистилъ, тотъ и владѣетъ, всякій по своей силѣ мѣсто занимаетъ. Начальства здѣсь мы никакого не знаемъ. Ѣздитъ къ намъ разъ въ годъ объѣздчикъ изъ казенной дачи, такъ онъ человѣкъ хорошій; насъ не обижаетъ, да и мы его по мѣрѣ силъ награждаемъ. Удивился я этихъ ихъ порядковъ... Что-жъ, говорю, все у васъ благополучно? Да,— говорятъ,— до сего времени Богъ миловалъ; благополучно было, а теперь, съ тѣхъ поръ, какъ съ Вапаевыми-то попритчилось, стало намъ боязно какъ-то жить. Думаемъ въ казну объявиться, потому, какъ нѣтъ надъ тобою власти, выходитъ — нѣтъ за тобой и правовъ, а землю-то намъ за собой закрѣпить хочется, чтобы лихимъ людямъ не повадно было насъ обидѣть.— Не сталъ я ихъ больше разспрашивать, побрелъ дальше и вотъ попалъ я въ починокъ Вапаевъ. А Вапаевымъ онъ звался отъ того, что первыми въ немъ два брата Вапаевы поселились — Петръ да Егоръ. Объ нихъ-то и буду я сказывать.
Попалъ я къ нимъ въ вечеру. Еще до околицы не дошелъ, вижу, что-то неладно: поля не засѣяны стоятъ, скотина безъ призору ходитъ, на улицѣ народу не видно. Вотъ пошелъ я къ избѣ, которая понаряднѣе построена, постучалъ; нѣтъ отвѣта, а въ избѣ, слышно, разговариваютъ.
Наконецъ, кто-то выглянулъ въ оконце.
— Пустите, говорю, православные — странничка переночевать! А народъ тамошній добрый и простой. Прохожаго человѣка пустятъ вездѣ, накормятъ и ничего ни въ жизть не возьмутъ, потому народъ достаточный и Бога помнитъ.
— Вотъ стукнуло оконце, выглянулъ старикъ; лицо блѣдное, больное.
— Эхъ, добрый человѣкъ,— говоритъ,— не туда видно ты зашелъ. У насъ здѣсь горе безысходное, да и нужда горькая. Одначе, все же не въ лѣсу же тебѣ ночевать. Христосъ съ тобой, милый, войди, отдохни у насъ.
Вошелъ я... Изба большая, пребольшая. Много всякой утвари, одежи разной. Видно людная семья, и живутъ люди исправно; только народу въ избѣ всего дѣдъ да баба, да малыя ребятишки спятъ на полу.
— А гдѣ-жъ мужики-то у васъ, гдѣ народъ-то?— спросилъ я...— Дѣдъ только рукой махнулъ, перекрестился, и отеръ рукавомъ навернувшуюся слезу. И разсказалъ онъ мнѣ тутъ свое великое горе.
Было,— говоритъ,— насъ три брата, жили мы въ другой губерніи, по старинѣ, всѣ вмѣстѣ, дружно. Да семья стала ужъ очень велика; подросли у всѣхъ дѣти; сыновей женить стали. Вотъ и стало намъ тѣсно, а построиться силъ не хватало, за лѣсомъ-то у насъ за 50—80 верстъ ѣздить; да и въ землѣ стала недостача. Вотъ и надумали мы, два младшихъ брата, идти на новыя земли; а дорога-то сюда уже была ране проторена. Мнѣ тогда уже лѣтъ за 45 перевалило, брату Егору поменѣ. У меня два сына, жена. Старшаго уже поженили, да у Егора старшій женатый, да два подростка, и выходитъ наша артель,— съ бабами-то,— всѣхъ десять работниковъ. Двинулись мы сюда. Пришли въ лѣса здѣшніе, на землю вольную,— Божію, какъ мы въ тѣ поры думали. Выбрали мѣсто хорошее, стали работать. Вырубили большія, пребольшія лядины; на другой годъ выжгли ихъ,— посѣяли подъ высокую борону; построили два двора — одинъ мнѣ, другой — Егору. Хлѣба два сняли съ лядинъ, еще вырубили и выжгли, а потомъ и стали понемногу поля выкорчевывать, пни-то выворачивать. Выжгли на рѣкѣ пожни, тоже отъ пней очистили и такъ лѣтъ десять работали, не покладая рукъ; ходили, какъ угольщики черные. И вотъ, упорнымъ трудомъ всей семьи отъ мала до велика, отвоевали себѣ у лѣса поля и луга и стали, наконецъ, землепашцами на славу. Хотя и много мы положили нашего труда и пота въ эту землю,— мы старики-то съ Егоромъ и силу-то нашу въ ней похоронили, одначе все-жъ узнали мы наконецъ жисть настоящую — ровную и покой на старости лѣтъ. Сыновья у насъ всѣ въ полную силу вошли, да еще и дѣтей малыхъ наплодилось у нихъ цѣлая куча. Къ этому самому времени къ намъ подъѣхало со стороны еще пять хозяевъ, тоже съ семьями. Мы землякамъ обрадовались. Скучно намъ порой и боязно бывало среди дремучихъ лѣсовъ-то, далеко отъ другого жилья, да и сподручнѣе, думали мы, намъ будетъ съ лѣсомъ-то воевать. Сами указали мы имъ подлѣ насъ удобныя подъ лядины заросли и заливныя мѣста на рѣкѣ и отвели имъ землю подъ постройки рядомъ съ нашими дворами. Первые-то года по мѣрѣ силъ и помогали мы имъ чѣмъ могли, и зажили спервоначала дружно. Стали новые поселенцы съ лѣсомъ воевать, и пришлось переживать имъ трудные годы, какъ и намъ съ первоначало-то. Убираютъ ли они головни съ полей, пни ли выворачиваютъ, трудно имъ приходится; а мы смотримъ на нихъ, жалѣемъ ихъ сердечныхъ, а сами благодаримъ Бога, что для насъ миновала эта година, что поля у насъ чистые, луга ровные. Вотъ и сталъ тутъ нечистый сосѣдей мутить, новоселовъ, т. е. значитъ.
— Эхъ, скажутъ бывало,— поля-то у васъ какіе, глазомъ не окинешь, и пашня-то какая добрая! Вамъ теперь не работать, а лодырничать...
— А мы только ухмыляемся.— Поработали мы, молъ, довольно, голубчики, съ насъ будетъ... Черезъ силу поработали... Вотъ и устроили себѣ хозяйство, какъ быть должно, и дѣтямъ наслѣдство оставимъ доброе,— теперь ваша очередь, работайте вы теперь!
Помаялись они такъ-то года два-три, бьются они съ лѣсомъ, трудно имъ, а все пашни-то чистой совсѣмъ мало у нихъ, а людей-то у нихъ прибавилось знамо, дѣти подросли. Стало у нихъ работниковъ мужиковъ однихъ человѣкъ пятнадцать. И стало у насъ тутъ съ новоселами что-то неладно. Всѣмъ наши пашни да луга стала зависть ихъ одолѣвать, а силы-то у нихъ прибавляется, да прибавляется. Не чаяли мы, не чаяли, и вдругъ дождались съ ними великой бѣды. Вскорѣ какъ-то, послѣ Успенья, выѣхали наши землю пахать, подъ озими, значитъ. Моихъ два сына, да братъ Егоръ, да его двое. Выѣхало тоже и новоселовъ человѣкъ пятнадцать. Наше поле, извѣстное дѣло,— большое, да гладкое, земля навозная, рыхлая; а у нихъ, такъ кое-гдѣ есть чистыя полоски, а то все еще по выжженымъ лядинамъ, подъ высокія бороны приходилось имъ сѣять. Одинъ изъ нихъ,— озорной такой мужикъ,— Василіемъ Зайцевымъ звать, давно уже съ моими-то переругивался, а тутъ ѣдетъ рядомъ, да и блудитъ языкомъ-то.
— Вотъ господа сыскались тоже, паны какіе, чтобъ чертъ васъ побралъ! Намъ чернымъ мужикамъ лядины ковырять предоставили, а сами по мягкой, навозной пашнѣ работаете. Ишь какіе анаѳемы! Поле-то, поле у постылыхъ, глазомъ не окинешь! Черти! ?Діаволы!
Не выдержалъ мой Митрій.
— Хороша, говоритъ, Маша — да не наша, хорошо поле, да не твое, собачій ты сынъ!
— А почему не мое — оскаливъ зубы, загоготалъ Василій.— Вотъ захотимъ, выѣдемъ ваше поле-то пахать, и будетъ оно наше. Насъ ватага вона какая,— справимся. Васъ, Вапаевыхъ, давно поучить пора. Земля-то, слышь, Божія; никто вамъ на нее правовъ не давалъ, захотимъ, передѣлимъ всю поровну... вотъ и будетъ вамъ порядокъ.
— Что ты! что ты, безпутный. Опомнись, перекрестись, нечего пустое-то брехать — возмущался Митрій,— не знаешь развѣ, сколько мы труда положили, почти не дождались этой пашни. Старики-то, говорятъ, въ ней матушкѣ и силы свои оставили, да и мы немало костей наломали. Самъ, небось, видишь, что ее стоитъ отъ лѣса то отвоевать!..
— Ничего мы не знаемъ, да и знать намъ не для чего,— продолжалъ кричать Василій.— Какъ вы тамъ работали, мы не видали, а теперь нечего вамъ надъ нами пановать. Чья сила, того и земля. Не захотите поровну дѣлить, такъ мы васъ совсѣмъ съ починка сгонимъ.
— А вотъ попробуй, попробуй. Чертъ! діаволъ!— съ гнѣвомъ отвѣчалъ ему Митрій.— Не видать вамъ нашихъ полей, сами себѣ наживите добро. Нечего на чужое-то зариться.
Поругались, поругались еще новоселы, однако разъѣхались по своимъ поселкамъ; на этотъ день этимъ и кончилось. На утро съ сосѣдями на починкѣ дѣла тоже стояли неважныя. Пойдутъ бабы наши по воду,— новоселки ихъ обругаютъ, дѣтямъ и тѣмъ проходу по улицѣ не стало, а мужики ихніе ходятъ весь день безъ дѣла, хмурые такіе, и все о чемъ-то совѣтъ держатъ.
На третій день ссоры-то выѣхали это наши утречкомъ въ поле. Глядь,— новоселы-то всѣ на нашей пашнѣ работаютъ; раздѣлили на полосы и ходятъ за сохами, будто хозяева, будто наша пашня и впрямь имъ отошла. Свѣта Божія не взвидѣли Митрій и другіе наши мужики. Спервоначалу-то схватились словами усовѣщевать разбойниковъ; да тѣ намъ только въ глаза смѣются. Взялись наши тогда, кто за оглоблю, кто за слегу, да и пошли на новоселовъ.
— А! вы миленькіе, такъ-то,— закричалъ Василій Зайцевъ, ихъ коноводъ-то.— Лупи ихъ, ребята!— и въ нашихъ полетѣлъ градъ каменьевъ; видно загодя разбойники заготовили; а тутъ схватились новоселы-то тоже за слеги да за колья и пошло побоище. Сила на ихъ сторонѣ была, чуть не по трое на одного нашего полѣзли и избили они нашихъ до полусмерти. Разбитые всѣ въ кровь, еле ноги волоча, добрались наши до дому; и остались въ тотъ день пашни за новоселами, и разбойники до вечера пахали потомъ добытую нашу землю.
Обмыли раненыхъ-то, перевязали. Бабы ревутъ, дѣти тоже, а Митрій мой, самъ не въ себѣ, лежитъ это, глаза уставивъ впередъ, зубы стиснуты и ничего мнѣ не говоритъ, а лицо такое грозное.
— Митрій, говорю, что же намъ теперь дѣлать-то, куда намъ на этихъ разбойниковъ жаловаться, гдѣ намъ защиты искать?
— А некуда намъ жаловаться-то,— отвѣчалъ съ гнѣвомъ Митрій.— Земля-то вся Божья, сказывали вы; вотъ захватили мы ее сколько намъ надобно, лишняго не взяли, положили въ нее наши силы, думали на вѣки наша будетъ, анъ выходитъ иначе. Позавидовали намъ злые люди, осилили насъ, и пропали всѣ труды наши тяжкіе. Власти мы не знаемъ, нѣтъ у насъ правовъ и некому нашъ трудъ защитить, и не отъ кого намъ помощи ждать.
— Да какъ же это такъ, Митрій, говорю, сами мы люди царскіе, должна же намъ быть защита.
— Отъ этой-то защиты вы сами ушли, говоритъ.— Здѣсь правовъ тоже не искали, вотъ и дожили мы до грѣха. Была бы у насъ крѣпость или грамота царская, никто бы насъ тронуть не посмѣлъ. И выходитъ, вы, старики, неладно сдѣлали, такъ-то жить нельзя. Сейчасъ значитъ, кто осилитъ, того и право. Только не на такихъ напали, пока живъ — не уступлю..
Не спалось всѣмъ въ эту страшную ночь. Къ утру, слышу, всталъ Митрій, вышелъ въ сѣнцы, что-то повозился тамъ, позвалъ меньшаго брата, тотъ въ свѣтелкѣ спалъ, и пошли они къ брату Егору.
Вскорѣ тутъ бѣжитъ ко мнѣ невѣстка: „батюшка,— кричитъ,— съ ружьями въ поле пошли. Охъ бѣда, ой горе-горькое, что-то они задумали"!
Хотѣлъ я самъ до поля добраться, да ноги отказались, дошелъ до задворковъ, а тамъ упалъ и лежу. Прошелъ часъ времени, все тихо. Вотъ стали выѣзжать въ поле новоселы. Скоро тамъ послышались крики и ругательства, а потомъ раздались сряду три выстрѣла. Поднялся страшный вой, а за нимъ опять крикъ.
— А такъ, вотъ вы какъ! Вы людей убивать стали,— вопили новоселы,— и въ полѣ пошла рукопашная, не люди, а звѣри, будто нападали другъ на друга, потомъ все стихло. Но скоро крики и ругательства послышались уже около самаго селенія. Что то волокли по землѣ. Несли то убитаго Василія, а сыновей своихъ и племянника Ивана тащили связанныхъ.
Послали новоселы тутъ въ село къ старшинѣ, поближе которая волость отъ насъ была. Оттуда дали знать въ станъ къ слѣдователю и началась волокита.
Два раза наѣзжали сюда слѣдователь да полиція, дѣтей моихъ и племянника Ивана забрали въ тюрьму; они и посейчасъ тамъ сидятъ. Забрали тоже и двухъ новоселовъ. Бабы ушли повидать мужей-то въ городъ. Вотъ и остались мы, старики съ малыми дѣтями. Земля стоитъ непаханая, необсѣянная, и что съ нами будетъ и подумать страшно. Пужали съ начала каторгой, а теперь, пишутъ, въ арестантскія роты нашихъ то присудятъ... Наказалъ насъ Господь! послалъ на насъ бѣду великую, неисходную.. Такъ закончилъ свой разсказъ старикъ Вапаевъ.
— Вотъ теперь, братцы, видите вы, какъ далась Божья-то земля — продолжалъ дѣдушка Макаръ Ивановичъ! Видно безъ нерушимыхъ-то правовъ, что указами царскими подтверждаются, наши труды, нашъ потъ и кровь обезпечить нельзя. Повѣрьте мнѣ, старику: святыя права эти никогда не слѣдъ трогать. Тронешь чужое, и твое все поползетъ прахомъ и рушится. Дай же, Господи, чтобъ и впредь права наши стояли крѣпко за царевы законы.
— Такъ какъ же это, дѣдушка, выходитъ,— заговорилъ неувѣренно Ванька,— для чего же это въ книжкѣ-то облыжно написано: „Соединитесь пролеталій", земля вся общая и не долженъ никто...
— Заладилъ ты, Ванюха, пролетатели да пролетатели, и слово-то какое чудное, должно быть не русское. Оно може у нихъ тамъ, за границей-то вашей, и есть самые эти пролетатели-то, попросту сказать такіе, что совсѣмъ въ трубу пролетѣли, шутилъ дѣдушка Макаръ,— пустые люди, значитъ бездомовники, вотъ какъ у насъ, къ примѣру, у которыхъ избы-то стоятъ по годамъ заколочены. А мы, еще, слава тебѣ Господи, какъ ни какъ сидимъ, на своей землѣ держимся. А будемъ о дѣлѣ радѣть, какъ надо быть, на помощь земскую, да царскую опираючись, такъ може и совсѣмъ свою нужду справимъ.
— Да вотъ оно дѣло-то какое,— сказалъ съ чувствомъ, вздохнувъ рыжій.— А съ книжкой-то какъ же дѣдушка? Выходитъ, значитъ, она пустячная.
— Съ книжкой-то?— переспросилъ Макаръ Ивановичъ.— Книжки-то, милый ты мой, на бумагѣ печатаются, а бумага, говорятъ, все терпитъ. Даже самый пустой человѣкъ, къ слову сказать, настоящій-то „пролетатель" и тотъ всяко написать можетъ. Вотъ и долженъ каждый самъ мозгами-то пошевеливать. Слова-то, милые, словами и останутся. И ладно сказано, а жизнь-то, глядь, свою суровую правду иначе скажетъ. Вотъ и сказалась эта правда у Вапаевыхъ на починкѣ, такъ-то добрые люди!... А твою книжку, Ванюха, полагаю я, на цыгарки раскурить слѣдуетъ — вотъ что!
А. Аксаковъ.
[Сельскій Вѣстникъ, 1905, № 59, стр.2-4]
Подписаться на канал Новости из царской России
Оглавление статей канала "Новости из царской России"
YouTube "Новости из царской России"