В 1991-92 годах отец Гаррика прописал его в Гатчине, - подпитерской резиденции Павла.
В комнате бабушки, в коммуналке.
Так началась череда наших автотуров на зелёной 'ниве' в Питер основным составом: Гарри, я и Марья (иногда добавлялись другие друзья).
В первый раз мы приехали в Питер на поезде и ещё пару часов добирались до Гатчины на элке. Короче, устали с дороги.
Но войдя, наконец, в дом, где ожидает вожделенный отдых и крепкий сон, мы сразу поняли, что нам не рады. Помещение обдало нас душным клубом зловония.
Когда зелёная волна тухлятины проползла сквозь нас дальше в полумрак коммуналки, и глаза перестали слезиться от рези, мы разглядели помещение. Первая моя мысль была: чтобы навести в ней порядок, сначала нужно тут всё взорвать. Допотопная мебель забита и завалена медленно разлагающимся хламом. Обветшалые занавески на окнах прорвались под тяжестью пыли на них.
Смело распахнув двери гардероба, мы и не ожидали, что нам навстречу взметнётся облако моли, и не знали, что её может быть так много в одной отдельно взятой комнатёнке.
Но до вечера ещё была пара часов, и чтобы не остаться тёмной ночью в этом террариуме, мы принялись живо выносить весь хлам на помойку. Мы были молодые и энергичные, а помойка была близко и совершенно пустая («Так не бывает!»- скажет житель мегаполиса, но подождите). Вскоре на помойке уже лежала гора битой молью одежды из шкафа, старые матрасы и прочая рухлядь, когда мы приступили к выносу стеклянных банок со старинными запасами, хранившимися в спецограждениях за окном.
Эти запасы – отдельный натюрморт. Хранились они явно давно. Я не археолог и не умею определять возраст и образ жизни вымерших предков по остаткам из их мусорных ям, поэтому нам не удалось идентифицировать содержимое банок. Да и не хотелось, - аппетит подавлялся зловонием в комнате, которое хоть и несколько развеялось, но всё же присутствовало. Даже под слоем окаменевшей пыли было видно, что все банки неопределённо-бурого цвета. Плотная и вязкая консистенция того, что (или кто?) было закупорено внутри, надёжно защищалась совершенно ржавыми крышками.
Запасов оказалось много, и они были тяжёлыми. Поэтому наша первоначальная резвость слегка замедлилась. К тому же мы были сконфужены интересом к нашей акции (или флешмобу) со стороны местных жителей, которые потихоньку начали возникать вокруг помойки.
Каково же было наше удивление, когда спустив вниз очередную порцию бабушкиных запасов, мы увидели, что помойка уже почти пуста, и вокруг неё возрастает нездоровый ажиотаж, и со всех сторон прибывают всё новые клошары*, как в «Триллере» с Майклом Джексоном. И уже совсем было неловко, когда жадные костлявые руки нас встречали у самого подъезда, надо отметить, деликатно или даже интеллигентно, вынимая банки из наших рук с хриплыми возгласами: «Огурчики!», «Варенье», «Гибочки». "Так это же готовое вино!» - ликовал какой-то нетерпеливый счастливчик, откупоривший один из баллонов .
Впрочем, это как-то разрядило обстановку, мы почувствовали, что делаем важное дело. Это придало нам сил, и мы быстро закончили свою тяжёлую работу и приступили к холодильнику.
Холодильник. Как странно, что я не упомянула о нём, -а ведь он первым встретил нас, когда мы только вошли в комнату. Сейчас, спустя 25 лет после описываемых событий, я понимаю, что моя память вытеснила всё, что связано с разгрузкой и мытьём холодильника. Скажу только, что он был выключен. И ёще, что он был источником зловония. Ведь мы с Марьей были совсем юными девушками, выросшими под мамиными крылышками, и сроду грязной работой по дому не занимались, - не пришёл ещё тогда наш звёздный час. Короче, в том, что мы вымыли этот холодильник, было что-то очень доблестное и героическое.
Всё выбросили, всё вымыли, и, оставив открытыми настежь все окна, довольные, пошли и сами проветриваться до наступления темноты в Гатчинском парк.
Перед сном в коммуналке нас ждали ещё какие-то забавности с принятием омовений и газовым водонагревателем на общей кухне. Этот агрегат мы видели впервые в своей жизни, инструкцию нагуглить ещё негде было... Не суть! Глубоко за полночь мы таки улеглись спать. День был долгим, тяжёлым, перенасыщенным.
Кажется, я только погрузилась в тревожное небытиё, как в замочной скважине входной двери заскрежетало. Мы с Марьей подскочили, как ужаленные. Гарр сдержанно напрягся тоже. Мы замерли, напряжённо вглядываясь сквозь черноту комнаты в сторону входа. Ещё несколько скрежещущих оборотов, и дверь распахнулась, смутно освещая две застывшие на пороге фигуры: большую и маленькую. Немая сцена. Никто не кричал. Щелчок тумблера освещения. И радостный выдох двух голосов: «Игорёчек! Вот так сюрприз!!», «Светка!».
Оказалось, что двоюродная сестра Игоря с дочкой Анечкой приезжала в Гатчину поработать на дачный участок и пришла ночевать, как обычно в таких случаях, в бабушкину комнату. Быстро познакомились, сгруппировались и угнездились: мы с Марьей втроём на одной кровати, Светка с Аней – через стол на другой.
Следует отметить, что наши предки в царской России были явно аскетами, - ширина кроватей едва ли превышала 1м 20 см. Но не сидячие, на том спасибо.
А ещё оказалось, что Светка – прирождённая болтушка. Нет, первые минут сорок после фразы «Спокойной ночи!» я думала, что она очень соскучилась по братику, поэтому так торопится рассказать ему всё, что произошло с тез пор, как они не виделись. С тех долгих-долгих-долгих, очень долгих пор. Но когда началась захватывающая приключенческая история про бывшего мужа и развод, случившийся…когда-то, - в общем, - я всё поняла.
Из уважения, Марья, я и Гаррик полусидели в кровати, повернув головы в сторону оратора, и не перебивали старшего. Но осознав, что это надолго, мы стали потихонечку сползать на подушку и кемарить. Первым уснул Гарр, когда внезапно на середине фразы про негодяя-мужа, Света вдруг спросила: «Ну, а как ваша кошка поживает?» «Кошка-кошка!!» - зашипели мы на бедного Гаррика, щипая его за бока. Он тут же принял исходное полулежачее положение и ответил почти не заплетающимся языком: «Кошка нормааально!»
***
Ночи весной в Питере – белые, и вскоре в комнате стало светло. Света рассказывала не только в темпе Александра Невзорова, ведущего программы «600 секунд», но ещё и в полный голос и по ролям, очень эмоционально. Короче, нам дико хотелось спать, ведь рано утром нас ждали наполеоновские планы. Но такой возможности не представлялось. От тоски и безысходности мы с Марьей мысленно зашивали прорехи в серой оконной тюли.
Но вот, Светин голос стал замедляться, между словами появились паузы и вскоре она засопела. В дырах занавесок блестело солнышко. Мы были юными и энергичными, солнечные лучи нас взбодрили, и мы с Махой начали потихонечку возиться и хихикать. Тогда Гарр страшным шёпотом пригрозил, что если мы сейчас же не угомонимся, он спросит Свету про мужа. Мы угомонились.
Наступило утро, мы засобирались в Питер, накрыли к завтраку стол, - всё это, конечно, под нескончаемые Светины истории. И вот тут ружьё, наконец, и выстрелило!
«КУРИЦА!!!» - вдруг вскрикнула Светка, метнулась к выключенному холодильнику, (вымытому накануне нашими девичьими ручками), и распахнула дверь. Пусто. Пауза. Все взоры направлены на холодильник. И тут сестра, после полусекундного раздумья, откидывает крышку морозилки.
Вот оно! Знакомый нам со вчерашнего дня густой серо-зелёный клуб вони медленно и нагло заполняет всё пространство (и, кажется, время) коммуналки. Света достаёт синенький трупик и какой-то брикет, относит и кладёт это в спецограждение за окном, с брикетом возвращается за стол и с полной невозмутимостью предлагает:
« Игоряша, будешь шоколадное маслице? А почему?», намазывая себе бутерброд.
***
Позже, познакомившись ближе с этой энергичной, яркой, неунывающей женщиной, одной вырастившей прекрасную дочь, я узнала ещё одну семейную байку.
Байка
Толенька (Светин папа) спрашивает младшего брата Геньку (папу Гаррика): « А, вот, у вас в семье кто говноед?» «Ну. я, наверное»,- подумав отвечает Генька. «А у нас – Светка!!!»
Вот такая история. 1993 год.
*Клошар - франц. clochard «нищий»