Два следующих дня Маргарита промучилась от того, что родилась женщиной, а не мужчиной. Потому что если бы она была мужчиной, то имела бы тучу возможностей, одна из которых – полное право звонить первой кому угодно. То есть не кому-то, а конкретно Кириллову, который исчез совершенно, и она даже не знает, долетел ли он до России. Но она родилась женщиной, а значит, имеет только одно неоспоримое право – сидеть и ждать. Или просто сидеть, не ждать, жить своей жизнью. Но это-то как раз и не получалось. На работу только через три дня, и она заранее радовалась тому, как эти дни использует: съездит к Светке с итальянскими подарками, расскажет про поездку, с аппетитом выслушает новости, которые обычно накапливаются, если ты куда-то выезжаешь. Может быть, даже выберется на дачу, где всегда любила бывать в одиночестве. И вот на что она их тратит…

«Ну почему, почему он не звонит?» – в отчаянии думала Маргарита, в который раз принимаясь наводить порядок в шкафах. Начала было сочинять разные причины, но тут же бросила, расстроившись еще больше. Впрочем, то, что он пропал, ее не очень и удивляло – им обоим нужна, просто необходима пауза, передышка, время подумать… Тогда не надо было обещать! Смутная догадка больно кольнула ее и даже заставила вздрогнуть: значит, все эти планы – поездки к Светке и на дачу – имели смысл только тогда, когда есть Кириллов, а если Кириллова нет, то и планы бессмысленны? Вот это-то и было сейчас хуже всего: не то, что он не звонил, а ее отношение к этому. Как назло, не звонил не только он – телефон молчал решительно и глухо, откровенно демонстрируя ей безразличие всего мира.

К вечеру второго дня, вычистив квартиру до блеска и измучившись совершенно, она вдруг очнулась, оделась, накрасилась и неожиданно для себя поехала к мужу в мастерскую: утром он обмолвился, что осталась масса мелочей, а рук не хватает. Приехала и пожалела, что приехала: мастерская превратилась в небольшой цех, где слаженно работали сразу шесть человек – ученики и коллеги мужа, а дирижировала процессом Васильева. И так легко и ловко у них шла работа, что Маргарита немедленно почувствовала себя лишним, чужеродным элементом. Уходить сразу было неудобно, оставаться – неприятно и без надобности. Пришлось остаться и вступить в беседу с Ниной, которая (вот наглость!) принялась предлагать ей кофе, будто бы она была здесь хозяйкой. От кофе Маргарита отказалась, хотела было подойти к мужу, но он так долго с кем-то спорил по телефону, что, прождав минут десять, она направилась к двери, проклиная всё на свете и себя в первую очередь. Зачем только поехала? Ни за чем. Начала суетиться, метаться и сбилась с такта, как бывает всегда, когда невозможно оставаться в бездействии.

Без меня он, во всяком случае, не пропадет, – неопределенно и почему-то вслух сказала она себе в лифте, и эта мысль о муже (что вообще можно врозь), впервые облеченная в слова, а значит, имеющая право на жизнь, совсем не показалась неестественной.

На другой день звонка не было тоже – да Маргарита и не ждала уже. Она впала в какое-то оцепенение и тяжелую задумчивость, которая, однако, очень мешала. Приехали обещанные москвичи, Валерины коллеги, и просто необходимо было быть любезной и заботливой хозяйкой, а она то и дело роняла вещи, забывала мелкие просьбы и подолгу молчала, не в силах ожить и встрепенуться. Оставить в это время дом оказалось никак нельзя – пришлось звонить Толстоброву и договариваться еще о трех отпускных днях. Тот легко согласился и был так рад ее звонку, что она немного оттаяла, подпиталась этим нечаянным вниманием, чуть расслабившись, стала рассказывать о поездке и даже вскользь спросила, не искал ли ее кто-нибудь. Нет, не искал.

И не думал искать.

А может быть, что-то случилось? Ведь бывает же, что что-то случается. Эта мысль тут же исчезла, не выдержав критики. Да ничего не случилось, сказала она себе, миллионы людей заводят короткие романы для отдыха и развлечения. Это как рассказ, как стих, в конце концов. Бывают эпопеи и романы, а бывают рассказы. Ее роман с Кирилловым – рассказ. Рассказы не имеют продолжений.

Почему-то эта литературная ассоциация подействовала, и Маргарита ожила, задвигалась и наконец-то вспомнила, что завтра – открытие выставки, а она не подумала о том, что наденет. Вторая спасительная мысль была о парикмахерской… Как она могла забыть об этом! Выражаясь Валериным языком, мегеры, то есть жены коллег, явятся во всеоружии, так что завтра ожидается еще и выставка жен.

Когда-то Маргарита очень любила эти «выставки жен», точнее, ей льстило без труда быть самой-самой и снисходительно принимать знаки внимания. Физически ощущая всеобщее восхищение, она расцветала, делалась сильнее и свободнее. Но сейчас ситуация изменилась. Многие художники обзавелись новыми женами, значительно моложе себя, а молодость, как известно, всегда вне конкуренции. Не то чтобы она собиралась конкретно с кем-то соперничать – упаси боже, но очень уж не хотелось выглядеть поношенной усталой теткой. С вечерними нарядами в этот раз она решила не связываться и, порывшись в шкафу, выбрала простое голубое приталенное платье клеш с глубоким вырезом и рукавами три четверти. Голубые шпильки и сумочка у нее были. Нашлась и бижутерия, купленная года три назад в Испании, – колье и браслет из серебристого металла с фианитами и какими-то ярко-белыми камнями. Всё вместе это выглядело славно, потому что маскировало то ужасное состояние, из которого она всё еще не могла выбраться, но которое вовсе не собиралась демонстрировать окружающим.

– Экий у тебя девчоночий вид! – восхищенно заметил Валера, когда она примерила всё это перед зеркалом.

– Не коротко?

– Да что ты – по колено. Чего-то я не помню это платье. Я в нем тебя напишу.

– Ты никогда не помнишь…

– Ага. Мегеры не уснут всю ночь.

– Ты думаешь?

– Ага. Но почему бижутерия, почему не кулон с бриллиантом, который я, помнится, дарил тебе в прошлом году?

– В позапрошлом. Не хочется что-то, не знаю…

– А скажут: муж не покупает.

– Ты преувеличиваешь значение моего внешнего вида.

– Ладно, как хочешь, всё классно.

«…Раньше в таких платьях на выпускные ходили или на танцы», – подумала она, мельком оглядев себя в гигантском зеркале у гардероба выставочного зала, и осталась довольна ненавязчивостью, оттенком ретро и нестандартностью собственного образа. Парикмахерша долго колдовала над ее волосами, словно небрежно распущенными, и эта небрежность явно удалась. Недоставало чего-то самого важного. Беспечности, настроения – вот чего. Как сказала бы Светка, в таком платье с девическим смехом между березками бегать, а не на мероприятии торчать. Но где ж этот смех сейчас взять? Перебьетесь. Маргарита поправила волосы и, максимально естественно улыбнувшись знакомым, с которыми столкнулась в гардеробе, направилась к экспозициям.

И действительно, ее, в общем, непритязательный наряд настолько выбивался из общей массы традиционных вечерних платьев и костюмов, что невольно приковывал к себе внимание. Она понимала и чувствовала, что этим слегка раздражает, но не только не собиралась смягчить это раздражение, а наоборот, с какой-то даже веселой злостью радовалась ему, будто это раздражение окружающих могло излечить или хотя бы уменьшить ее неутихающую боль. Впрочем, здесь, на выставке, эта боль словно бы заползла куда-то внутрь и дремала, но не угасла, не стихла, а лишь затаилась, саднила потихонечку, ждала подходящего момента, чтобы вновь развернуться во всю ширь. Маргарита очень уставала от нее, как устают от всякого продолжительного стресса.

Валера сюда уехал чуть свет и вместе с Васильевой занимался мелкими техническими вопросами, оставленными на последние часы. Она знала, в такие моменты его трогать нельзя, и потому держалась автономно, что было и комфортнее, и легче.

Маргарита любила этот не новый, довольно скромный, но просторный выставочный зал – здесь картинам было уютно, а человеку – спокойно, и даже претенциозные люстры не нарушали простоту и сдержанность интерьеров, призванных служить достойным фоном для достойных работ. Народу было и в самом деле немало. Многих она не знала, многих знала, но сейчас ей больше всего хотелось потеряться в этой толпе хотя бы вначале. И – сперва по необходимости, а затем с удовольствием и азартом – она рассматривала интересно составленную экспозицию.

Играла музыка. Муж неизменно приглашал на свои выставки знакомых музыкантов, и Маргарита давно окрестила их «еврейским оркестром». Это в «Вишневом саде», устраивая вечер накануне продажи имения и надвигающегося конца, Раневская приглашает еврейский оркестр, отчего-то врезавшийся Маргарите в память, – картинки совпали, и этот оркестр стал таким же «еврейским». Она ходила от картины к картине, внимательно вглядываясь в них, хотя многие знала наизусть. Картина в мастерской и картина в экспозиции – совершенно разные вещи. Эта разница и была любопытна. «Интерьерная живопись» занимала чуть больше половины. Значит, Валера настоял на своем и выставил то, что считает нужным, а не то, что просил Генрих. Правильно: теперь или никогда. Остальное пространство занимали работы, написанные, как выражался муж, после ночных прогулок с фонарем по лабиринтам подсознания. Эти вещи, за редким исключением, она видела впервые и сразу испытала шок. В них не было ни благости, ни покоя, ни созерцания… Средоточие гордого духа, попытка осознания себя в попытке осознания мира, и главный вопрос сорокалетних: тварь я дрожащая или… Она не взялась бы пересказывать сюжеты этих работ, да их в полном смысле слова и не было: кусок какой-то уходящей за горизонт стены, а за стеной – танцующие люди; молодые женщины с вычурными зонтиками в руках, парящие в небе, поджав ножки; лавка старьевщика; триптих «Лестница», где скомканные невзрачные люди пытаются преодолеть подъемы и спуски невероятных пролетов американских горок; тетраптих «Зеркала»… Ничего подобного до сих пор муж не писал. И когда только успел? Ведь она совсем недавно была в мастерской – кажется, ничего этого не было…

Если текст понравился, поставьте, пожалуйста, лайк. Подписаться на канал можно Здесь. Карта Сбербанк 4276 4900 1853 5700

Продолжение здесь:

Женщина вокруг сорока. Повесть. Глава 17

Женщина вокруг сорока. Повесть. Глава 18

Женщина вокруг сорока. Повесть. Глава 19

Женщина вокруг сорока. Повесть. Глава 20

Женщина вокруг сорока. Повесть. Глава 21

Женщина вокруг сорока. Повесть. Глава 22

Женщина вокруг сорока. Повесть. Глава 23

Женщина вокруг сорока. Повесть. Глава 24

Другие публикации канала:

Дневник пионерки. Жизнь в СССР. Биографический роман