Эта фраза кажется мне такой простой и верной, словно это ключ, который я всю жизнь искала. Она принадлежит Ивану Тургеневу. Один из героев его великого романа любил княгиню и подарил ей кольцо с камнем, на котором был изображен Сфинкс, и сказал ей, что она для него загадка. Через некоторое время она умерла, а перед смертью отправила ему то кольцо - Сфинкс был перечеркнут крестом - и с кольцом фразу: "Крест - это разгадка..."
Недавно я имела сложный разговор с тремя женщинами, которые считают себя очень праведными. Они надеялись одержать верх, и меня это удивляло: неужели они не понимают, кто перед ними находится? Да, они не знали, что я художник... И одна из них сказала с усмешкой: "Это просто слова!" На что я ответила немедленно: "Слова - самое главное, что есть в жизни."
Она испуганно посмотрела на меня, потому что вспомнила о том, что Христа принято называть Богом Слова. И Слово стало плотию, и обитало с нами, полное благодати и истины. Это из Евангелия от Иоанна.
Я говорю верные вещи. Я хожу на Причастие по воскресеньям и праздникам. Я говорю правду на Исповеди. Моя черная длинная монашеская юбка так красива, словно...
Вспоминается: "Но все это ложь... Что-то случилось, но нам ничего не сказали. Женщину в зрительном зале бросила в дрожь. Книга открыта на самой последней странице. Сколько все это продлится? Целый день дождь."
Я еще сказала тогда: "Главное в жизни - причащаться Святых Христовых Тайн." В этом и состояла суть спора с той женщиной по имени Мария. С ней и еще двумя семидесятилетними старухами я пекла хлеб для Богослужения в тот день.
Началось с того, что она сказала, что не ходит в Храм ни в праздники, ни даже в воскресенье. Меня это совсем не удивило. Помню, незадолго до моего отъезда из Питера отец Феодосий с амвона говорил об этом явлении и называл его - "бытовое христианство". Как я понимаю, смысл в том, что эти люди считают себя настолько праведными, что им не в чем каяться, а Причастие для них просто... условность. Наверное, это слово уместно здесь. Эти люди придерживаются мнения, что достаточно однажды в жизни прорваться на Причастие, чтобы после смерти... ну, вы понимаете. Это я называю: "С чемоданами в рай." Помню, моя maman провозглашала это.
Кстати говоря, я видела ее недавно. Я видела ее в Храме. Она пыталась заговорить со мной несколько раз.
Но у меня нет сил об этом рассказывать. Слишком долго, скушно и страшно.
Я о другом хочу сказать. Просто для себя - чтобы потом перечитывать. В том разговоре с женщинами и я произнесла следующее: "Потомоу что никто не женится на женщине, которая бьет земные поклоны и ходит на Причастие по воскресеньям." Они посмотрели на меня так, будто позади меня сверкнула молния...
Через несколько дней было Воздвижение Креста Господня. Одна из трех пришла на праздник - Антонина. Когда увидела меня - сильно испугалась, мне стало ее жаль. Мне казалось, в ее глазах я так прекрасна, так молода, так сильна, так правдива... Будто я грозный Ангел, в облике человека вошедший в ее жизнь. Ангел, который говорит истину. Временами мне становится страшно. И я думаю, что скоро умру. Я так им и сказала тогда на кухне - но только с еле слышной иронией. В следующий четверг я снова буду говорить с ними о смерти. Это будет третья встреча.
А в первый раз они подумали, что я человек безответный.
Еще одна фраза из того - важнейшего в моей жизни! - разговора: "А вы думали, что будете меня оскорблять, а я буду у вас прощение просить?!" И сказала это с таким презрением, с такой злобой, что меня саму это поразило.
Но сильнее всего меня... меня просто ужаснули глаза старухи Валентины, которая долгое время притворялась божьим одуванчиком, а когда мне удалось хорошо заглянуть ей в глаза вместо ответа - она стояла очень близко, и я увидела в глубине ее глаз правду о ней, она испуганно воскликнула: "Нельзя быть такой!"
Да, это было страшно. И еще: когда Мария спросила меня о возрасте, и я сказала, что мне будет тридцать три, Валентина вдруг мерзким насмешливым голосом закричала: "Возраст Христа!"
Они не верят в Него - в этом все дело. Ужас в том, что при этом они изображают из себя верующих. И еще - им скоро умирать.
Дальше помещаю небольшой кусок текста из "I left my house without my coat (По дороге в Эммаус)":
В тяжелой мантии торжественных обрядов,
Неумолимая, меня не встреть.
На площади, под тысячами взглядов,
Позволь мне умереть.
Чтобы лился на волосы и в губы
Полуденный огонь.
Чтоб были флаги, чтоб гремели трубы
И гарцевал мой конь.
Чтобы церквей сияла позолота,
В раскаты грома превращался гул,
Чтоб из толпы мне юный кто-то
И кто-то маленький кивнул.
В лице младенца ли, в лице ли рока
Ты явишься — моя мольба тебе:
Дай умереть прожившей одиноко
Под музыку в толпе.
Марина Цветаева
лето 18-го:
Так ты живешь, пытаясь разгадать смысл происходящего, пытаясь понять, что значит ветер с юга...и вдруг происходит что-то очень страшное. Странная встреча, которая напоминает тебе о существовании темных сил, и тебе ясно, что противостоять их планам невозможно, но никто не ограничивал твоей свободы. Так бывает, а потом становится как прежде, ведь все лишь иллюзии, миражи. Как странно.
Сегодня над Питером ослепительно белые сумерки. Как я хочу быть здоровой, покупать вечерние платья, ходить на концерты классической музыки.
...............................................................................................................
Летний Сад с недавних пор представляется мне местом, попав в которое, можно пройти одной из его аллей в совершенно иную реальность, в которой прежде не был. Хорошо начинать день с прогулки по Летнему Саду.
конец весны, лето 18-го:
Вот лежит предо мной на столе Святое Евангелие. День только начался. Сегодня Духов день. На Финском заливе сейчас такая красота... В ресторане с видом на море и песок сидит за крайним к пляжу столиком призрак меня.
Любите ли вы сорные травы? Я любила всегда, их много в Сибири. Отец давал мне деньги с десяти лет, я стала покупать сигареты, в то время Новокузнецк был пустынным городом, я жила в лучшем месте его центра - рядом с рекой, рядом с дамбой, за которой начинался печальный и страшный огромный парк, а если уйти к западу вниз по реке, перейти в особом месте посуху ров (для этого нужно было спуститься в него) и пробраться через дыру в заборе, тогда глазам открывался ужасный пейзаж мертвых озер. Мне всегда было страшно ходить на отстойники. Все мое детство рядом с домом шла стройка - дома быстро взлетали ввысь, но прежде там была огромная пустошь. Она тянулась вдоль объездной дороги, которая шла вдоль дамбы.
Заросшая тернием, эта пустошь с каждым годом отдалялась от меня новыми домами, и я ходила на край пустыря вечером в сумерках курить сигареты и думать о будущем.
О доблестях, о подвигах, о славе... Но молодость еще не прошла, мне напоминают об этом постоянно художники и Священники. Монахи и нищие.
Июнь. Ветер северо-западный. Дневник стал обрывочным, о многом я не успеваю сказать, потому что редко и так мало пишу. Некоторые вещи нужно будет вырезать. Так странно, что я не могу завершить этот текст, и это совсем на меня не похоже. И уже лето в городе. Мой друг Митя читает мне вслух роман Купера "Следопыт или на берегах Онтарио". Я любила этого героя в детстве так сильно, что воспоминание о той любви кажется страшно печальным. И помню, что я не могла перенести, принять реальности жизни этого героя, о которой рассказали мне последующие о нем книги - утраты молодости, изменения состояния северо-американских лесов.
Никто не назовет его мечтателем. Натти Бампа представляется мне героем настолько сложным, что понять его можно, лишь зная ту жизнь среди лесов. В романе "Следопыт..." раскрывается тайна его одиночества - читая его, я узнала, почему он так и не женился. Дочь сержанта вышла замуж за другого. И на всю жизнь запомнилось мне огромное озеро и форт на берегу. Еще - зеленая блуза Следопыта, теперь я уже не забуду о ней, но все эти годы не вспоминала, но лисью шапку я помнила. И то, что повествователь говорит, что в его лице нет красоты.
"Старался я вместе с другими чтить бога на гарнизонный лад, но так и не пробудил в душе ту светлую радость и сердечную теплоту, что сами приходят, когда я бываю в лесу наедине с моим богом. Там ты стоишь, словно перед лицом творца: все вокруг так свежо и прекрасно, словно только что вышло из его рук, и никто не донимает тебя премудростями церковных вероучений, которые только сушат душу. Нет, нет, истинный храм — это лес, здесь твои мысли свободны и воспаряют даже выше облаков."
...............................................................................................................
Текст, давно обещанный и все еще незавершенный, внушает мне временами ужас, и я не могу писать. Жизнь слишком сложна, и ее нельзя передать точь в точь. Помню, как на осенних каникулах я, пятнадцатилетняя, приехала в гости к сестре в Новосибирск, и, сидя одна в ее пустой квартире, взяла лист бумаги и поставила себе цель - записать поток моего сознания. Я повернула голову вправо - там за окном росла рябина, снегири порхали с ветки на ветку. Я задокументировала это, а дальше мне стало ясно, что угнаться за собственным воображением совершенно невозможно, используя те бедные средства, которыми я обладала.
Теперь я знаю, что нужно говорить лишь о самом главном, что объединяет меня со всеми людьми, что делает меня подобной снежинке, которая неповторима.
...............................................................................................................
Сегодня с утра болела голова, в Питере жара и духота. Я в том состоянии, когда скучно думать о смерти. В городе много иностранных туристов. Вода в каналах очень низкая. Дом напротив моего рабочие красят в белый цвет, и мне это не нравится. Пожелтевшие листья падают с деревьев. Художники пьют водку на жаре, вчера выпила с ними. Всё собираются меня выдать замуж. Художница Наталья хорошо пошутила вчера: "Для таких, как вы, она слишком молода, а молодые все... бедные."
Священники пристально наблюдают за мной. Они боятся моего исчезновения. А я давно решила смотреть на них так, словно последний раз в жизни.
В кого я превратилась? Лишь индийское пальто отражает ту печаль, которая наполняет меня. Это одежда странника, который должен умереть однажды ночью - спящий под забором.
Вся перенесенная боль и пролитые слезы видны на моем лице. Но меня печалит не темнота у глаз... но прежде всего смерть моей собаки и неудачи художника. Незавершенный роман...
Иногда необходимо укусить саму себя за руку и продолжать путь. Помнишь ли ты город богов, безумный город на берегу той реки, которая дала нам бессмертие? Скоро кончится лето и, быть может, не наступит уже никогда, или нет - жара будет продолжаться, пока не высохнут реки, и тогда этот город наконец опустеет, и я останусь в нем одна. And if he left of dreaming about you...
................................................................................................................
Печальнее всего в моей болезни то, что я почти лишена возможности писать и рисовать. Не означает ли это, что все мои труды были напрасны?
Я пью кофе каждый день и сжигаю по сто сигарет. Длинный-длинный день все продолжается, ему нет конца. Пойти к художникам? Я устала быть с ними. Помню, один князь говорил о своих мечтах, о городе, таком как Неаполь, и в нем шум, жизнь...
У нас там водопад был, небольшой, высоко с горы падал и такою тонкою ниткой, почти перпендикулярно, — белый, шумливый, пенистый; падал высоко, а казалось, довольно низко, был в полверсте, а казалось, что до него пятьдесят шагов. Я по ночам любил слушать его шум; вот в эти минуты доходил иногда до большого беспокойства. Тоже иногда в полдень, когда зайдешь куда-нибудь в горы, станешь один посредине горы, кругом сосны, старые, большие, смолистые; вверху на скале старый замок средневековой, развалины; наша деревенька далеко внизу, чуть видна; солнце яркое, небо голубое, тишина страшная. Вот тут-то, бывало, и зовет всё куда-то, и мне всё казалось, что если пойти всё прямо, идти долго, долго и зайти вот за эту линию, за ту самую, где небо с землей встречается, то там вся и разгадка, и тотчас же новую жизнь увидишь, в тысячу раз сильней и шумней чем у нас; такой большой город мне всё мечтался, как Неаполь, в нем всё дворцы, шум, гром, жизнь… Да, мало ли что мечталось! А потом мне показалось, что и в тюрьме можно огромную жизнь найти.
Иные души и в четырех стенах справляются с врагом... Но если враг был мне другом, а потом опять стал врагом... и становится ясно, что никогда он не был особо ко мне расположен. Ты, меня любивший фальшью истины и правдой лжи... Христос сказал, что нет в нем истины.
А ты, душа, усталая, больная, о счастии твердишь в который раз... что счастие?..
Когда-то мне казалось, что десять тысяч рублей - это большие деньги, и что мне достаточно для счастья съемной квартиры на канале Грибоедова, рядом с Сенной. Мне хотелось всегда, глядя в зеркало, видеть красоту. Она не оставляет меня, но изменилось ее лицо. Внимательный взгляд, о котором писала Анна Андреевна, теперь кажется мне пугающим, совершенно безжалостным, и я вспоминаю слова Блока: "Для иных ты - и муза и чудо, для меня ты - мученье и ад."
Теперь, именно теперь, я стала той таинственной фигурой, которую, увидев, люди провожают взглядом с чувством, которое они называют мистическим. Я стала человеком, которого они хотят видеть в монастыре, и не хотят встречать на улице. Они, может быть, даже считают, что я не должна уже никогда ходить по улице, узнав ту жизнь, которой живут монахини.
.........................................................................................................................
Я хотела высечь из камня огромного Сфинкса с мои лицом. Создать в этих текстах образ человека, достойного восхищения...
Чудесный отрывок, не правда ли? Мне он очень нравится. Сейчас ночь, конец сентября. Осень в Сибири так печальна, что я не могу этого передать. В моей жизни происходят очень важные вещи, и все, все сходится к человеку в черном клобуке, который считает дни до встречи со мной. И я поневоле начинаю ждать новой встречи и вспоминаю со странным чувством его черный монашеский плащ.
Вглядитесь в него... Посмотрите, как он отличается от других.
Словно Прометей, прикованный к своей горе... Он обречен жить так, как ему скажут. Рядом с Храмом есть спуск к реке. Наверное, иногда, переодевшись в простую одежду, он уходит этой дорогой вниз и гуляет по каменистому берегу... Теперь взгляните на Епископа.
Какая сила, какая красота... Мне сразу стало ясно, что он все понял. И не осудил своего ученика. Только влюбленный имеет право на звание человека. Эти слова Александра Блока всегда казались мне удивительными. Я не знаю, как сказать лучше...
Там есть еще эти: "Ведь я - сочинитель, человек, называющий все по имени, отнимающий аромат у живого цветка."
И сочинитель все подчиняет одному - он должен писать текст, пусть даже ценой собственной жизни, и все вложить в него, - всю свою печаль, всю свою любовь... Текст, не предназначенный никому. Уже просто - для вечности.