"Вот уже осень щекочет ноздри, По листьям скачет её ржавая конница..." Так описывает деньки, что пролетают сейчас за окнами, бородинский поэт Леонид Рыжов. Доскачет осенняя конница до 5 октября - вот и День учителя. И самое время вспомнить своих педагогов.
Жертвы на алтарь школы
Русский язык и литература... Для многих учеников это любимые предметы. По крайней мере, так было в советское время, когда я училась. Они вроде и лёгкие, и увлекательные, особенно литература, но двоек по ним было не меньше, чем по математике. Как всегда, многое зависит от личности как ученика, так и преподавателя.
Учителем русского языка и литературы была моя мама. В который раз слушаю я рассказ Людмилы Андреевой, и каждый раз от её слов в груди щемящее чувство.
Моя собеседница намного старше меня. Она не училась у моей мамы, но так случилось, что несколько уроков Полина Васильевна Олейник заменяла их преподавателя и разбирала с ними "Слово о полку Игореве", которое тогда - в начале 1950-х - ещё было в программе школы. Старославянский язык... Такой стариной веет от одного этого словосочетания!
- Полина Васильевна своим звучным, певучим голосом читала нам "Слово" вслух - и всё было так понятно, будто он нам знаком, этот старый язык! Такая выразительная манера чтения... Я очень жалею, что не она была у нас в классе преподавателем литературы.
Людмила на всю жизнь сохранила это своё восхищённое удивление тем, что можно так красиво и ясно читать, причём на языке уже почти неизвестном. Она нисколько не жалеет, что после школы училась на инженера-кораблестроителя, но говорит, что тайная мечта - стать бы ещё лингвистом и изучать старые языки, подобно старославянскому - всегда жила в её душе с той поры, когда она в школе слушала "Слово о полку Игореве".
Кстати, когда я дошла в школе до предмета "литература", то этого "Слова" вместе со старославянским языком в школьной программе уже не было. Жаль.
А как вспоминала Валя Суслова... Она из довольно большой семьи, самая младшая, по-моему. Все их ребятишки были смугловатенькие, хорошенькие, чёрные волосы ложились на их бедовых головках своенравными кольцами (как у Ленина-мальчика, чей бюст стоял в нашем школьном вестибюле).
По прилежанию к учёбе, похоже, разброс был у них сильный. Старшая девочка, Люба, училась очень хорошо, и потом сама стала учительницей. Средние ребята - мальчики - уже сбавили по сравнению с сестрой в успеваемости, но были достаточно рассудительные (я сужу о них уже по тому, какими степенными они стали взрослыми). А вот Валя... Своим раскованным характером она, наверно, "оторвалась" за всех. С детства. И такой по жизни пошла.
Но вот через десятки лет, встретившись со мной, она рассказывала мне об уроках Полины Васильевны и читала с выражением наизусть:
- Над седой равниной моря ветер тучи собирает. Между тучами и морем гордо реет буревестник, чёрной молнии подобный...
Я растерянно смотрела на неё:
- Вот это да!
А она вспоминала:
- Полина Васильевна в начале урока нам скажет, чтобы мы вели себя тихо, так как у неё болит голова, и шум ей очень мешает. И мы сидим - тишина! Муха, если пролетит, то, как самолёт: "Ж-ж-ж!.." Пишем, а дверь приоткроется, и директор в неё голову просунет - очки на носу (тут Валя очень похоже изображала Ивана Иосифовича Елисеева), глядит, а мы - ноль внимания! Работаем! И дверь опять закроется... Мы звонок-то не слышали, так её слушали. Её все так уважали - и взрослые, и дети. Мы как встречаемся, с кем раньше учились, то лучше всех помним Полину Васильевну. Она была величавая такая, и добрая, душевная. Я своим детям по памяти школьные стихи читала, и они так на меня удивлялись...
Удивительно, как темперамент бедовой Вали Сусловой выдерживал уроки строгой Полины Васильевны, но с других уроков её частенько выставляли из класса в коридор. А там школьные технички, пока идут занятия, делали влажную уборку. Так они, уже зная, почему эта Валя по коридору шастает, иногда "как шваброй запустят..."
Но она не унывала: для поднятия духа могла пойти к директору школы домой (он тогда при школе жил) и "просила - дайте конфету!".
- И давал? - потрясённая, спрашивала я.
- Давал,- довольно отвечала Валя.
Ну что ж, смелость города берёт, не только конфеты.
И рада была я их рассказам, и в то же время ощущала какую-то грусть. Оттого, что маме моей всегда было очень некогда. Вечера не хватало, прихватывалась ночь: на проверку тетрадей, на составление планов... Она в школе была больше, чем дома
Ольга Мартынова (в детстве Крючкова), тоже учительская дочка, вспоминала, что иногда отец водил их с сестрой на обед в столовую, так как мама - преподаватель русского языка и литературы в школе N 64 Анна Александровна Крючкова - не успевала его приготовить. Причина: приоритет школьной работы над домашней.
Так работали тогда. Не все, конечно, но ответственных и преданных своему делу работников было достаточно много. И не то что семьёй они не дорожили (дорожили, да ещё как!), только вот приходилось класть её в виде жертвы на алтарь школы. Хорошо ещё, что мужья были такие терпеливые.
Если моя мама получила диплом учителя и начала работать в военные годы, то Анна Александровна приехала в посёлок Бородино, где уже жила и работала её старшая сестра Татьяна Александровна, в послевоенном 1947 году.
Анна не имела никакого специального образования (лишь 10 классов), но очень хотела работать в школе. В районо пошли ей навстречу, взяли в качестве учительницы начальных классов. Может быть, сначала для пробы. Но она показала, что достойна быть педагогом. И осталась в школе навсегда, то есть до выхода на заслуженный отдых.
В самом деле, Анна Александровна очень любила заниматься с детьми и делала это не только с профессиональным старанием, но и от всей души. А пединститут она позже закончила заочно.
Какие могут быть споры?
Меня русскому языку и литературе учила Надежда Яковлевна Ульянова. Как приняла наш класс после начальной школы, так и вела до выпуска.
Она приехала в посёлок Бородино в 1951 году, после окончания пединститута. В курс дела вошла быстро. Но добрым словом вспоминала тех, у кого ей довелось перенимать практический опыт, в первую очередь Полину Васильевну, которая тогда была примером для молодых и ценилась за "прекрасное владение материалом и классом".
Пришла я к Надежде Яковлевне, как теперь понимаю, где-то уже несколько "готовой". Благодарить за эту "подготовку" надо мою маму. Нет, она не занималась со мной. Даже на летних каникулах, когда у учителей был отпуск, и, казалось бы, можно побольше побыть со своими детьми, всё крутилось в её учительской голове вокруг школы - заботы о методической литературе, подготовка каких-то планов... И вообще на лето скапливалось столько дел...
А я, ребёнок, крутилась возле маминого стола с лежащими на нём толстыми "общими" тетрадями, в которых писались планы уроков, сборниками диктантов и изложений, хрестоматиями по литературе и стопами ученических тетрадей для проверки.
И я читала, как книжки, эти сборники изложений, объёмные хрестоматии (а что - ведь там были отобраны самые лучшие тексты - тот самый "золотой фонд"!), и потому все упражнения в моих уже личных учебниках по русскому языку были мне потом отчасти знакомы, как говорится, "мы с ними где-то встречались".
И ещё сказывалась хорошая база, заложенная в четырёх начальных классах нашей первой учительницей - спасибо Анастасии Александровне Лысенко.
Надежда Яковлевна была, на мой взгляд, очень жизнелюбивой: любила праздновать, встречаться, общаться, обожала слышать, что ей благодарны, что её помнят и уважают. В средней школе N 64 она проработала с 1 сентября 1951 года до самого её закрытия в 1984 году.
Что же я помню о ней с того далёкого школьного детства? Не очень-то и много. Детям взрослые всегда кажутся большими и даже пожилыми - сорокалетние для нас уже были "у-у-у..." какими. Главнее тогда было другое качество - строгий учитель или нет.
Но всё равно в детской памяти запечатлелось, что Надежда Яковлевна была небольшого роста, ладненькая. Её одежда была всегда подобрана точно по фигуре - никакой "балахонности", равно как и "обтяжки". Всегда в туфельках на каблучках (каблучки "учительские" - небольшие, устойчивые, но были).
На голове Надежда Яковлевна, как и многие другие учительницы, делала популярную тогда "химию", или, как шутливо называли эту модель причёски, "а-ля баран". Но баран барану рознь, и тогдашний учительский "барашек", как правило, содержался в аккуратности и строгости, согласно статусу хозяек.
Тут вот следует вставить про нас, учеников. В нашем классе, по общему признанию, дети подобрались хорошо воспитанные и умные. Разумеется, мы не были идеальными, но с 1 "А" и по 10 "А" наш класс считался "сильным". Вот только к нам постоянно приходили и несколько портили нас переростки-второгодники. Да, это тоже были, как теперь говорят, "они же дети". Но эти деточки часто "бузили", а то и вовсе срывали уроки.
Конечно, у опытных учителей, таких, как Надежда Яковлевна, не сорвёшь, но некоторых молоденьких учительниц эти юные бузотёры и до слёз доводили. И веселились, а у меня до сих пор "кошки скребут на сердце" за те учительские слёзы: ведь доводили-то хороших, которые очень старались и урок вести интересно, и к детям относиться по-доброму. Ученики должны бы отвечать тем же - так нет, надо плюнуть доброму человеку в душу, чтобы при отсутствии ума хамством "победить".
И вот помнится, что Надежда Яковлевна этим "победителям" не только выговаривала, но ещё и кулачком грозила. И такой её кулачок, вроде бы взрослого человека, был маленький, пухленький, и так она его забавно сжимала, что мы всем классом начинали прыскать со смеху, видя несоразмерность этого женского кулачка с обликом тех, кого им "пугали".
Я не помню, чтобы Надежда Яковлевна сильно повышала голос, тем паче кричала. Но говорить она могла и мягко, и жёстко, а если что хотела отстоять, то и неуступчиво. Это я уже взрослой как следует оценила. В школе оценить в полной мере мне мешало воспитание. Ведь мы тогда какие были: прав учитель или не совсем, но он - учитель, и уже поэтому он всегда прав. Какие могут быть у ученика с ним споры? Вот именно, никаких!
У Надежды Яковлевны был сынишка Андрей. Он был младше нас и очень хорошенький, и мы, когда видели его с ней, восхищённо шептались: "Вон Андрюша Надежды Яковлевны..." И чувствовалось, как она его сильно любила... В жизни так у неё сложилось, что муж рано умер, и впоследствии сын, к сожалению, её тоже опередил.
Но вернёмся в школу. Я не могу сравнить Надежду Яковлевну с другими учителями-филологами хотя бы потому, что я ни у кого, кроме неё, не училась. И не помнится, чтобы её кто-нибудь замещал. Не получается вспомнить и какие-то особенности её преподавания.
Читала ли она нам вслух? Я спрашивала у одноклассников - они, как и я, припомнить этого не смогли. Но зато я отлично помню, как она умела слушать! Все педагоги, конечно, бывают довольны успешными ответами учеников, но такого выражения лица, как у Надежды Яковлевны, лично я не помню ни у кого.
Она при этом могла слегка улыбаться или не улыбаться, но - светилась просто! Она действительно была искренне рада моим ответам и, в сущности, рада мне - вот такой ещё юной и скромной. Это я помню и ощущаю до сих пор так же, как помню чувство некоего смущения от её взгляда и от её голоса, которым она произносила: "Пять, Катя".
Помню, как мама вечером дома поведала, что Надежда Яковлевна всем, кто был в учительской, расхвалила мой ответ: как, мол, Катя, сегодня на уроке очень хорошо отвечала - даже Б. (второгодник) рот открыл и молчал! Слушая маму и представляя учительскую, я вся сжималась от смущения, хотя, конечно, когда хвалят - это намного лучше, чем когда ругают.
Вот, кстати, тоже "привилегия" учительских детей: у них не надо вызывать родителей в школу - сразу, на ближайшей перемене, в учительской при всех про тебя "всё будет сказано!".
А тогда, на уроке литературы, тема-то была какая - Пушкин!
Вот, наверно, один из методов преподавания Надежды Яковлевны: она биографию поэта поделила между учениками: каждый должен был подготовить выступление по какому-то периоду жизни классика.
Мне достался лицейский. Да это же чудо, а не период! Я то и дело вставляла в свой рассказ стихи и закончила строфой:
"Разлука ждёт нас у порога,
Зовёт нас дальний света шум,
И каждый смотрит на дорогу
С волненьем гордых, юных дум!"
Лицеиста Александра Пушкина на его выпускном экзамене видела я перед собой, а не этого Б.!
И ещё. Мы ведь как должны были отвечать? Звонко, чётко и обязательно "с выражением", а "не бубнить себе под нос". Так нас учили. Потом, взрослея, многие перестроились на более проникновенно-приглушённое чтение, а я до сих пор читаю, будто у доски.
"А Пушкин всё же лучше!"
Помню сияющие глаза Надежды Яковлевны на экзамене в восьмом классе. У нас тогда экзамены были дважды - за восемь классов и за десять (на аттестат). После восьмого сдавали устный экзамен. Никакие вопросы в доставшемся билете меня не смутили - на всё ответила правильно, а стихотворение "Кавказ" (опять же Пушкин достался!) я с искренним удовольствием и, конечно, с выражением "врубила" так, что члены экзаменационной комиссии на меня смотрели, как, наверно, тот второгодник Б. когда-то.
А Надежда Яковлевна сияла! Вот какие у неё подготовленные ученики! Она не сказала мне ничего (это ж был экзамен), но вот остался в моей памяти на всю жизнь спектр лиц за экзаменаторским столом - в центре пронзительно смотрели на меня директор и ещё кто-то не из нашей школы, а справа, с краю, лучилось лицо моей преподавательницы. Ответы других своих одноклассников я слышать не могла, но уверена, что наш "сильный класс" не подвёл её.
Помню, в старших классах мы писали много сочинений, причём не только по программе, но и по отдельным произведениям, в частности, взятым из популярной тогда "Роман-газеты".
Помнится ещё, как она иногда говорила с нами о предстоящей взрослой жизни, давала напутствия. А затем переживала за наши судьбы и после школы.
Она не теряла со мной связь все годы, писала мне письма, поздравительные открытки. Искренне жалела, что я не пошла на факультет русского языка, и даже первые годы выговаривала моим родителям за меня:
- Вызывайте Катю сюда, что вы её куда-то запровадили! Мы ей тут поможем подготовиться и поступить на филологический...
Но потом её бунт стих, ведь время шло, и у Надежды Яковлевны появлялось всё больше и больше бывших и настоящих учеников, возможно, более сильных, чем были мы. Среди её питомцев есть такие, что стали учителями, в том числе преподавателями русского языка.
Есть даже поэты. Пусть малоизвестные, но тем не менее они издавали и присылали Надежде Яковлевне книги. Она же с радостью принимала и гордилась подаренными ей экземплярами с признательными автографами.
Вернувшись после многих лет в родительский дом в конце девяностых, я как будто заново знакомилась со всеми. Жизнь сильно изменилась, и все люди изменились. Причём не только внешне, на мой взгляд. Или, может, у меня вдали от родных мест чудесным образом сохранялся тот ещё детский пиетет по отношению к старшим, и особенно к школьным учителям, а теперь я была уже взрослый человек, далеко не та Катя-ученица, которую, наверно, хотела бы по-прежнему видеть Надежда Яковлевна.
Я огорчала её - нередко высказывала мнение, идущее вразрез с её словами. А Надежда Яковлевна была "боец". Конечно, и она кому-то уступала, но в большинстве случаев её характер проявлялся настойчиво и победно.
Помню, однажды у нас не получился разговор о стихах. Я говорила о поэзии таких, казалось бы, несомненных литературных талантов, как Марина Цветаева и другие. Надежда Яковлевна в ответ всё моё крыла своим козырем:
- Пушкин лучше.
Я удивлённо пыталась донести, что Пушкин, конечно, "наше всё" и что я сама его люблю с детства, но ведь таланты разнообразны, и не только у Александра Сергеевича есть замечательные и просто потрясающие стихи... Но Надежда Яковлевна, уже привычно усевшись на своего крепенького конька, рубила "А Пушкин лучше!" до победного конца, то есть до момента, когда я, плюнув на свои попытки поговорить о поэзии более объёмно, сказала:
- Ох, Надежда Яковлевна, Пушкин, конечно, лучше их всех.
То же касалось и любых диспутов на житейские темы. Здесь, видимо, роль играло, помимо врождённого качества характера, то, что жизнь натренировала и закалила её. Пропаши-ка десятки лет без передышки не только преподавателем, но и завучем по учебной части - такой воз не каждый сможет вывезти, а она смогла. Причём не имея возможности даже дома расслабиться, прислонившись к надёжному плечу мужа. Тут или пропадёшь, или поневоле станешь "крепким орешком".
Но если Надежде Яковлевне было не возражать, а говорить что-то согласное и сентиментальное, то её глаза наполнялись растроганными слезами, чему я тоже поначалу удивлялась - ведь в своей школьной жизни я такого не видела. Сиянье глаз и слёзы в них, согласитесь, не одно и то же.
- Такая плакса я стала к старости,- шутливо-смущённо объясняла Надежда Яковлевна своё состояние.
И опять я ощущала, как съёживалось всё внутри у меня, глядя на неё, непривычно беззащитную, промокавшую платочком слёзы.
Мой одноклассник (умница, кандидат наук), являющийся сейчас жителем Киева и гражданином Украины, ругающий на чём свет стоит "азиатскую" Россию (не европейскую, как "незалежная"!), про школу свою, что была в далёком сибирском посёлке, несколько раз убеждённо говорил, что и школа была хорошая, и учителя были хорошие, и у него никаких претензий ни к кому нет. Узнав о смерти нашей преподавательницы русского языка, он сказал в память о ней искреннее грустное слово.
Приятно было слышать, что он хоть школу свою не предаёт, несмотря ни на что. Только жаль, что наши добрые слова уже не высказать Надежде Яковлевне лично. Пусть бы просияли её глаза.
Всё изменилось в нашей жизни, и в школе тоже. И продолжает меняться. Много нынче нареканий на оплату учительского труда. И в то же время - претензий к его качеству.
В далёкие советские времена педагоги за свой труд тоже получали мало. Но не полагалось тогда высказывать недовольство. Скажешь - сразу за грудки могут взять:
- Ты, что, против советской власти идёшь? Действительность советскую порочишь?
Если кто и мог выступать с претензиями, то уж точно не учителя.
Впрочем, дай Бог терпения, ума и достойной зарплаты нынешним педагогам. Ведь воспоминаниями о советском альтруизме не проживёшь, волей-неволей людям приходится подстраиваться под реалии нового времени.
А с теми преподавателями, о которых я вспомнила, как говорят, "ушла эпоха". Эпоха и тех старых учителей ("с седыми прядками над нашими тетрадками"), и той школы - с её не только учебной, но и воспитательной работой, и отношением к ней.
Та школа, конечно же, не была идеальной, но всё-таки именно о ней были сложены стихи и песни, лучше и душевнее которых пока ещё не придумали.
Тройка за сочинение
Мы всегда вроде бы хотим новизны и интересных событий в своей жизни. Но получив желаемое, трудно привыкаем к произошедшим переменам. Так, конечно, бывает не всегда и не у всех, но случается нередко.
Мой юный друг по сети "ВКонтакте" София, поступив учиться в университет, уехала очень далеко от дома и, попав в кардинально новые условия жизни, вынуждена была проходить длительную психологическую "притирку", а потому часто грустила, падала духом, и праздник ей был не в праздник, и будний день не в день.
Я старалась подбодрить её, и в наших с ней диалогах описывала разные случаи из своей жизни. Так однажды и припомнились школьные каникулы и учительница по русскому языку и литературе...
- Не обижайся на мои нравоучительные призывы к позитиву, София. Хочешь, расскажу тебе историю из своего школьного детства?
- Я не обижаюсь. Да, конечно, расскажите.
- Это было, наверно, в классе девятом, то есть тогда, когда мы уже не столь послушны, а находимся в возрасте, когда хочется и побунтовать. Всякий бунтует по-своему. Я, в принципе, была хорошая девочка и выражала своё несогласие как бы тоже "хорошо". Но... хороших ведь легче наказывать.
- А в чём выражался ваш бунт?
- Наша преподавательница русского языка, покойная уже ныне Надежда Яковлевна, в общем-то, мной была почти всегда довольна. Но вот она решила нам - уже таким большим! - задать на дом сочинение, как мы провели новогодние каникулы. Эти сочинения про проведение каникул надоели с начальных классов! И я под настроение взяла да написала, что ничего интересного не было, всё, как всегда, и описывать нечего, ибо было скучно.
Сочинения раздали на уроке. Я открыла свою тетрадь. Ни одной ошибки. Но! Слово "ибо" подчёркнуто жирной волнистой линией (учителю не понравился мой архаизм), а под моим коротким сочинением стоит крупная "тройка".
Подняв глаза, я увидела, что учительница наблюдает за мной и за моей реакцией. Встретившись с ней взглядом, поняла - это она пресекла мой "бунт". Вот так за правду-то достаётся...
- Да, это грустно, конечно. А впрочем, поведение учителя не удивляет, ведь в школах, университетах и других подобных учреждениях приветствуется конформизм и шаблонность мысли.
- Тетрадки той не сохранилось. Но я и без неё помню, как наяву, ту, как мне тогда казалось, совершенно не заслуженную тройку!
Тогда это было мной воспринято как явная несправедливость. Потом я поняла, что некоторая правота там тоже присутствует. Ведь всё можно описать по-разному. Классический пример, который часто приводится: глядит человек в окно и видит за окном грязь и лужи. Но он может поднять глаза и увидеть глубокое звёздное небо или солнце и облака в лазурных небесах. На что смотреть?
- На звёзды, пожалуй. А то ведь в этой грязи и пыли задохнуться можно. Но иногда они так настойчиво напоминают о себе, что сложно не обратить на них своего внимания. К тому же грязь и лужи совсем рядом, а звёзды так далеко...
- Ты права, София. К тому же видеть лужи и грязь тоже надо, хотя бы из соображений безопасности: мы ведь не по облакам ходим, а по земле. Но всё же желательно суметь разглядеть и хорошее. И сочинения, будь добр, постарайся писать так, чтобы даже о скучном и сто раз описанном читать было интересно. Вот об этом, наверно, и говорит та большущая красная тройка и будто подмигивает мне издалека - не забывай, мол... Не знаю, насколько интересен тебе мой рассказ, София. Ерундовым, в сущности, был мой бунт, а ведь запомнился на "всю оставшуюся жизнь".
- Рассказ очень даже интересный. И бунт достойный. Если бы я когда-нибудь решилась на открытый бунт, он, пожалуй, имел бы вид примерно такой же. Спасибо.
С Софией мы, как всегда, поняли друг друга.
Остаётся по случаю начала учебного года и Дня учителя пожелать всем взаимопонимания и справедливости, приятных свершений, в том числе хороших оценок ученикам и хороших зарплат их родителям и учителям!
И пусть почаще будет такое настроение, когда звёзды светят не только в далёком небе, но и в душе!
Екатерина ОДИНЕЦ.
г. Бородино Красноярского края.