Я, как, наверное, и многие кинозрители, всегда полагала, что фильмы снимают последовательно, по ходу сюжета.
Однако в кинематографе такого практически никогда не бывает, и съемки ведутся не в сценарном порядке, а вразброс. И подчас это приводит к сложным психологическим ситуациям с актерами.
Так произошло и при работе над картиной «Вокзал для двоих», которую начали снимать с конца.
Одним из первых в съемочном графике был эпизод поцелуя в ночном вагонном купе между главными героями.
Но случилось так, что Людмила Гурченко и Олег Басилашвили до начала съемок совсем не знали друг друга, и сразу целоваться людям, успевшим познакомиться всего два часа назад, конечно, было непросто.
Но если для Гурченко это вообще-то не служило проблемой, то для очень стеснительного от природы Басилашвили явилось серьезным препятствием.
Он страшно смущался и пытался убедить Рязанова, что можно обойтись и без поцелуя, а кроме того, совершенно не воспринимал текст, состоящий из длинных фраз, который произносит Платон Рябинин, объясняясь в любви официантке Вере. «По мне, так тут и сказать-то ничего невозможно, — вспоминал актер, — ведь это не Дон Жуан мой герой, не опытный ловелас!»
Рязанов принялся яростно спорить, приводя в пример Валентина Гафта, у которого этот момент получился на пробах. «Ну и снимайте тогда Гафта!», — вспылил Басилашвили и покинул съемки. Он был уверен, что его снимут с роли.
Но через несколько дней ему перезвонили. Оказалось, положение спасла Людмила Гурченко, переписавшая диалог, который теперь состоял из обрывочных, бессвязных междометий и на этот раз действительно напоминал естественный, лишенный театральности, разговор влюбленных.
Благодаря такому прекрасному взаимопониманию любовная сцена была великолепно сыграна, поцелуй состоялся, а актеры духовно сблизились, став впоследствии добрыми друзьями.
Заключительная сцена снималась почти в 30-ти градусный мороз. Впереди на санях ехала операторская группа, а актеры бежали, поскальзываясь и падая на неровной заснеженной дороге.
Так что обессиленными в кадре они выглядят по-настоящему, а Гурченко потом лечила сбитые колени.
Что характерно, во время всего съемочного зимнего периода стояла хмурая, пасмурная погода, и сценаристы решили, что она послужит отличным фоном для отображения тревожного настроения героев, опаздывающих к утренней поверке.
Но в момент съемок вдруг засветило яркое солнце, все стало смотреться по-иному и финал получился другим: вселяющим надежду, жизнеутверждающим.
Так неожиданно природа стала соавтором, привнеся свои поправки в концепцию фильма.
Для того чтобы лучше вжиться в роль, Олег Басилашвили почти месяц провел в исправительной колонии для несовершеннолетних в подмосковной Икше, где и снимались лагерные сцены.
Поначалу зеки враждебно относились к актеру, и Басилашвили понимал их. «Что-то изображать рядом с теми, кто подлинно несчастен, — с горечью говорил актер, — это святотатство!».
Но постепенно ему удалось расположить к себе арестантов, а самый авторитетный из них даже выступил в качестве главного консультанта, объясняя, как надо вести себя на зоне.
За это он попросил, чтобы его фамилия обозначилась в фильме. И актер придумал, как это сделать. В кадре, где Вера будит Платона, он сквозь сон бормочет: «Онофренков, кончай!»
