С видео-рецензией вы можете ознакомится на нашем YouTube канале:
Введение
Когда мы слышим «Голливуд», нам мысленно представляется фабрика грёз во всей её рекламной красе. Место, где сбываются все мечты, самую большую киноплощадку в мире. Место, где сходятся все мировые знаменитости, для работы и отдыха. Где потоки шампанского, денег и успеха не только сливаются воедино, но и никогда не иссякают. Работа Чарльза Буковски «Голливуд» совершенно не похоже на это, поистине, стереотипное представление о главной кинофабрике мира. Она повествует о всей подноготной кинотворческого процесса, без прикрас.
Книга Буковски вкратце рассказывает о том, как писался сценарий к фильму. Автобиографический сценарий. Во многом о своей бедной и пробуханной молодости. Читая книгу Буковски, мы не просто знакомимся с художественным произведением как таковым, но также с живым свидетельством того, как создаётся сценарий и в целом какой процесс проходит подготовка и сама съёмка фильма. Книга о полном цикле кинопроизводства. От первых мыслей и стаканов красненького, первых ударов по клавишам, «соло на IBM», к поиску средств и спонсоров, подбору актёров и, наконец, съёмке и пост-продакшну.
Сам роман Буковски написан в свойственной ему манере «грязного» реализма: много ненормативной лексики и натуралистических описаний. Однако в отличие от его ранних работ, она написана гораздо мягче, литературнее и легко читается.
Подготовка
Микки Рурк, Элис Криге, Шон Пэн, Дэвид Линч, Иди Амин Дада, Фэй Дануэй, Френсис Форд Коппола. Все они являются персонажами романа «Голливуд» Чарльза Буковски, который рассказывает вполне голливудскую историю о создании не самого голливудского фильма.
Началось всё с того, что в один из дней, у Чарльза Буковски раздался звонок от его друга режиссёра Барбета Шрёдера. Шредер хотел, чтоб Буковски написал ему сценарий для фильма.
К тому моменту в послужном списке Шрёдера уже было несколько работ. В том числе документальная лента об угандийском диктаторе Иди Амине Дада. Буковски красочно рассказывает о показе фильма, на который его позвал Шредер:
«Иди Амин Дада обожал сниматься. Он казался довольно симпатичным, в него можно было даже влюбиться.
Однажды Иди Амин Дада решил продемонстрировать перед камерой свои военно-воздушные силы. Вообще-то никаких военно-воздушных сил в его распоряжении нет. Но летчиками и обмундированием он уже обзавелся.
— Вот, — провозгласил Иди Амин Дада, — наш воздушный флот.
Первый авиатор ринулся бегом по длинной дорожке, составленной из деревянных досок. Скорость у него была очень приличная. Добежав до конца дорожки, он распростер руки и прыгнул. Приземлился. За ним побежал второй авиатор. Третий. Четвертый. И так их летало четырнадцать или пятнадцать. Взмывая в воздух, каждый из них издавал крик энтузиазма и радостно улыбался».
Учитывая тот факт, что и при просмотре фильма, как, впрочем, и при написании сценария, Буковски был изрядно пьян, не удивительно, что, пересказывая в книге сюжет фильма, он его порядком переврал.
Поиск идеи сценария проходил в обычной для Буковски манере: он шатался по квартирам своих друзей и знакомых, и пил всё, что содержало хотя бы пару градусов алкоголя. Среди его собутыльников встречались: легенда экспериментального кино Жан-Люк Годар, эксцентричный немецкий режиссёр Вернер Херцог, голливудский актёр и музыкант Гарри Стэнтон, писатель Норман Мейлер. В какой-то момент Буковски, под воздействием как внешних обстоятельств, так и размышлений по поводу своей жизни принимает решение писать о пьянстве, делая таким образом сценарий максимально автобиографичным.
Непосредственно к работе над сценарием Буковски приступает благодаря своей «любимой жёнушке» Линде, которая пытается всячески ограничивать его пьянство. Итак, Буковски садится за машинку и печатает:
«ПЬЯНИЦА ГРУСТНЫЙ С ДУШОЮ НЕЖНОЙ.
Бар Дэнди. День.
Камера панорамирует сверху вниз, медленно приближается к стойке. На табурете сидит молодой человек. Похоже, он провел здесь целую вечность. Он подносит к губам стакан…
Ну, слава Богу, стронулся с места, – комментирует процесс Буковски, — Самое тяжкое — написать первую строчку, дальше пойдет само собой. Надо только завестись — и покатит как по рельсам.
Я будто сам очутился в баре. Почувствовал неистребимый запах мочи, который достанет тебя, где бы ни сел. Чтобы его перебить, надо немедленно выпить. Чтобы он не успел тебя пронять, надо опрокинуть четыре-пять стаканчиков. Перед моими глазами как живые встали завсегдатаи бара: их тела, и лица, и голоса — все это было со мной. И я был среди них. Видел, как в тонкую стеклянную кружку льётся струя пива, и белая пена пузырясь плывёт через край. Пиво совсем свежее, и после первого глотка кружки эдак четвёртой надо вздохнуть, задержать воздух – и понеслась… Утренний бармен был хороший парень. Диалог пошёл как по маслу. Я строчил без передышки…»
Впрочем, не последнюю роль в разрешении творческого кризиса автора сыграли и аванс за сценарий, который он попросил у режиссёра, а также звонок его немецкого партнёра, суливший кругленькую сумму с издания европейских переводов. Так что герой Билли Уаилдэра из «Бульвара Сансет» не одинок в своём желании заработать на кусок хлеба.
Сценарий
Дом режиссёра Барбета Шредера внезапно сносят бульдозерами и Буковски с радостью принимает его в качестве постояльца. Но уже через пару дней пьянства, попытавшись сесть за сценарий, идиллия заканчивается, он обнаруживает, что не может напечатать ни строчки: Буковски преследует одна только мысль, что его друг, сидя на первом этаже, вслушивается в звуки пишущей машинки. Он просит Барбета съехать.
Но прежде, в разгар одной из пьянок, Шредер рассказывает одну «байку» о том, как он пробовал раздобыть деньги для сценария в России. Этот очень интересный отрывок наводит на мысль о том, что Буковски в тот момент, возможно, читал Пушкина. Уж больно сюжет рассказа Шрёдера напоминает «Пиковую даму.
«Из достоверных источников мне стало известно, что в России есть одна дама, у которой на счету в швейцарском банке восемьдесят миллионов. Я раздобыл ее адрес. И начал плести интригу. Стал писать ей письма. Я слал ей письмо за письмом, и мало-помалу они превращались в любовные. Я писал по-французски. У дамы был переводчик. И вот наконец она приглашает меня в гости. Я нежданно-негаданно оказываюсь в снегах России. Я снял номер, который КГБ наверняка нашпиговал «клопами». В том числе туалет. Им было слыхать, как мои какашки шлепаются в дно унитаза. Договариваюсь о свидании с дамой. Еду к ней. Стучу. Дверь открывается — на пороге прелестное создание. В жизни не видел такой красоты! Увы, то была не моя корреспондентка, а переводчица. Вхожу в комнату, а там сидит старая карга, вся в черном, без зубов. Зато в бородавках. Подхожу, кланяюсь. Беру ее руку, закрываю глаза и целую. Переводчица садится в кресло, наблюдает. Я к ней поворачиваюсь и говорю: «Мне хотелось бы поговорить с вами наедине». Она что-то говорит старухе. Та смотрит на меня и что-то отвечает. Девушка переводит: «Метра сказала, что хочет побыть с вами вдвоем. Но в церкви…».
На какие приёмы и ухищрения только не идут режиссёры, чтобы найти деньги для своего фильма!
Итак, режиссёр Бербет Шрёдер и его друг актёр Гарри Стэнтон переезжают в черное гетто. А спустя некоторое время приглашают в гости Буковски.
«Тут под нами соседи, нам слышно всё, что они говорят, и как у них радио играет! И на каждом шагу – банды! Здесь построили общежитие. Денег никто не платит. Им отключили свет, воду, газ – хоть бы хны! Это просто военная территория! Полиция сюда носу не кажет, как в другой стране живём! Мне нравится! Ты немедленно должен приехать к нам в гости!».
Он приезжает вместе с женой Линдой и они становятся свидетелями богемной жизни своих друзей: на еду и съём жилья тратятся сущие гроши, в то время, как на вино и азартные игры спускаются огромные деньги. Апофеозом этой главы становится сцена с курами-несушками, которых режиссёр держит на заднем дворе, как единственный источник пропитания и которых его друг, актёр Стэнтон вынужден постоянно караулить и отбивать от нищих чернокожих мальчишек. Если вы наслышаны о творчестве великого африканского поэта Александра Сергеевича Пушкина, то выражение «Пир во время чумы», вам должно быть хорошо знакомо. Оно очень емко и выразительно описывает богемную жизнь Шрёдера и Стентона в черном гетто. О гетто, кстати, Буковски высказывается достаточно крамольно, задевая капиталистическую сущность явления бедности.
«Мы въехали в черную зону. Тут надо было смотреть в оба. Два пацана лет по одиннадцати, на велосипедах, уставились прямо на нас. В их глазах читалась откровенная ненависть. Я ощущал ее кожей. Черная беднота пышет ненавистью. И белая тоже. Только обзаведясь капитальцем, черные и белые начинают терпеть друг друга. Мало кто из белых любит черных. Очень немногие черные — если вообще такие найдутся — любят белых. В общем, мы квиты. А может, и нет. В капиталистическом обществе проигравший попадает в рабскую зависимость от победителя и проигравших всегда должно быть больше. Политики не помогут, а выкарабкаться самому как-то не хватает времени».
В поисках вдохновения для сценария, Буковски с Линдой отправляются на показ фильма об алкашах, прихватив с собой несколько бутылок красненького. Но фильм оказывается артхаусной документалкой про избавление от алкогольной зависимости, своего рода манифестом трезвости. Разочарование от увиденного производит на Буковски впечатление и становится дополнительным мотиватором для написания своего собственного сценария, своей истории о настоящем пьянстве, о котором творческие люди никогда не сожалеют.
«Я пришёл к выводу, что большинство тех, кто причисляет себя к алкашам, вовсе даже не алкаши. Чтобы сделаться заправским алкоголиком, требуется не менее двух десятков лет. Я стал им на сорок пятом году жизни и ещё ни разу об этом не пожалел».
Новая история Буковского, его сценарий не стал таким уж новым в его творчестве. Отдельные сцены им уже были написаны ранее и входили в другие произведения. Например, в «Записки старого козла» - сборник рассказов, когда-то написанных им для газеты «Open City». По мнению критиков, эти рассказы принесли Буковски славу социального критика и уважение в среде рабочего класса.
По словам Хичкока в фильме важны три вещи: сценарий, сценарий и еще раз сценарий. Без сценария нет фильма. Сценарист создаёт всех героев и всё, что происходит на экране. Несмотря на это, гонорар сценариста ничто по сравнению с гонорарами голливудских актёров. Но сценарий – это полуфабрикат. И после завершения сценария, каким бы гениальным он не был, работа над фильмом еще ни раз может быть остановлена. И в некоторых случаях – навсегда.
Подбор актёров и поиск спонсоров
Не меньше проблем возникает при подборе актёров. Первым претендентом на главную роль становиться Шон Пенн. Однако он ставит невыполнимые условия: фильм должен ставить его режиссёр. Он даже готов сниматься бесплатно! После длительного спора, Буковски и Шрёдеру всё же не удаётся уговорить Шона Пэна на свои условия. Поиск актёров продолжается.
На главную роль берут Микки Рурка. Много позже Рурк возьмётся за образ куда более известного декадансера – Робина Рамзински в драме Даррена Аранофски «Рестлер». Исполнительницей главной женской роли становится Фэй Данауэй, которая в тот момент «подскатилась» с олимпа популярности и загорелась сценарием.
Оставался самый важный вопрос – деньги. Поиск спонсоров привёл Шрёдера к новичкам в Голливуде – компании «Кэннон филмс», - ушлые и жадные ребята, братья Глобусы, которые, однако, идут на контакт, соглашаются спонсировать фильм. Невольно вспоминаешь того угандийского диктатора, когда Буковски описывает Менахема Глобуса:
«Улыбка у него была очаровательная, а глаза прямо-таки буравили собеседников насквозь, почище любого рентгена. Явился из самого пекла, и жил в самом пекле, и готов был отправить туда каждого встречного-поперечного, только дай ему малюсенькую зацепку».
Начинается подготовка к съёмкам. Но тут же быстро появились первые проблемы: у «Кэннон» начались финансовые проблемы, бюджет начали урезать, а некоторых участников кинопроизводства владельцы «Кэннон филмс» и вовсе попытались вышвырнуть на улицу. Только благодаря стараниям адвокатов и лично Шрёдера, в итоге всё удалось уладить.
«Адвокаты, врачи и дантисты обирают людей до нитки. Писателям остаётся помирать с голодухи, кончать жизнь самоубийством или сходить с ума».
Съёмки
Несмотря на то, что начало съёмок было омрачено финансовым состоянием компании-спонсора, Барбет Шрёдер всё-таки находит дополнительные средства. Вообще стоит сказать, что одна из центральных мыслей произведения – это роль режиссёра в кинопроизводстве: разрешение финансовых проблем и безграничная увлечённость процессом. Можно смело сказать, что, если бы не Шрёдер, «кина не будет». Однако в тот момент движущийся семимильными шагами к банкротству «Кэннон филмс» решил забрать найденные Шрёдером средства и режиссёр решает прибегнуть к шантажу, что напомнило нам сцену из "Бродячих мертвецов":
«— Где Менахем? — спросил Шрёдер.
— Мистер Глобус уполномочил меня вести переговоры от его имени.
— Где у вас розетка? — спросил Шрёдер.
— Какая розетка?
— Вот, чтобы включить. — Шрёдер развернул полотенце, и на свет божий явился товар от Блэка и Деккера.
— Мистер Шрёдер, прошу вас…
— Где розетка? А, не беспокойтесь, вижу.
Шрёдер подошел к стене и включил электропилу в сеть».
Шантаж удаётся и съёмки возобновляются. Однако на этом проблемы не заканчиваются. Выясняется, что давным-давно Буковски продал права на экранизацию своих произведений за крошечную сумму, когда был на мели. Тогда сумма показалась ему баснословной. Сейчас же ему ни кстати предъявляют по поводу этих прав, что пугает спонсоров. Однако личное знакомство Чарльза с собственником прав разрешает проблему одним телефонным разговором. Он напоминает ему, как они вместе бухали и просит не ставить палки в колёса. Съёмки продолжаются, но, пока кино не готово, на Буковски, как сценариста, обрушивается внезапная популярность, у него жаждут взять интервью. Автор сравнивает это с болезнью, анализируя упадок современного кино. Актуально и по сей день.
«Телефон звонил каждый божий день. Всем вдруг захотелось проинтервьюировать сценариста. Я даже не предполагал, сколько развелось журналистов по кино или интересующихся киношными делами. Этот безумный интерес к искусству, неуклонно и последовательно двигающемуся к своему упадку, сродни болезни. Видеть на экране всякое дерьмо стало столь привычным, что люди перестали отдавать себе отчёт в том, что смотрят одно дерьмо».
Появляются новые проблемы, уже с актёрами: главная героиня внезапно заболевает и снимать приходится временно без неё. А Микки Рурк превращается в избалованного капризного мальчишку, который хочет то роллс-ройс, причём определённого цвета, то, чтобы в кадре появились грошовые солнцезащитные очки. Актёры постоянно преподносят сюрпризы.
«- Ужас! С ума сойти! Фэй боится, как бы её титьки не высунулись из воды! Поминутно спрашивает: не видать? Не видать?
- Что ж за беда, если слегка и высунутся?
Джон придвинулся ближе к моему уху:
- Она не так молода, как хочет казаться. А оператору ещё и освещение не нравится. Никак его не наладит, потому волнуется и пьёт больше обычного».
Похожие истории будут и с Рурком, который однажды сорвёт съёмочный день смехом, вызванным невозможностью выговорить матерное слово. Здорово в произведении описывается массовка-алкоголиков из различных баров. Это реальные зарисовки, т.к. в фильме «Пьянь» массовку действительно играли настоящие местные алкоголики – завсегдатаи питейных заведений.
Да и сами заведения были более чем реальными – в качестве декораций съёмки велись в тех местах, где проводил свои молодые годы вечно голодный, нищий и пьяный главный герой - Буковски. Автор подчеркнул особенности поведения актёров на площадке. Так, например, многие не учили тексты собственных ролей до самого последнего момента – выхода в кадр.
«- Ну что, Микки, текст выучил?
- Я никогда не заглядываю в текст, пока не приду на площадку».
На подобное же разгильдяйство актёров жаловался в своих мемуарах и Роман Полански. Схожие проблемы разбирает и Тарантино в своём последнем фильме «Однажды в Голливуде».
Первые увиденные кадры со съёмок производят на Буковски неизгладимое впечатление – в игре главного актёра он видит отголоски своей молодости, одновременно сожалея об утраченных годах и воодушевляясь воспоминаниями.
«Дверь в комнату отворилась, и вошел Микки Рурк. Черт подери, это был молодой Буковски! Это был я! У меня екнуло в груди. Молодость моя, сука ты эдакая, куда ж ты делась? Мне захотелось опять превратиться в молодого забулдыгу. Я хотел стать Микки Рурком! Но… оставался загнанным в угол стариканом, присосавшимся к банке с пивом».
Тем временем реальность так же подкидывает свои сюрпризы: съёмки идут, а уже длительное время никто не получал ни гроша заработной платы. «Кэннон филмс» оттягивает любые выплаты и Буковски направляется на банкет выяснить, в чём дело. Там он узнаёт от адвоката «Кэннон», что чеки уже всем разослали. Правда, как выяснится позже, чеки липовые: денег у «Кэннон филмс» уже нет.
«Мне полагалось получить часть гонорара в первый день съёмок. «Кэннон филмс» обязалась заплатить Барбету, а из этих денег он должен был выделить мою долю. Но никто никому не заплатил ничего. По-моему, вообще никто из съёмочной группы не получил ни гроша».
На этом фоне, наблюдая за купающимися в лучах славы спонсорами и актёрами, автор философски размышляет о роли сценариста в кинопроизводстве.
«Чёрт подери, подумал я, а сценарист-то? Тот, кто вдыхает жизнь в этих манекенов? Тот, кто заставляет биться их сердца, кто дарит им свои слова, побуждает к действиям, обрекает на жизнь или смерть – и всё по своей воле? Где же этот человек? Кто и когда ловил его видоискателем? Кто приветствовал его овациями? А сценарист, как всегда, там, где ему положено быть – в тёмном углу, сидит наблюдает».
Размышления о сцене с воровством кукурузы, где главный герой сравнивает эту сцену из воспоминаний своей молодости и игрой актрисы, в конце концов, наталкиваются на суровую реальность: сцена обрывается из-за заклинившей двери полицейской машины. Весь материал коту под хвост, нужно переснимать заново.
Постпродакшн
Съёмки подходили к концу. Последняя глава начинается с краткого пересказа от Буковски реальных историй людей, которые стали прототипами персонажей для главных героев фильма. Подытоживая трагический пересказ истории своей уже почившей знакомой, роль которой играет Фэй Данауэй, Буковски пытается проанализировать, почему же всё-таки, после всего случившегося, он так и не бросил пить.
«Пью. В основном когда стучу на машинке или когда рядом люди. Я плохо себя чувствую в обществе, а как надерусь, всё как-то расплывается».
Далее автор рассуждает и на тему отличия кино и литературы. На вопрос жены о том, будет ли он ещё писать сценарии, Буковски утвердительно отвечает, что не будет и ещё не раз это подчеркнёт.
«- Ну что, возьмёшься ещё за сценарий? – спросила она.
- Вряд ли. Уж больно часто приходится идти на компромисы. К тому же надо всё время смотреть будто сквозь глазок кинокамеры. С точки зрения зрителя. А киношная публика ужас как обидчива, не то что читатели, которым нравится, когда им нервы щекочут».
Интересная сцена – после одной из рекламных фотосессий на финальной стадии съёмок, Микки Рурк отказывается подписывать фотографии для печати. Этот момент изящно пойман Буковский, который размышляет о породе актёрской работы – постоянно заменять себя каким-то образом.
«Я пришёл к выводу, что актёры – другой породы, чем прочие смертные. У них на всё свои соображения. Когда изо дня в день, из года в год притворяешься не тем, кто ты есть, это даром не проходит. Становится трудно быть собой. Представьте только, что вы все силы кладёте на то, чтобы казаться кем-то другим. А потом – ещё кем-то. А потом ещё и ещё. Поначалу это даже забавно. Но со временем, перебывав в шкуре десятков людей, начинаешь забывать, кто ты сам-то такой, и разучаешься говорить своими словами».
В данном случае, по мнению автора, актёр отказался подписывать фотографии в печать, т.к. он не увидел там себя, а лишь тот образ, который он играл. Один из множества. Это был не он, и подписывать документы за другого человека, наверное, не имел права. Буковски думает поделится этой интересной мыслью с женой, но передумывает, и мы снова погружаемся в омут беспробудного пьянства…
Монтаж
Мы знакомимся с проблемами монтажа. Сначала возникает проблема с саундтреком: монтажёры уже подбирают музыкальные произведения с авторскими правами, в то время как спонсоры картины хотят сэкономить, подобрав бесплатную или дешёвую музыку от неизвестных исполнителей. Такое в кино на каждом шагу. Барбет Шрёдер не даёт испортить картину плохой музыкой, одновременно признаваясь в тёплых чувствах к спонсорам: вероятно, если бы они не чинили препятствий, фильм бы и не вышел, не было бы той силы, через сопротивление которой приходилось бы работать и создавать киношедевр.
«Они как дети. Они не бессердечны. Даже когда они хотят перерезать тебе глотку, в этом есть своё обаяние. Уж лучше иметь дело с ними, чем с образованными юристами, которые прибрали к рукам весь бизнес в Голливуде».
Далее, просматривая дубль с забулдыгой, отодвигающим от себя неопорожнённую бутылку пива, Буковски приходит в уныние: настоящая пьянь никогда бы не отказалась допить выпивку! Но оказывается, это был самый удачный дубль. Его меняют на менее удачный, где бутылка почти допита: это лучший вариант. Эта сцена наглядно показывает, как на стадии монтажа, казалось бы, незначительные детали, вошедшие, или, наоборот, вырезанные, могут кардинально изменить суть задуманного произведения.
«На донышке – тоже, конечно, не годится, но всё равно пускай уж из двух зол выйдет меньшее. Вот ведь что может случиться, когда режиссёр у тебя никогда не был алкоголиком, а актёр и вовсе не берёт в рот спиртного».
Размышляя о скоротечности киносъёмочного процесса, Буковски проходит и по критикам: на сей раз он сравнивает их со зрителями.
«Смешно. Как всё быстро проскочило. День за днём, день за днём – и вот фильм уже почти готов, а мне всё кажется, будто я и сценария ещё не написал. Это оттого, сказал бы критик, что ты не осознал, что в твоей писанине плохо или пошло. А знаете в чём разница, между простым зрителем и критиком? Критик смотрит кино бесплатно».
В самой заключительной части нас знакомят с проблемами постпродакшна уже с первых строк. Так, будучи пьяным, Буковски случайным горячим словцом задел актёра главной роли, к которому, впрочем, не имел никаких претензий, за что получил душевные переживания и нагоняй от его жены. Микки Рурк же отказывается давать напрочь интервью всем журналистам, кто не дал положительной рецензии на его последние роли. Буковски приходит к выводу, что актёры иногда психи похлеще, чем писатели или режиссёры. Близится день премьеры. Для Буковски это не возжеланный момент придыхательного ожидания славы, триумфа или удовлетворения эго. Напротив – всего лишь повод первый и последний раз прокатиться в белом лимузине с женой и, конечно, халявным вином, ощутить себя если не звездой, то важной частью фильма, хоть и платят ему в 750 раз меньше, чем актёрам главной роли. И, что видимо немаловажно, - под конец жизни осознать, что он больше никогда не будет спать на скамейке на улице. Как бы не была сурова писательская жизнь – в итоге он всё равно в Голливуде, едет на показ фильма, снятого по ЕГО сценарию. Премьерный показ в итоге оказывает если и не самым худшим походом в кино в жизни Буковски, то, как минимум рядовым: не самые лучшие места, суматоха, плохой ракурс и невнятная речь. Буковски сосредотачивается на вине, не в силах что-либо изменить. Для него сам премьерный показ не имеет такого значения. Ведь посмотреть фильм, в конце концов, можно и на кассете.
Внятно Буковски посмотрит фильм более чем через месяц, в последнем кинотеатре, где его показывали в городе, на последнем сеансе. Получилось неплохо. Он рад, что в зале более сотни зрителей, хотя его, сценариста и писателя, вряд ли кто-то узнает. Уже дома, подводя итог всех событий в разговоре с женой, Буковски сообщает, что теперь он наконец напишет роман.
Как он писал автобиографический сценарий к голливудскому фильму.
Круг замкнулся.
«Мне стало немного грустно оттого, что я уже не молод и не могу повторить всё как встарь – пить, драться, играть словами. Смолоду легко держать удар. Даже если нечего жрать. Было бы что выпить, и была бы машинка под рукой. Я, должно быть, был чумной, но мне встречалось немало чумных и среди них порядочно забавных личностей. Чтобы высвободить время для написания, мне приходилось голодать. Не так уж и часто, откровенно говоря. Глядя на стол, я видел за ним себя. Да, я был чумной, я это знал, и плевать я хотел на то, что вы об этом думали»...
P.S.
При прочтении подчеркнул для себя новые слова, о существовании которых не знал до прочтения романа. Возможно, это игра слов переводчика или самого автора. Мне показалось это интересным.
«хезаловка» - барный сортир в непотребном состоянии
«меблирашка» - жильё алкоголика, мебелированое малым количеством убитой мебели.
Текст:
Евгений Валиков
Святослав Орлов
Редакция:
Святослав Орлов
Сергей Сверчков
Подписывайтесь на нас в ВК, YouTube, FB, Telegram, RuTube, Дзен
Поддержать канал:
WebMoney: Z680497494171
PayPal: decimation.channel@gmail.com
ЮМани (Яндекс.деньги): 4100110500905753
Patreon: patreon.com/decimation
Boosty: boosty.to/decimation
Sponsr: sponsr.ru/decimation
Сбер: 5469 5500 4180 2312
