Найти тему
Веселые истории

Закон и обычай

Тут недавно одного шофера поймали в люцерне. Этот шофер имел задачу — сократить путь к своей цели и выскочить на большак раньше срока. Ему начальник велел — прораб. Потому что самосвал неисправный и может прицепиться автоинспектор. И тем самым задержать перевыполнение плана. Так что он поехал через аграрный сектор, чтобы не портить индустриальную картину отдельными недочетами своих тормозов.

Аграрный сектор, как известно, отсталый сектор. Вроде вчерашнего дня на фоне исторического процесса. Скажем, если ты загубил завод,— так тебе несдобровать. Обязательно либо выговор дадут, либо на другую работу переведут, а может, даже премии лишат. Тут строго. Зато колхоз губи сколько хочешь. Топчи ему земли, отрезай наделы, бури его вдоль и поперек, переворачивай вверх ногами гуммозный слой — ничего тебе не будет. Потому что деревенщина. Чего с ней чикаться!

И вот мы сидим с председателем одного южно-черноземного колхоза и думаем думу. Можно эту думу назвать, скажем, «Дума о земле» или «Дума о родных местах». Можно назвать «Дума о поголовье» или «Дума о земельном кадастре». Тут все равно, как назвать.

Председатель, конечно, гнет свою линию:

— Спецдорстрой приходит — грабит, энергострой — грабит, геологи — грабят… Куда податься крестьянину?

Я ему говорю:

— Не ужасайся, об этом теперь разве что школьники не пишут. Теперь всякий совершеннолетний пишет о том, как расправляются с колхозной землей все кому не лень. Как только человек дорос до индустриального состояния, так он и начинает родную землю шпынять.

Он говорит:

— У нас в результате превосходства индустриальное ™ над аграрностью три тыщи гектар увели. По кусочку… Зна- чит, от чистой души сказать, выходит, ежегодно у нас пропадает восемьсот тонн молока, сто семьдесят тонн мяса, двести: тысяч яиц, тысяча тонн зерна… То есть мы их уже не произ
водим. А производили. Больше производили. Это я посчитал, что государству сдавали.

— Значит, увели?

•— Ага… Украли.

— А прокуроры?

— Какие прокуроры?

— Ну, такие, чисто выбритые, ладные, которые на страже законности. Нерушимые такие прокуроры с острым государственным оком.

Он молчит, косится на меня и улыбается не то печально, не то жизнерадостно.

— Прокуроры, говоришь? Так ведь и прокуроры дело знают…

Прокуроры, конечно, любят хмурить брови по долгу службы. Они в нахмуренном виде более соответствуют своему образу и подобию. Вот он хмурится, а сам с пятки на носок раскачивается, взбалтывая в себе гражданственный гнев. Взболтает-взболтает и начинает учить:

— Так-так… Стало быть, не жалко вам, граждане-колхозники, землю народную, данную вам в вечное пользование? Не жалко? Оттого и отдаете все разным нарушителям. Пач-чему не возьмете палку? Пач-чему метлу не возьмете? Что ж, у вас метлы в хозяйстве нет? Ась? Пач-чему терпите отдельные незаконные посягательства?

— Ой, батюшки! Да берем палку, берем! И метлу имеем на вооружении. Как не иметь — дело крестьянское, аграрное, самооборонительное… Да только как же с нею, с метлою, обороняться, когда на тебя — бульдозер, семитонный самосвал, скрепер, а то и чего похуже?

— Плохо берете! Бульдозер! Мало, что на вас бульдозер! Бульдозер — мертвое железо, а вы, живые люди. Что же вы, живого человека принижаете? Ниже машины ставите? Само^ свала испугались! И после этого испуга вводите в заблуждение некоторые организации своей надуманной любовью к родным местам… Нет, не любите вы народную землю, данную вам в вечное пользование!

Любовь — дело святое. А как увидишь своими очами искореженную, изрытую, бессмысленно изувеченную землю, уничтожаемую не только в нарушение законов, но и чисто инженерных норм, становится не до любви. Бог с ней, с любовью — тут не песни петь, а караул кричать.

Роют канаву — воду ведут. Ладно. Так ты лее, как у тебя ?в наряде записано, откинь плодородный слой вправо, а глину влево. И зарывай свою золотую трубу в обратном порядке! Чтоб над нею родная пшеница колосилась!

Не с руки. Винегретом роют, абы вырыть.

Ищут геологи полезное ископаемое. Пока оно еще в земле лежит, а по земле посев уничтожают. Техника! Теперь все грамотные. А грамота что говорит? Ближайшее расстояние между двумя точками — прямая. Хоть она и через ясные хлеба идет. И дуют по прямой.

Иной председатель не выдержит, кинется грудью:

— Что ж вы делаете, математики чертовы? Нам же тут пахать-сеять, хлеб собирать!

— Ничего,— говорят,— папаша! Пифагоровы штаны на все стороны равны! Земли у нас хватает!

А по утрам секретарши докладывают индустриальным начальникам снисходительно:

— Опять до вас добивается некий мужик-деревенщина… Травку ему, видите ли, потоптали… Ужасно отсталый тип…

Начальник веселится:

— Пред очи не пускай… Наследит… Ты ему штраф заплати. У нас еще по плану не все штрафы израсходованы. Не нищие, слава богу!

Форма собственности, дорогой читатель. Такая форма, что если, скажем, с колхоза, не дай бог, штраф причитается, так колхоз из своих кровных платит, а если с завода — так тот из государственных. А из государственных почему бы не заплатить? Жалко, что ли? Колхоз крутится в своем хозрасчете, а завод штрафы большой лопатой планирует. Колхозу — жалко, а заводу — не жалко.

— Штрафы,— говорит председатель,— штрафы, конечно, платят… Посчитают суммарно, сколько убытка на данном участке, и, пожалуйста, триста рублей, и заткнись. А это только сегодня триста рублей. А завтра? А послезавтра? Землю отводят временно, а портят навсегда.

Штрафы — дело тонкое… Потоптали дорожники колхоз «Россию» на сумму триста шестьдесят рублей. «Россия» — к прокурору. Прокурор начальника стройучастка кличет:

— Что ж это ты, дорогой созидатель? Другой раз не топчи…

— Ни в жизнь! — клянется созидатель.

И появляется официальная бумага:

«В связи с наложением на начальника стройучастка дисциплинарного взыскания указанная сумма 360 рублей перечислению не подлежит».

Видимо, план по штрафам выполнили, перечислять нечего. Ну ничего, в будущем году потопчут, — заплатят. Хорошо бы в начале финансового года потоптали, пока смета не освоена…

Конечно, дисциплинарное взыскание — это хорошо. Оно как-то радует душу. Председатель говорит, что его керовы аж повеселели, узнав о данном моральном воздействии. Только молока не прибавили. Потому что, кроме веселого настроения, тут еще нужно сено. А сено-то как раз и вытоп тано.

Конечно, об этом писали неоднократно, и полагаю, будут писать и фельетоны, и романы, и докладные записки. Нарушаются, мол, законы землепользования. И нарушаются не землепользователем, а посторонним дядей.

И землепользователь плачет, но ничего поделать с сим фактом не может.

А тут не в законе дело, а в обычае. Обычай посильнее любого закона.

Обычай таков, что организационные потравы не считаются уголовным преступлением. Десять кило зерна стибрить — преступление, потоптать этого зерна хоть десять центнеров — сойдет.

А ведь так называемый «временный отвод земли» — настоящий бич сельского хозяйства. Этот временный отвод производится даже не всегда по согласованию с землепользователем. Но если когда и по согласованию — все равно беда. Строитель крестится на образа, распятие целует:

— Не беспокойся, кормилец! Вот только нитку трубок проведу, зарою — не узнаешь, где провел.

Как не верить — человек крест целовал!

А потом? А йотом — суп с котом. Потом севообороты трещат. Потому что трактор через ихигою нитку три года не переедет.

Вот если бы банк попридержал строителю денежки: принеси, мол, ласковая душа, полное удовольствие от землепользователя, да с печатью, да в письменном виде, чтоб ясно было, не обманул ты его, а подчистил за собою как следует,— тогда дадим. Так ведь банку все равно.

Куда же ему податься, землепользователю, которому земля отведена навечно?

Есть на этом свете разные инспектора с решительными функциями. Санинспектор, пожарный, ветеринарный, автотранспортный, мало ли. А подобного земельного — нету. Их дело — совещательное, рекомендательное, просительное.

А между тем аграрии научились считать гораздо лучше иных индустриариев. Потому что они считают свое, а не абстрактно-казенное. Сидят себе на завалинке и считают.

И именно на этой завалинке один мужик-деревенщина с двумя высшими образованиями сказал мне:

— У нас нет практики учитывать упущенную выгоду. А ведь упущенная выгода — серьезный элемент в экономических взаимоотношениях.

Штраф выгоднее платить, чем получать? Это же надо, в самом деле!

Иной деятель заранее знает, что его административная немочь и никчемность будут полностью оплачены из государственного кармана! И прокурор тут к нему не подкопается!

Отпустите шофера, братцы, он не виноват. Ему сказали, и он поехал.