Продолжение рассказа Сергея Исупова о необычной истории наших мест. Начало читайте по этой ссылке.
Через Алтайские горы пролегали важнейшие караванные тропы, связывавшие Северную и Центральную Азию. По ним велась оживленная торговля с Китаем, Монголией, Средней Азией и более отдаленными регионами. Возраст этих дорог насчитывает не одно тысячелетие.
Сейчас уже доказано существование длительных и интенсивных торгово-культурных связей между древними обитателями Алтая и другими народами Евразии. Зарождение этих связей относится, видимо, еще к эпохе ранней бронзы. По крайней мере, еще „отец истории“ Геродот, ссылаясь на рассказы греческих купцов, повествует о населявших Алтайские горы воинственных племенах, об их борьбе с мифическими драконами-грифами, охранявшими богатейшие месторождения золота.
В древнем Китае эти пути были известны едва ли не со времен легендарного первого императора Цинь Ши Хуанди, а в китайских источниках обитавших здесь скифов именовали „юэчжами“. В фондах Бийского краеведческого музея имени В. В. Бианки сегодня хранится множество интереснейших находок, подтверждающих масштабы и широкую географию торговых связей племен Верхнего Приобья с разными государствами Евразии в разные эпохи. Рассказ о них занял бы слишком много места, поэтому придется ограничиться простым перечислением наиболее выдающихся.
Виртуозно отлитая из сурьмистой бронзы фигурка Геракла в накинутой на плечи львиной шкуре, обнаруженная на берегу нижней Катуни жителем одного из окрестных сел еще в прошлом веке. По мнению специалистов Эрмитажа, этот потрясающий артефакт был изготовлен в античной Греции (в самих Афинах или в Коринфе) в III–II веках до нашей эры.
Бронзовое украшение с янтарной подвеской в виде миниатюрного колесика, которое, проделав путь в тысячи лет и километров, „докатилось“ до предгорий Алтая с берегов Балтийского моря. Найденный в одном из сростинских курганов меч из дамасской стали иранской работы IX века нашей эры. Великолепной сохранности монгольский стальной шлем начала XIII века — экспонат, не имеющий аналогов ни в одном из российских музеев и неоднократно описанный в научной литературе.
В 1985 году, будучи главным хранителем фондов Бийского музея, я сам стал свидетелем подобной неординарной находки. Двое живущих в старой части города мальчишек принесли, как они с гордостью первооткрывателей сообщили, „древний горшок“, найденный ими во время игры в овраге у старого нагорного кладбища. „Горшок“ действительно оказался керамическим сосудом начала нашей эры, о чем я и проинформировал юных Шлиманов. Воодушевленные значимостью для науки этого открытия, они выложили на стол позеленевшую бронзовую монету, обнаруженную рядом с первой находкой. Представьте мое изумление и даже потрясение, когда, сличив аверс и реверс монеты с одной из фотографий каталога нумизматических коллекций Эрмитажа, я убедился, что мальчишки подарили музею маленькую сенсацию. Эта бронзовая монета (обол) была отчеканена в расположенном в Северном Причерноморье Боспорском царстве и относилась ко II веку до нашей эры, к периоду правления царя Савромата I!
Так что еще одной своей уникальной особенностью район слияния Бии и Катуни обязан тому факту, что именно здесь русло только что родившейся Оби пересекала одна из самых древних и наезженных дорог, ведущих в Центральную Азию. В этом месте находилась единственно удобная на десятки верст округи „плавежная“ переправа. К ней‑то и выходил путь, начинавшийся где‑то в северных областях Сибири. А за переправой он делился на две самостоятельные дороги, стремящиеся в южные и центральные пределы Азии. Первая пролегала по алтайским предгорьям, водоразделам Ануя, Чарыша и Алея, тянулась через бассейн верхнего Иртыша и исчезала где‑то в северо-западных провинциях Китайского царства (современная провинция Синцзян), сливаясь с ведущими в Среднюю Азию караванными тропами Великого шелкового пути.
Второй путь по левому бе‑ регу Катуни направлялся на юг и проникал в сердце Горного Алтая. Преодолевая ущелья и перевалы, стремительные реки и коварные осыпи, он спускался в бескрайние монгольские степи и завершал свой бег в пределах Поднебесной империи. Это была опасная, но кратчайшая торговая тропа, упоминание о которой мы находим в древнекитайских хрониках еще трехтысячелетней давности. Сейчас ее направление в целом совпадает с трассой знаменитого Чуйского тракта.
Осведомленность русских о значении переправы и этих двух дорог подтверждается рядом документов и карт XVII века. В текстах к чертежам Годунова подчеркивается, что „от устьев рек Бии и Катуни степью до Китайского царства ходу два месяца.“ В „Описании новых земель“ Н. Венюкова необходимость сооружения острога именно на слиянии Бии и Катуни мотивируется еще и тем, что здесь можно собирать налоги „от в проезде торговых людей всяких“, потому что „тем местом Калмыки Черные из своей земли в Мунгальскую и Киргизскую земли ходят, а Мунгалы и Киргизы тем же местом ходят к ним, Калмыкам.“ Впервые эта дорога, пересекающая слияние Бии и Катуни, отмечена на карте Н. К. Витзена, который, как уже упоминалось, в качестве основных источни‑ ков использовал более ранние русские карты и чертежи. Она показана и на чертежах Сиби‑ ри, составленных тобольским картографом С. У. Ремезовым в конце XVII — начале XVIII вв. В частности, опираясь на рассказы „бывальцев“, автор указывает, что дорога от Кузнецка до слияния Бии и Катуни занимает „ходу конем пять дней.“ По этим путям купцы из Китая и Бухары везли в „Телеутскую землицу“ оружие и пряности, ткани и предметы роскоши для местных князей, выгодно обменивая свои товары на драгоценное „мягкое золото“ и изделия из высококачественного алтайского железа.
До недавнего времени дорогу, ведущую от слияния Бии и Катуни на юго-запад Алтая, старики-старожилы называли „Джунгарской“ или „Старой татарской“ и рассказывали, как их отцы и деды— казаки ездили по ней к кочевникам за выносливыми верховыми лошадьми. Конечно же, не только мирные торговые караваны видели эти древние пути. Недолгие годы мира сменялись кровопролитными войнами, и несли дороги вглубь Сибири конницу скифских вождей, тяжеловооруженных всадников тюркских повелителей, молниеносные тумены монгольских ханов.
Военное значение этих путей сохранилось и в XVII веке. Они позволяли конным отрядам телеутских князей и Джунгарского ханства внезапно появляться под стенами Кузнецкого острога и, совершив опустошительные набеги на ближние волости, так же стремительно и безнаказанно откатываться обратно на юг. Чтобы лишить их фактора внезапности, русским надо было запереть дорогу на север. И сделать это надлежало в самом ключевом, стратегически важном месте — у переправы через слияние Бии и Катуни. В этом случае нападавшему с левобережья врагу пришлось бы искать обходные пути, а значит, и терять столь драгоценное в набеге время. Была еще одна причина, по которой планируемый острог просто обязан был находиться у истоков Оби. По неписаным дипломатическим канонам того времени государство, завладевшее устьями каких‑либо рек, могло уверенно заявлять о своих правах на обладание землями всего их бассейна вплоть до истоков. Имея здесь укрепленный пункт, русские получали дополнительный аргумент в пограничных спорах с Джунгарией и могли заявлять о своем приоритете на значительной части „Телеутской землицы“.
Новый острог, сооруженный на Вихоревке, стал бы идеальной базой для дальнейшего продвижения на юг Алтая, ибо он контролировал важнейшие из ведущих сюда путей. Священное устье Бии…
„Я с малолетства помню, как мне дед Савелий рассказывал, что конечная битва с Антихристом тут, в наших местах случится, меж Бией и Катунью. Дед‑то сам стариковской веры был, а ему его деды-знатки про то говаривали..“
Из рассказа старожила деревни Иконниковой Федора Суворова, записанного автором в 1981 году.
Как‑то в одном из наших разговоров о неординарности района истоков Оби Борис Хатмиевич упомянул еще один факт: вплоть до настоящего времени местность на правом берегу Бии напротив впадения в нее Иконниковской протоки Катуни бийчане-старожилы называют „Вихоревка“. До революции эта земля принадлежала городской управе, которая сдавала участки в аренду обывателям под садовые участки и загородные дома. На планах Бийска конца XIX — начала XX вв. она обозначена как „Вихоревская дача“. Иногда коренные бийчане называли этот участок берега „Вихоревской переправой“, хотя парома здесь не существует по крайней мере несколько десятков лет. Но когда‑то действительно в этом районе переправляли с Иконниковского острова гурты лошадей и овец, закупаемых в Монголии и Казахстане. На острове с середины XIX века располагался санитарный карантин, где скот браковался ветеринарной инспекцией перед продажей на бийских рынках. Скорее всего, русский топоним „Вихоревка“ — это результат фонетической адаптации более древнего названия, возникшего, вероятно, еще в VIII–VII вв. до нашей эры, когда на Алтае господствовали европеоидные племена самодийцев. Относящийся именно к устью Бии, первоначально он звучал примерно так — „Би — хара“ — что означало — „место (земля) в устье реки“. Спустя века топографическая нагрузка топонима была усилена древними тюрками. Словом „хар“ (отсюда в русский язык перешло слово „яр“) они обозначали высокий и обрывистый берег, и поэтому на ряде древнетюркских языков новый топоним мог звучать, как „Би — хара — ус“ — „высокий яр в устье реки“. Кстати, вспомним описываемый в чертежах воеводы Годунова 1667–1673 гг. береговой „Красный Яр“ у слияния Бии и Катуни. А используя широко распространенное в алтайских диалектах монгольское слово „хайра“ — „святой“, получим другое смысловое значение топонима — „Би — хайра“, то есть „святое устье реки“ или„святое место в устье реки“. Кстати, если мы заглянем в еще более архаичные языки, то на санскрите „Вихара“ — это место поклонения божествам. Ну а в XVIII веке русские поселенцы адаптировали этот топоним в более привычную, удобную для языка и слуха Вихоревку. Безусловно, возможны и другие варианты расшифровки, но суть ее останется прежней — обозначение сакральной, священной для окрестных народов местности. Здесь встречалась Бия („Бий“ — алтайское „господин“, „повелитель“) и Катунь (от алтайского „Хатын“ — „госпожа“, „супруга повелителя“) — наиболее почитаемые северными и южными алтайцами реки. Сливаясь, они давали начало еще более величественной Оби — одной из крупнейших рек Евразии. А между их берегами соединялись по меньшей мере две важнейшие древние дороги, связывавшие Сибирь и Центральную Азию. Именно поэтому у слияния Бии и Катуни могло располагаться святилище божествам покровителям и своеобразный торговый центр, куда съезжались „торговые люди“ из многих отдаленных земель.
Впервые эту гипотезу выска‑ зал Б. Х. Кадиков. В опубликованном на страницах альманаха „Бийск“ материале о некоторых моментах начальной истории города, он предположил, что на слиянии Бии и Катуни могло быть некое священное, культовое место, имевшее важное значение для окрестных алтайских племен. Поставленный же в этом районе русский острог стал бы символом победы пришельцев-христиан над местными богами и духами, которые уступили победителям власть над окружающими землями. Эта гипотеза подтверждается одним очень интересным картографическим источником — картой Сибири, опубликованной в 1730 г. шведским капитаном Йоханом Таббертом-Страленбергом. Попав в русский плен во время Северной войны, он в 1711 году был сослан в Сибирь, где занимался сбором материалов по ее географии, истории и этнографии. Страленберг участвовал в сибирской экспедиции Мессершмидта, был знаком с тобольским картографом С. Ремезовым и геодезистом П. Чичаговым. Вернувшись в Швецию, он обобщил собранный материал в карте сибирского края. На этой карте, при всех ее неточностях и ошибках, есть одна любопытная деталь: на мысовой стрелке при слиянии Бии и Катуни Страленберг отметил местоположение легендарной святыни местных языческих племен, которую русские называли „Золотая Баба“, и на латыни звучащее у него как „Монументум Дева Златум“. До сих пор на нижней и средней Оби бытуют предания манси, хантов и ненцев, в которых она именуется Сорни-Эква.
Сведения об этом священном идоле древних угро-самодийских народов Зауралья попадают в европейские сообщения о далекой России еще в XVI веке. Европейские путешественники и картографы утверждали, что все племена Сибири очень чтили это божество, что никто не приходил к святыне без богатых подношений. Весьма любознательный и образованный посол Австрийской империи в Московии Сигизмунд Герберштейн описывает ее по рассказам старинных русских летописей так: „Этот идол есть золотая статуя, представляющая старуху, которая держит сына…“ В конце XVII века уже упоминаемый нами сибирский картограф Семен Ремезов собрал рассказы о Золотой Бабе казаков из ватаги Ермака, в которых повествуется о попытках русских завладеть этим „богом золотым, что в чаше сидит“. Ермак посылает в тайное святилище на Оби конный отряд, но святыню успевают спрятать в недоступном месте. Известный советский востоковед и лингвист, академик Н. Я. Марр был уверен в том, что Золотую Бабу перевезли куда‑то на Северный Алтай, откуда за столетия до этого и пришли на нижнюю Обь ненецкие и финно-угорские племена.
А если тайным местом нового поклонения этой „водной, речной Богине“ и была Вихоревка— святое место в устье Бии? И последние штрихи к загадочному портрету „Вихоревки“, которые на этот раз не скрывают тайны прошлого, а пророчествуют о будущем. В 1909 году по Алтаю путешествовал один из известнейших в начале XX века деятелей Русской православной церкви протоиерей Иоанн Восторгов. В своих путевых заметках он в частности отметил вот что: „О множестве мистических и лукоморных мест у истоков Оби повествуют народные предания, до сих пор известные в селах Бийского уезда. Я лично слышал с уверенностью рассказываемое поверье о великой битве сил зла и добра, что грядет в конце мира между Бией и Катунью…“.
А проезжая через Бийск в 1926 году, Н. К. Рерих в своих путевых днев‑ никах „Алтай-Гималаи“ обращается к старинным кержацким преданиям и утверждает, что последняя битва сил добра и зла — Белого Коня и Красно‑ го Коня — произойдет именно у слияния Бии и Катуни!
Фото Павла Трофимова, Владимира Черкасова и из архива Сергея Исупова.