В одном из отечественных авиационных конструкторских бюро (их, как я уже писал выше, называли тогда «фирмами») проектировался, можно сказать, миниатюрный двухместный ракетоплан.
Он должен был крепиться на носу баллистической ракеты, стоящей вертикально на старте.
Пилоты в ракетоплане лежали бы один за другим на спинках своих кресел. Но главное, что небольшой объём кабины не позволял им вытянуть ноги вдоль тела: пол кабины был сразу под сидением кресла. Пилотам на старте надо было держать ноги, согнув их в коленях и в тазобедренных суставах, то есть скорчившись так, что согнутые ноги располагались бы перед животом.
После взлёта в космосе, в невесомости ноги можно было бы вытянуть вперёд. А на старте сделать это было бы почти невозможно, так как ноги лежащего человека оказались бы подняты кверху, кровоток в теле и в ногах нарушался бы.
Военные медики в Институте авиационной медицины Министерства обороны окончательно решили, что такое положение пилотов на старте, пока ракета заполняется топливом (а это длится несколько часов) — невозможно: нельзя ни лежать, долго скорчившись, ни поднимать ноги вверх.
Разработчики ракетоплана не согласились с военными врачами и обратились за помощью в ЛИИ, зная, что в нём создан научный медицинский отдел.
В конце зимы 1961 г. к нам в отдел принесли две модели кресел пилотов будущего «микроракетоплана».
Спинки-ложементы кресел были профилированы для мужчин примерно моего роста, оклеены мягким поролоном, покрытым голубой материей. Испытателям, в том числе и мне, предложили подолгу попарно лежать на этих «космических креслах».
Поднимать ноги не разрешалось, вытянуть их было невозможно, приходилось лежать скорчившись. Такие «лежания», для каждого из нас — испытателей, были назначены продолжительностью по 4, 6 и 8 часов. Подниматься над ложементом было строго запрещено, ворочаться разрешалось.
Нас регулярно вкусно кормили. Еду приносили из нашей лииёвской столовой лаборантки Тоня и Маша. Они помогали нам есть и пить. А вот малую физиологическую нужду нам помогал справлять мужской персонал нашего отдела. Использовались «утки», как для лежачих больных. До большой нужды дело не доходило. Испытатели, лёжа рядом, в соседних креслах, много болтали: о чём только ни рассказывали друг другу, смеялись над своим чудным лежачим времяпровождением.
Мне помнится, что никаких особых, нетерпимых неудобств даже в долгих восьмичасовых экспериментах-лежаниях я не чувствовал. Также и другие испытатели вовремя лежаний ни на что не жаловались.
Эта работа была крайне засекречена — сов. секретная особой важности, под грифом ССОВ.
Из-за этого ни названия фирмы заказчика, ничего о судьбе проекта маленького двухместного ракетоплана ни то, когда он должен был полететь нам — испытателям знать не полагалось.
До сих пор я этого не знаю; хотелось бы узнать. Хотя нам показывали его сов. секретные чертежи; у него корпус был настолько узок, что дно кабины располагалось сразу под сидением пилотов, а головы космонавтов торчали бы над корпусом и были бы накрыты полукруглыми прозрачными колпаками, чтобы экипаж в полёте мог видеть всё вокруг.
В конце 50-х годов прошлого века в КБ В.М. Мясищева, в ОКБ – 52 В.Н. Челомея, в КБ А.Н. Туполева были начаты научно-исследовательские проработки по создании «ракетопланов».
Для которой из этих фирм мы, в ЛИИ испытывали возможность экипажа много часов лежать в ракетоплане при подготовке его к вертикальному взлету, конечно же теперь известно историкам космонавтики!?
Друзья, сообщайте ваше мнение и подписывайтесь на канал «Проникновение в космонавтику».
Дайте прочитать вашим родственникам и знакомым. Пусть они тоже подпишутся на канал. Читайте предыдущие материалы и те, что будут публиковаться дальше.
С уважением, Леонид Александрович Китаев-Смык.