Книги стоиков содержат множество тонких наблюдений природы душевных переживаний. Человек, согласно их представлениям, является не только произведением природы, но и произведением божества. Тот, кто понял свое подлинное положение в мире, тот обязательно чувствует себя гражданином неба; он – космополит.
Все стоики презирали внешние блага, не стремились к богатству и даже к обыкновенному достатку, имели своим идеалом Диогена Синопского, который прославился своим презрением ко всему внешнему и своим постоянным стремлением выработать у себя абсолютную невозмутимость и безмятежный покой.
"Единая гармония проникает во все, говорит Марк Аврелий, и подобно тому как из всех тел слагается мир – совершенное тело, так и из всех причин слагается судьба – совершенная причина". Все, что представляется людям тягостным и бесцельным, – все это имеет цель в системе целого, также и зло, которое отчасти есть неизбежная оборотная сторона добра, отчасти же не касается внутренней сущности и истинного счастья человека.
Влияние психологии стоиков чувствовалось на всем протяжении мировой истории, иногда явно обнаруживая себя в выдающихся произведениях искусства. Но, в целом, античная цивилизация уже не имела сил для поступательного развития. Процесс формирования новых идей уже шел как бы по инерции, не порождая новые движения общества, а, напротив, подчиняясь внешним и непонятным для себя движениям. Античная культура вступила в длительную фазу своего заката.
Во втором и третьем веках нашей эры ситуация еще более усугубилась благодаря возраставшему влиянию христианского учения. Рост числа его сторонников, и особенно приобретение христианством статуса государственной религии, способствовало возрождению теологического взгляда на природу душевных явлений и, фактически, означало возврат к теологической традиции развития психологии. Но предстояла уже не просто смена гносеологических эпох, а смена самой цивилизации.
В отличие от относительно бесконфликтной эволюции взглядов в 6 веке до н. э., новое мировоззрение оказалось резко враждебным породившему ее обществу, отвергая любое знание, которое не укладывалось в ее парадигму.