Предыдущая часть
...Завяжу я по пяти узлов всякому витязю немирному, неверному, на луках и всяком ратном оружии. Вы, узлы, заградите воинам все пути и дороги, замкните мечи в ножанах, опутайте все луки, повяжите все пики, палицы, копья, рогатины; и воины бы из луков меня не били, стрелы бы их до меня не долетали, все ратные оружия меня не побивали. В моих узлах сила могуча змеиная сокрыта — от змея двунадесятьглавого...
Вначале сотворил Сварог небо и воду. Плавал в своей лодии по воде, летал на колеснице по небу. Но однажды пришел к нему Змей в образе хрупкого молодого юноши и говорит: «Хороши твои воды, отец Сварог, прохладны и медовы небеса твои, но только вот отдохнуть совсем негде. Сделал бы ты землю?» Не смог распознать бог в красивом юноше премудрого Змея. Подумал-подумал, почесал серебряную бороду и, отрезав от мышцы своей, сотворил землю. И была она поначалу ровной и гладкой, что даже глаз не мог ни за что зацепиться. Сколько не насылал Сварог на землю стада небесных коров, ни одной капли заветной влаги не упало. Кругом, покуда хватало зрения, только голая пустыня из жгучего песка. Тогда-то и понял он, что это коварный Змей сжал своими кольцами тучи и не пускает их. Бросил он противу Змея Перуна-громовика, и тот своею палицею заставил Змея разжать кольца. Пролились на землю первые большие дожди. Потоками спускалась с небес вода. Вскоре после этого образовались реки и озера, поднялись могучие дубравы, зашумели моря. Змей же, убегая от Громовика, так бил хвостом, что образовались горы. В конце концов спрятался хитрый злодей под землю.
Ишута услышал сдавленный женский крик в самом конце улицы, которая выходила на безлюдный городской пустырь. Постоял, прислушался. Крик повторился, но уже совсем глухо и еле слышно. Почуяв неладное, молодой человек устремился на звук.
Четыре сакских наемника и девушка! Она билась на заплеванной на земле, выгибаясь тонким станом. Лица видно не было. Толстые мужские предплечья обхватили его, еще двое держали за ноги, четвертый торопливо растегивал ремень на штанах.
- Отпустите ее, люди добрые! - Ишута подошел на несколько шагов и замер, вперив окаменелый взгляд своих огромных глаз.
Один из саков вскинул голову и, увидев перед собой щуплого, невысокого человека, только ухмыльнулся.
- Ты постой немного да посмотри. Глядишь и самому захочется девкой побыть! - Наемник заржал. Остальные трое тоже не стали сдерживать звериного смеха.
- Не причиняйте боли невинной деве, ибо кара из чертогов небес падет на вас! - Ишута до белых ногтей сжал свой посох.
- Ну, ты надоел, как плешивая собака! - Один из саков поднялся и рывком бросился на волхва.
Юноша этого и ждал. Он стремительно выбросил вперед конец посоха и, на противоходе поймав противника, буквально раскрошил тому зубы. Древко глубоко проломило неприятельскую гортань и едва не вышло с другой стороны наружу. Выбитые зубы вместе с кровавой слюной и черными ошметками плоти полетели на мостовую. Оружие волхва не оставило никаких шансов похотливому саку, который опрокинулся навзничь, ударился головой о камни и, дернувшись несколько раз в судорогах, испустил дух.
Несколько мгновений стояла оглушительная тишина. Наемники настолько оцепенели от неожиданности, что отказывались верить собственным глазам. Молодой человек выдернул из торца своего посоха пробку, и вот уже тонкий наконечник- «лисичка» обращен на неприятеля. Затем сверкнули в предутреннем сумраке сразу три клинка, сухо шипя, вылетевшие из ножен.
Ишута вспомнил прием «чайка», который не раз демонстрировал Абарис в схватках на Днепре, и горько пожалел, что еще не до конца овладел этой техникой. Он отскочил в сторону, отражая вражеский выпад таким образом, что сталь только вскользь прошлась по древку. Прямой удар посох мог не выдержать. «Лисичка» точно молния несколько раз вспорола воздух. Нужно не дать себя окружить, не позволить идти на себя во фронт. Молодой человек отступал, отбивая удар за ударом, пытаясь поставить соперников так, чтобы те оказались перед ним по одному. Но наемники, похоже, тоже неплохо знали свое дело. Тогда Ишута сделал вид, что убегает. В беге нет равных: всегда кто-то чуть расторопнее, а кто-то медлительнее. Тут главное, не прозевать свой шанс. Молодой волхв бежал легко, не оборачиваясь, определяя по дыханию преследователей: на каком они находятся расстоянии. Когда почувствовал, что — пора, резко остановился и, развернувшись направил «лисичку» в лицо одного из наемников. Узкий наконечник вошел в глаз. Слышно было как хрустнуло глазное дно, и в следующий миг мозг поверженного превратился в мертвый, потухший навеки кусок угля. Следующий удар он нанес тупым концом в область горла. Затем встретил рубящий сверху вниз, уклонился, ударил ногой в подколенный сгиб. Когда неприятель рухнул в сточный ручей, прижал его кисть, сжимавшую меч, к земле и приставил острие лезвия к горлу.
- Не добивай их! - это был голос девушки.
Ишута удивленно вскинул глаза.
- Пусть живут. И каждый день до самой своей смерти помнят о своем позоре!
- Как тебя зовут? - волхв ударил пяткой в болевую точку на запястье сака. Клинок стукнулся о камень, выпав из, лишенной воли, руки. Ишута концом сапога отбросил оружие на несколько шагов.
- Чаяна! А тебя?
- Меня Ишута.
Два покалеченных сака, хрипя, ползали по земле. Все попытки подняться на ноги ни к чему хорошему их не приводили. Они снова и снова падали в сточную грязь, полностью потеряв себя в пространстве и времени и совершенно не понимая: что же все-таки с ними произошло.
- Ха-х. Ишута! - Чаяна негромко рассмеялась. Казалось, что девушка уже забыла про тот ужас, который буквально минуту назад она пережила. Но таковы все женщины, наверно! - Что значит Ишута? А нет, погоди. Дай я сама подумаю.
Тут молодой человек по своей привычке наклонил голову и стал вглядываться в камни мостовой.
- А-а, поняла-поняла! - Девушка захлопала в ладоши. - Тебя так назвали потому, что ты все время чего-то ищешь глазами, ведь так?
Чаяна оказалась выше Ишуты едва ли не на пол-головы. Темно-русые пряди волос водопадом сбегали на плечи и хрупкую спину и обрывались там, где соблазнительно колыхались под бардовой юбкой два трогательных холма. Серо-голубые глаза смотрели восторженно, но не без удивления.
- А тебе-то сколько лет? - Ишута понял, что девушка не понимает: как это он такой маленький и щуплый одолел здоровенных наемников и, конечно, не может оценить его возраст.
- Дурак какой-то! У девушек не спрашивают о возрасте! - И через легкую паузу, - А тебе?
- Мне пятнадцать.
- Пятнадцать?! А выглядишь, как мой младший брат, которому только исполнилось двенадцать. И где ты такому научился?
Ишута не стал отвечать на вопрос, а лишь исподлобья посмотрел на Чаяну.
- Да, мне тоже пятнадцать! - Девушка одернула юбку, - Я на постоялом дворе у Рафаила мою посуду. Работаем до последнего посетителя, вот и приходится горб растить чуть ли не до утра. А дома больной отец и младший брат. Матери нет давно уже — чума!
- А что у вас делают саки?
- Нашим правителям пришло в голову, что против нурманна только сак может ратничать. Остальные не подходят. Но похоже нурманнам до нас вообще никакого нет дела, зато саки жируют за счет городской казны и, сам видел, чего выделывают.
- Отец болен? - Ишута с жалостью посмотрел на Чаяну.
- Не приведи такого никому. Он был когда-то знатным воином. Нанимался на службу в разные страны и предлагал свой меч самым разным правителям. Но однажды... - девушка запнулась, - я не знаю что на него нашло. Вдруг он тебе обо всем захочет рассказать сам. Пойдем к нам. Утро уже скоро, но отдохнуть время еще есть.
- Да некогда мне. Я ищу одного человека.
- Может я смогу подсказать?
- На вряд ли. Он сам не из полабов. Гостит здесь. Но мне он очень нужен.
- Я всех приезжих знаю. Они тут, как на ладони.
- Его зовут Аника-воин, человек без лица.
После этих слов Чаяна вздрогнула, и Ишуте показалось, будто девушка даже отшатнулась от него.
Край горизонта на востоке стал напоминать полоску белого металла; отточенное лезвие клинка медленно поднималось, вспарывая темную, вязкую ткань бархата ночи. Дорога резко пошла под угор, петляя между крепкими заборами, заслонявшими дома, сады и палисадники от посторонних глаз. Наконец молодые люди остановились напротив дубовых ворот с крепкой, обитой толстой кожей дверью. Чаяна поскребла ключом и, осторожно просунув руку в открывшееся окошечко, отодвинула засов изнутри.
- Входи. Ты же знаешь, я не могу уснуть без тебя. Скребешься, как мышь в подполе. - Скрипучий голос слетел с высокого крыльца одноэтажного, деревянного дома.
Человек сидел в деревянном кресле, ножки и подлокотники которого были украшены крупной резьбой. Один глаз полностью закрыт изуродованным веком, по всему лицу пролегли глубокие борозды морщин и шрамов; и того и другого так много, что нетронутые участки кожи выглядели нелепым диссонансом. Могучие, узловатые кисти рук покоились на коленях. Ишута обратил внимание на то, что колени мужчины сведены таким образом, как это чаще всего бывает у не ходячих больных. Вообще в сумраке на расстоянии нескольких шагов отец Чаяны выглядел настоящим старцем, но подойдя поближе молодой волхв по коже на открытых локтях понял, что мужчине пятьдесят или около того лет.
- Отец, это Ишута. Он сегодня меня...
- Это новый друг нашего Кнеля? Какие они все малорослые! А все потому, что в рационе явно не хватает мяса и молока. - Мужчина не дал договорить Чаяне.
- Нет, отец. Он...он, как бы это сказать...- Чаяна явно подбирала слова, чтобы как можно меньше огорчить отца.
- Ну, говори, Чаяна. Ни за что не поверю, глядя на этого «самсона», будто бы он твой кавалер! Да и рановато тебе обзаводиться! Ладно, Чаяна, иди в дом, а парню дай стакан воды. Нельзя отпускать человека, не угостив. - Отец Чаяны тяжело вздохнул и, уже обращаясь к Ишуте, добавил, - Кроме воды в этом доме других угощений нет, с тех пор как я перестал ходить и иметь возможность наниматься на службу! Так-то, парень!
- Спасибо, добрый человек, за воду. Я с большим наслаждением осушу четвертной ковш. - Ишута принял из рук девушки ковш и стал гулко пить.
- А что у тебя за палка, парень?
- Можно узнать ваше имя, добрый хозяин? - Волхв отер губы рукавом.
- Я не замечу, что непочтительно со старшими разговаривать вопросом на вопрос. Меня зовут Славарад! - Славарад прищурил здоровый глаз и стал вглядываться в ишутин посох. - Карлик меня обесчесть, это явно очень неплохая подделка под боевой посох. Я видел однажды такой. Гостил у нас как-то человек с Верхнего Днепра.
- Это не подделка, мудрый Славарад! Посох, который я держу в руке, некогда принадлежал волхву Абарису.
- Ты шутишь, парень! Так шутить нельзя.
- Я могу доказать это на деле! - Ишута напрягся.
- Отец, он сегодня защитил меня от четырех саков. Знаешь, что он сделал с ними? - Чаяна плеснула руками.
- И что же он такого с ними сделал? - В голосе Славарада зазвучали темные нотки скепсиса.
- Хм... - Ишута бросил короткий взгляд на деревья, растущие вокруг дома.
Разбежался и , уперев конец посоха в землю, оторвался от земли, высоко закинув ноги над головой. В мгновение ока он уже сидел на ветви вяза, на весу натягивая тетиву, превращая посох в стрелковое оружие.
- Откуда ты, парень? - На лбу у мужчины выступили крупные капли пота.
- Я ученик того, кого ты видел с этим посохом, волхва Абариса. - Ишута поднял лук, и маленькая стрела со свистом вспорхнула с тетивы. В ту же
секунду ягода вишни, одиноко висевшая на ветке у верхней части крылечного столба, брызнула ярким соком.
- Я, кажется, догадываюсь: кто тебе нужен! - Славарад смахнул указательным пальцем с кончика своего носа алую капельку.
- Без него я не смогу стать настоящим волхвом. - Юноша спрыгнул на землю.
- Восемь лет назад Морана затмила мой разум и я обозвал лучшего из лучших выскочкой, дешевым карликом от меча и просто засранцем. Чего я хотел? Славы. Да, Ишута, мы все, кто любит позвенеть сталью, обожаем только ее, славу! Мне казалось, что я разделаюсь с Аникой, и тогда мой гонорарный статус вырастет в несколько раз. Но Аника избегает ристалищных турниров; он подсмеивается над теми, кто участвует в подобных вещах. Во всяком случае, я был твердо убежден в этом. Он ведь и со мной не хотел драться. Но я пообещал вначале обрить своим клинком его голову, а затем и принести ее на городскую площадь, чтобы все увидели, наконец, лицо человека, скрывающееся под длинной челкой. Он долго не реагировал на мой вызов, тогда я по-настоящему распетушился и стал обзывать его помойной собакой, крысиным выкормышем и так далее. Я веселил всех, кто слышал меня, начиная с постоялого двора и заканчивая центральной городской площадью. И однажды мы сошлись. Встреча наша произошла в лесу. Я так и не понял, каким оружием дрался Аника. Да и дрался ли? Увидел только серо-коричневый вихрь размером с человеческую плоть. Вихрь этот показался мне прозрачным, потом — губы, вытянутые в печальной улыбке. И больше ничего. Схватка длилась несколько мгновений. Понятное дело, я ничего не успел толком сообразить , и - сразу страшная боль в коленях, которые сломались от удара неведомым оружием с каким-то страшным хрустом. Пока я падал, он нанес, кажется, еще несколько ударов по лицу, один из которых полностью парализовал веко и сделал меня одноглазым. Ты скажешь, он жестоко обошелся. Но что ему оставалось делать? Отпусти он меня целехоньким, разве бы я угомонился. Да и за все нужно платить, ведь так? Я не знаю что бы стало с Чаяной и совсем еще маленьким Кнелем, если бы он, этот Аника, не бросил мне на грудь целый кошель золотых монет. Мы до сих пор, хоть и весьма скромно, но все же отчасти живем на его деньги. Вот так я вышел на пенсию и теперь с этого кресла смотрю на текущую за воротами жизнь. - Славарад глубоко вздохнул и попросил Чаяну укрыть его пледом.
Через несколько секунд он уже крепко спал. Прохладный утренний ветерок теребил сухие белые волосы. Неподвижны были калечно-сведенные навеки ноги. Неподвижны - жилистые, узловатые руки. И лишь тонкий одинокий след от слезы на морщинистой, изошрамленной щеке светло и остро поблескивал в лучах восходящего солнца.
Продолжение