Не помню, какие игрушки у меня были до четырех лет. Но когда я стала ездить летом в деревню, у меня появились совершенно потрясающие игрушки, которые мне сделала бабушка.
В сенях у неё висели колодки для изготовления лаптей разного размера: от огромной, для главы семьи, до маленькой- для едва начавших ходить детей. Эти колодки, если мне не изменяет память, по- чувашски называются «кăлăп». Их вырезал ещё прадед, они были из дерева, гладкие на ощупь, помещались в специальные пазы и очень нравились мне как элемент интерьера, потому что лапти на моей памяти уже никто не носил. А до революции это была повседневная сельская обувь. Так вот, первую куклу бабушка сделала из самой большой колодки просто вырезав ей «глаза». Дала мне какие-то тряпочки, и я играла и нянчила эту деревяшку. Потом, когда я подросла, эта колодка вернулась на своё место. Такая глазастая. Она долго напоминала мне, что была моей первой игрушкой.
Когда я стала постарше, бабушка сделала мне вторую куклу- из палочек, связав их крестом. Она натянула на этот скелет тряпочки, сделала головку, нарисовала на ней лицо. Мы одели её в платьице, и я играла с этой куклой. У всех деревенских девочек были такие «дети», но моя была самая классная пуканЕ! (Это « кукла» по-чувашски). Однажды у меня её украла большая девочка Лиза. Она была года на три меня старше, мы звали её «Мун ЛизЫ», что означает «Большая Лиза», потому что там была ещё маленькая Лиза, моя ровесница.
Когда пропала эта кукла, у меня была страшная трагедия, я ревела на всю деревню. Бабушка провела расследование, пошла к этой девочке, которая спряталась в недрах дома, нашла её и заставила вернуть любимую пукане. Я никогда не видела мою бабулю в таком гневе, как тогда! Она была большая решительная женщина, её все взрослые боялись и уважали. Что ж тут говорить о какой-то Лизе! Я потом много лет с этой Лизой старалась не встречаться, хотя жили мы по соседству, через переулок. В моём представлении она была воровка. Теперь-то я понимаю, что ей уж очень хотелось иметь такую игрушку, как у меня, и она не смогла преодолеть искушение.
Кукол у меня больше не было. Никогда. Я их и не хотела. Был мишка, о котором я помню только, что он был коричневый и твёрденький. Видимо, материалом было папье-маше, обтянутое тканью. Когда я научилась читать, надобность в игрушках отпала совершенно. Но я помню, что мои младшие сёстры и кузины во что-то там играли. А двоюродный братишка создавал из пластилина целые отряды солдат.
Возможно, я из породы однолюбов? Даже по отношению к игрушкам.
