Ольга АНДРЕЕВА
Читаю удивительно пафосные проклятия в адрес СССР.
Люди делятся странными воспоминаниями. Тогда все пили, а сейчас не пьют. Тогда была нищета, а теперь вся Россия процвела. В посте одного юного хулителя прочитала страшное. У некоторых в СССР в квартирах не было обоев!
Беда СССР накладывается на беду тех механизмов, которые у нас формируют общественное мнение.
Во-первых, СССР остался совершенно безъязыким перед судом потомков.
Там почти не было социологии. Мы не можем оперировать данными опросов. Какой процент населения был доволен своей жизнью, чего боялись, чего хотели. Ничего этого мы просто не знаем.
Это значит, что люди могут опираться только на свои воспоминания. А это очень некорректный источник.
Во-вторых, сработала пропаганда 90-х годов. Рождённые в позднем СССР вошли в разум именно тогда, когда совок было принято поливать грязью.
Потом уже стало понятно, что все не так. Но это поняли только профессионалы. Широкая публика осталась в уверенности, что в СССР в квартирах не было обоев, никто не знал вкуса Кока-Колы и всех подряд хватали на улице, бросая в застенки КГБ.
Позвольте мне тоже поделиться воспоминаниями
Про СССР я говорить не буду, хотя прожила там 24 года.
Мои воспоминания куда более поздние, зато подкрепленные цифрами.
В течение нескольких лет журнал русский репортёр проводил летнюю школу в деревне Ручки Тверской области. Это 350 км от Москвы.
Я стала вести там свою мастерскую примерно году в 2010.
Так как мы делали там свой первый вербатим, неделями говорили с местными и общались с нашими социологами, которые каждый год исследовали Ручки вдоль и поперек, мы хорошо представляли историю деревни. Картина была такова.
До начала 90-х Ручки были главной усадьбой колхоза миллионника.
Жили животноводством и льноводством. Лен очень дорогая и трудоёмкая культура. Животноводство тоже было прибыльным. Колхоз процветал.
В деревне постоянно проживало более 5 тысяч жителей.
Жилищные условия были роскошными.
Огромные избы пятистенки с резными наличниками, множество хозяйственных построек во дворах, что говорило о том, что большая часть семей держала коров, лошадей, коз, ну и по мелочи — свиньи, куры.
Когда наша школа появилась в Ручках, в деревне постоянно проживало 29 человек. Колхоз сохранился. Его главный доход составляли вырубка местных сосновых лесов и разбор советских ферм на битый кирпич, который за копейки продавали редким дачникам.
Наш лагерь стоял на поле, где когда-то выращивали дорогой Лен. Кому теперь принадлежали земли, было совершено непонятно. Местные эффективные менеджеры давно сбыли все неизвестно кому.
Ходить по улицам огромной деревни было странно и страшно. Ряды прекрасных домов с садами, цветущими палисадниками и деревянными петухами на крышах — все они были покинуты людьми.
На заросшей полынью центральной площади стояла огромная длиной метров в 30 Стелла в память жителей деревни, павших во время Великой войны. Мелким шрифтом там было выбито несколько сотен имён. Но тогда деревня выжила. В 90-е она погибла.
Мы разыскали последнего советского председателя колхоза, на чьих глазах совершилась эта цивилизационная катастрофа. Он был одним из немногих, кто остался в деревне, организовав крошечный местный магазинчик.
Мы ходили за ним несколько дней с просьбой рассказать, как это было.
Крепкий 60-летний мужчина упорно отворачивался, молчал и плакал. Его жена складывала руки лодочкой и говорила, не трожьте его, у него больное сердце, мы не хотим это вспоминать.
Когда мои студенты, в основном юные московские девочки и мальчики, пару недель поработали "в поле" и поговорили с реальным русским деревенским народом, они были под таким впечатлением, что многие возвращались в лагерь в слезах. Спасибо за этот опыт, говорили они. И я очень надеюсь, что сейчас, читая про страшный СССР и про русское народное быдло, те повзрослевшие девочки и мальчики вспоминают наших ручковских старушек, которые кормили их черничным вареньем и рассказывали про войну и советское колхозное счастье.