— Ведун? Волхв? Ведьмун? Ну вот как его мне называть?
— Ученик ведьмы, — упрямо сказал старик, кончиком посоха пододвигая к ногам Уввы тяжёлый котелок с плотно пригнанной крышкой. – И оплату прими. Чай, не с неба насыпалось – всё потом и кровью заработано.
— Да на кой он мне, мальчонка-то твой?! – завопила Увва. – Себе оставь! Тогда и золото твоё целее будет!
— Не годится для него моё учение, - упрямо сказал старик. – Нет в нём способностей к моему ремеслу. А магия в ём – есть. Бери, не думай. Хороший паренёк, дельный. Только трупов уж очень боится. Визжит, как девчонка, плачет. А в нашем ремесле без трупов-то… гм.
— «Гм»! – передразнила соседа ведьма. – Вот сейчас стукну я тебя обухом, будешь тут гмыкать. Как девчонка, да? Потому ты ко мне и привел чадо своё, да? Дурень ты старый! Я ж толь девонек и беру. Да к тому ж тех, у кого первая кровь была – её мы, между прочим, в заклад Боженушке отдаём, а с его я что возьму? А?
Предмет спора сидел на крылечке избушки и угрюмо смотрел прямо перед собой. Смотрел, да не видел – глаза у него были странные. Большие, как плошки, и будто внутрь себя повёрнуты! Да ещё цвет такой странный у них – то ли бледно-бирюзовый, то ли выцветше-зелёный. Подошёл к пареньку кот, в лицо худое, грязное заглянул, слегка фыркнул. Что за чудо к ним пришло? Сколько годков ему – десять, двенадцать? Щуплый больно!
Почувствовав тепло, странный парнишка протянул к коту руку.
— Подь, подь сюда, — сказал голосом неожиданно низким для такого задохлика.
Приятно стало коту, что зовут его, но подходить не спешил. Принюхивался, приглядывался.
— Иди. Не трону.
— Да на кой мне этакое чудо, Кош? – снова закричала в доме ведьма. – Ты с ним сколько возился? Полгода. А батька-болтун? Год. А травница-чудесница? Ещё месяца три! Он уже по всем здешним колдунякам прошёлся, никто в нём никакого дара не открыл. Ни к жизни, ни к смерти, ни к каким нашим наукам не приспособлен. К тому ж квёлый он у тебя. И слепой, кажись – чуть мне полку вон не своротил. А там склянки мои. На что?
— Не слепой он! – старик ударил посохом об пол. – Оставляй его за собой, старая. Уговоров не помнишь? Я твою внучку приютил, обогрел, накормил, чему знал – тому выучил, выдру шуструю. Твой черёд! А не то отведу его к Гороховому, пущай с ним шутки шутить учится. Вот-оно парочка будет: пересмешник и рёва-корова! Давай, старуха, бери дитё и учи чему знаешь.
Увва старой ещё не была – как есть ягодка, даже седины в волосах не завелось. Но возразить не решилась, только и посмотрела, что на посохе мага навершие из орлиного черепа вдруг клювом зашевелило да глазами засверкало. Поёжилась, как от сквозняка, и буркнула:
— Девчонку ко мне по осени в обучение приведут. Куда я ещё и этого поселю?
Но было ясно: сдалась.
— Ничего, дом у тебя справный, не маленький, — сказал маг, — как-нито разместитесь.
— Только пущай колесо крутит, чтобы вода в дом тёкла, — спохватилась ведьма, но старый некромант уже вышел на крыльцо и взял мальчишку за шиворот.
— Здесь теперь твой дом, — буркнул он, всунул свою ношу в избу и поспешил уйти.
Кот, кстати, за мальчишкой прошмыгнул – еле хвоста не лишился, когда дверь захлопнулась. Увва встала напротив навязанного ученика, уперев руки в боки.
— Ну? Что стоишь! Вещи-то какие-нибудь есть у тебя с собой?
Парнишка ответил отрицательно, опустил голову низко-низко. Но Увва всё равно заметила, что из глаз его скатились две слезинки, моментально съехали на нос, слились в одну каплю и упали на дощатый пол.
— Не гоните меня, тётенька, - прошептал он. – Я что хотите… не гоните меня.
— Чтой-то?
— Жжёт меня изнутри, если я не колдую. Дара у меня нет никакого, а магия есть.
Нахмурилась ведьма.
— Не, ты это. Ты меня на жалость не бери, — пробормотала она. – Ещё чего. Иди вон ешь. С обеда похлёбка осталась. Любишь похлёбку-то? С грибами.
Мальчик покивал.
— А зовут тебя как?
— Дяденька Кош Крысёнышем звал, а тётенька Отрава – Колтуном, — шмыгнул носом пострел.
— А маманька как? – цепляясь за последнюю надежду, спросила Увва.
Надежда штука хорошая. Надеешься вот так-то, что не получится из парнишки ученика ведьмы – к родителям вернётся. Но только надежда эта скоропостижно скончалась, когда мальчишка заревел в голос.
— Нет у меня ни отца, ни матери, тётенька Увва! Один только дар колдовской и есть! И не знаю я, что с ним делать, мочи моей нет, хоть сердце из груди вынимай да в котёл кидай!
Увва отступила на пару шагов, не зная, что делать. То ли отгонять лихо, то ли обнимать плачущего ребёнка, то ли что?
— Ты не реви это, — сказала она наконец. – Чай, не девка, чтоб слёзы-то ронять.
— Не могу, — всхлипнул парнишка. – Как только подступает оно, так и жжёт, так и рвёт изнутри.
Мда… Увва подумала, что начала понимать, как с этим сокровищем управляться. Ревёт, стало быть, как девчонка? Подумала ведьма – а ведь и верно. Что травница-Отрава – баба склочная и грубая, что некромант Кош – старикашка злобный да ворчливый… Оттого и не справлялись они с пострелом. Тут ведь надо лаской, а не таской!
— Иди-ко умойся да за стол. Поешь, попьёшь, пойдёшь работать – воды мне набрать надо, дров наколоть… хотя много ль ты наколешь?
— Так не выгоните? – успокаиваясь, шмыгнул носом паренёк.
— Не выгоню, горе ты моё луковое. И даже лучше: имя тебе дам, рубашку чистую да порты. А вот так на жалость мне больше, пожалуй, не дави. Сердце-то ведь – оно не камень.
Кот прошёлся меж ними, хвостом зацепил ногу ведьмы, спинкой выгнутой потёрся о босые ноги паренька.
— А как вы меня назовёте? – спросил тот, и лицо его прояснилось.
— Давай ешь, покуда не остыло, - буркнула ведьма.
Под бойкий стук ложки о глиняную миску Увва думала – о даре непростом, да о том, что делать. У Коша-некроманта вон железные нервы и сердце будто из глыбы гранита высечено – если, конечно, есть оно при нём. Иные некроманты, говорят, сердца свои хранят в схронах и никому не сказывают… а и Кош сумел только полгода этого пострела уму-разуму учить. Уввина внучка ведь тоже, надо думать, не сахарная куколка. Видно, подход у него такой - как начнёт паренек плакать-жалобить, так этот старик ругается, бушует. Как он его ? Крысёныш? Придумал же!
...А она то, Увва, выдюжит ли? Это ж какое испытание – не крикни на него, не шикни, не замахнись… А есть ли у него ещё какие таланты, окромя этого, и не известно ведь. А с этим… не к шуту ж его Гороховому, в самом деле? Не то натворят оба дел, с таким-то талантом только на ярмарке жалостливых купцов за мошну дёргать. Небось навар неплох будет, да только гнусное же это дело!
— Горе ты моё… луковое, - вздохнула Увва.
Сама едва не заплакала.
— Ну ничего, авось управимся с тобой. Учить тебя да учить. Ну ничего, знаю я, к какому делу тебя пристроить. С завтрева и начнём. Будешь ты, Лука, Лука-плакальщик, с людьми горе пополам делить. Ишь ты, дара у него, говорит, нет. Ещё какой! Ты ешь, ешь, ничего...
Кот сидел на лавке рядом с мальчишкой, тёрся о худой бок широким лбом, намурлыкивал свою песенку.
И не таких выучивали, подумала Увва.
(Продолжение https://zen.yandex.ru/media/id/5e184ed998fe7900b031a1d4/gore-lukovoe-2-5f83e82cb1a4d95dc06cd0aa )