В 1934 г. на І съезде писателей был создан Союз писателей, а вскоре появились такие же союзы у художников, композиторов, артистов… Все члены таких союзов получали льготы: у них были особые условия оплаты труда, санатории, дачи, поездки по стране, они не только получали квартиры вне очереди, но им увеличили нормы на жилую площадь, которая в городах была строго лимитирована. Власти словно подавали знак людям творческим: мы вас ценим, но не выходите за рамки!
Объединив людей творческих, Сталин словно заключил с ними своеобразный союз: мы вас ценим, поощряем, вы уважаемы и высокооплачиваемы, вы «инженеры человеческих душ», как высказался Сталин на встрече с писателями в особняке Горького, но и вы соответствуйте нашим ожиданиям!
Многие писатели, прежде всего «красный граф» Алексей Толстой, поняли смысл действий власти и активно откликнулись. Юрий Тынянов называл Сталина «величайшим из гениев, перестраивавших мир», а К. Чуковский записал в дневнике: «Колхоз — это единственное спасение России, единственное разрешение крестьянского вопроса в стране! Через десять лет вся тысячелетняя крестьянская Русь будет совершенно иной, переродится магически…»
Но отдельные творческие личности не приняли доброжелательного диалога с властью, то есть со Сталиным. Конечно, это Осип Мандельштам, который принимал современное положение России как трагедию народа. Вернувшись из Крыма в 1033 году, он, потрясённый картинами голода, пишет:
Природа своего не узнает лица,
И тени страшные Укрáины, Кубани…
Страшные тени – это не только умирающие от голода люди, но и члены ЦК Молотов и Каганович, присланные выбивать хлеб из деревни, а по сути из голодающих мужиков.
Вскоре появятся строчки, которые станут поводом для ареста:
Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца –
Там помянут кремлевского горца.
Его толстые пальцы, как черви, жирны,
И слова, как пудовые гири, верны,
Тараканьи смеются усища,
И сияют его голенища.
А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей.
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет.
Как подкову, дарит за указом указ –
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.
Что ни казнь у него – то малина
И широкая грудь осетина.
Первые строчки – мироощущение людей, выросших среди поэзии и музыки, в среде русской классической культуры – и вдруг приходит Он – кремлёвский горец, по сути, дикарь, которому эта культура не нужна – тараканьи усы и солдатские сапоги – вот что характеризует вождя, как его понимает Мандельштам! Такова же его свита – полулюди-полузвери, напоминающие скопище чудовищ из сна Татьяны в «Евгении Онегине», «кто свистит, кто мяучит, кто хнычет», и правит ими палач: «что ни казнь у него – то малина» – это же сборище каторжан, уголовников!
Борис Пастернак, которому Мандельштам при встрече продекламировал это стихотворение, сказал: «То, что вы мне прочли, не имеет никакого отношения к литературе, поэзии. Это не литературный факт, но акт самоубийства, которого я не одобряю и в котором не хочу принимать участия. Вы мне ничего не читали, я ничего не слышал и прошу вас не читать их никому другому».
Думаю, это не трусость, это понимание, что просто из озорства, из этакого вызова, фронды взрослые люди так не поступают. Мандельштам в этом эпизоде ведёт себя подобно мальчишке Пушкину, который, получая от графа Воронцова место службы, деньги, переспав с его женой, вдруг ошарашивает совершенно незаслуженной характеристикой:
Полу-милорд, полу-купец,
Полу-мудрец, полу-невежа,
Полу-подлец, но есть надежда,
Что будет полным наконец.
Но это «кровавый тиран» Николай І распорядится в качестве наказания отправить Пушкина в родительское имение – это такая ссылка.
Неужели Мандельштам не сознаёт, что страна давно изменилась? Зачем он дразнил Сталина? Испытывал судьбу? Доказывал себе (и другим), что не боится? Он носится по городу, в каждой компании читая эти стихи (которые переписывает ему жена, Надежда, верно сопровождавшая его по жизни со всеми её горестями) и наблюдает реакцию поражённых людей, иногда совершенно малознакомых!
Нужно ли удивляться, что вскоре секретарь правления союза писателей
В. Ставский пишет наркому внутренних дел Н. Ежову о том, что «Мандельштам является автором похабных клеветнических стихов и антисоветской агитации», часто приезжает в Москву, хотя находится в ссылке, а друзья-поэты «делают из него страдальца», при этом Ставский скромно просит помочь решить этот.
В 1938 году вопрос был решён окончательно: Мандельштам арестован, дал признательные показания в контрреволюционной деятельности и получил приговор:
«МАНДЕЛЬШТАМ Осипа Эмильевича за к.-р. деятельность заключить в ИТЛ сроком на ПЯТЬ лет, сч[итая] срок с 30/IV–38 г. Дело сдать в архив».
На обороте — помета: «Объявлено 8/8–38 г.», и далее — рукой поэта: «Постановление ОСО читал. О.Э. Мандельштам».
8 сентября 1938 года его этапировали в лагерь, из которого он не вернулся.