Я люблю читать. Всегда любил, сколько себя помню. Мои первые воспоминания о чтении - мне 6-7 лет и у меня в руках толстая книжка сказок. На обложке Иванушка и Аленушка скачут на большом сером волке через лес. Почему-то хорошо запомнилась именно обложка, а не содержание. Видимо, картинки в книжках в детстве я любил больше, чем текст.
Я не знаю, откуда во мне эта любовь к чтению. Может быть пример родителей - у нас дома всегда было много книг, хорошая семейная библиотека, которая пополнялась. А может быть я через книги прятался от непонятного большого мира вокруг. Прятался в красочных и захватывающих мирах меча, магии или космических путешествий по далеким-далеким галактикам. Помню только, что буквально жил в этих фантастических мирах.
Из детства
В детстве книжки я выбирал по обложке и просил родителей купить то с космическим кораблем, то «вот эту, про «Мир пауков». Еще помню один эпизод из детства, когда в нашем доме неожиданно появилась книжка, которая потом стала моей любимой - «Волкодав» Марии Семеновой.
Однажды к нам в гости зашла мамина подруга и принесла стопку книг. После небольшого общения на отвлеченные темы она указала на книги и предложила отдать их нам насовсем. Я стоял рядом с ними (книгами) и не понимал, что происходит. Это было очень неожиданно для меня - как так, отдать книги насовсем!? Я ощущал внутри сильную радость от свалившегося счастья и одновременно был шокирован – не понимал, что происходит. Я стоял, удивленно хлопал глазами и глупо улыбался.
Позже я с родителями зашел к ней в гости и сразу понял ее поступок. КНИГИ БЫЛИ ПОВСЮДУ. Вся ее небольшая двухкомнатная квартира была уставлена ими. На книжных полках места уже не было. Книги стопками лежали сверху на шкафах, на столах и даже на полу. Она начала раздавать книги, потому что библиотека постоянно пополнялась, а места уже не было. Для меня эти залежи были похожи на островки сокровищ: хотелось ходить между ними и знакомиться с каждой книгой, шелестеть страницами, трогать, рассматривать обложки. И глубже дышать особенным «книжным» воздухом, слегка щекочущим нос, пахнущим старой бумагой и пылью.
По-моему, большая часть ее библиотеки состояла из фантастики и фэнтези. И книги, которые она отдала, были тоже фантастикой. Среди них оказался тот самый «Волкодав». Он вряд ли бы стал моей любимой книгой, прочитай я его сейчас. Но, видимо, впечатление в школьные годы было настолько сильным - от сюжета, от теста, от главного героя, - что я и сейчас вспоминаю эти книги с замиранием сердца. И не понимаю от чего – то ли от книг, то ли от связанным с ними детством.
В детстве я читал ради сюжета. Быстро бежал по тексту, обращая внимание только на картинку, которая появлялась у меня в голове. Переносился в воображаемый мир и жаждал только действий. Для меня книга была хорошей, если от нее было трудно оторваться. Даже описание мира и персонажей было для меня интересным, потому что это знакомство с чем-то новым. Ну и, конечно, мне нравились вся фантастика и все фэнтези, которые я читал - хотя сейчас я не помню, чтобы среди прочитанных книг были плохие или даже ужасные. Роберт Шекли, Мария Семенова, Вернор Виндж, серия «Мир пауков», Роберт Сальваторе и его серия про Темного эльфа, Сергей Лукьяненко — это то, что запомнилось.
Студентом я начал обращать внимание на сам текст. Одна книга могла мне понравиться, а другая нет. Какие-то книги читались легко и быстро, через другие надо было продираться чуть не плача. Начал оценивать по тем образам, которые текст создавал в моей голове - понятные и приятные или какая-то каша. При этом тексты, в которых были специальные термины и сложные обороты, я воспринимал, как хорошие. Думал, что это я просто еще не дорос до них. Ведь автор старался, выбирал слова, выстраивал их в виде непреодолимого забора, об который я бился как рыба об лед. Поэтому я читал и плакал, плакал и читал. От корки и до корки. И потом считал себя молодцом - справился! Ни хрена не понял, но прочитал.
Переоценка процесса чтения
Только лет с 25 для меня кончилась эпоха культа книги. Я перестал считать все опубликованное качественным материалом по умолчанию. Материалом, который стоит читать сквозь слезы. Одной рукой книгу держу, второй слезы вытираю.
Сейчас, после прочтения книг «Слово живое и мертвое» Норы Галь, «Живой как жизнь» и «Высокое искусство» Корнея Чуковского, у меня внутри произошла еще одна переоценка всего процесса чтения и самих книг. Для меня на первое место вышли: выбор слов, построение простого и понятного текста, с яркими и живыми образами. Причем не важно, художественная литература или нет. В любых книгах я ценю легкость восприятия, когда я точно понимаю, о чем пишет автор. Даже если это что-то новое для меня, но оно объяснено просто и понятно.
Последнюю книгу, которую читал, мне захотелось выкинуть. Это была «Спасите котика» Блейка Снайдера. Я смог прочитать только первые десять страниц. После этого закрыл книгу с вопросом: выбросить, отдать кому-нибудь или оставить лежать мертвым грузом на полке. В книге плохо все, кроме красивой обложки: шрифт с завитушками, от которого сильно рябит в глазах; перевод похож на автоматический - слишком искусственно, даже нелепо звучат фразы; в построении и выборе слов угадывается английская речь. Кажется, что перевод выполнен слово в слово, потому что смысл текста часто теряется, сама речь в переводе часто сбивается и перескакивает с мысли на мысль.
Очень редко мне попадаются подобные книги и каждый раз я не знаю, что с ними делать. Выкидывать рука не поднимается. Дарить - только если врагу. Так что оставляю у себя - как напоминание о том, что я ее читал. Ну, хотя бы пытался.
И еще, после Норы Галь и Корнея Чуковского я впервые задумался над тем, что книги иностранных авторов у нас представлены в переводах - а поэтому сильно зависят в своем качестве от самого переводчика. Никогда до этого я не думал об этом.
«Высокое искусство» Корнея Чуковского:
«Богатый словарь нужен переводчику именно для того, чтобы переводить не дословно. Здесь своеобразный парадокс диалектики: если хочешь приблизиться к подлиннику, отойди возможно дальше от него, от его словарной оболочки и переводи его главную суть: его мысль, его стиль, его пафос (как выражался Белинский). Не букву буквой нужно воспроизводить в переводе, а (я готов повторять это тысячу раз!) улыбку – улыбкой, музыку – музыкой, душевную тональность – душевной тональностью».
«Высокое искусство» - книга про переводы на русский язык и с русского языка на иностранные. Чуковский приводит много примеров переводов на русский язык и дает нам возможность самим сравнить подходы разных переводчиков и разных школ.
В «Живой как жизнь» Чуковский рассказывает много интересных фактов и реальных примеров из писательской и переводческой практик. К моему удивлению обозначенные им проблемы - шаблонность сочинений в школах, канцелярский язык повсеместно, увлечением молодежью иностранными словами, - все это как было актуально в годы написания книги (60-70-е), так и остается актуальным сейчас. Я сам столкнулся со всеми этими проблемами школьником.
«В 20-х годах была массовая тяга к сращению слов, когда даже старые слова, относящиеся к старым понятиям, стали сочетать по-новому».
«Маяковский, например, рассказывал мне, будто молодые москвички, назначая рандеву своим поклонникам, произносят два слова:
- Твербуль Пампуш!
И те будто бы хорошо понимают, что так называется популярное место любовных свиданий: Тверской бульвар, памятник Пушкину.»
Еще из запоминающихся примеров: сокращение Петр Павлович – Пепа.
И отрывок, который поразил меня своей актуальностью и в наше время:
«Слишком далеко зашел в школе отрыв «литературы» от текстов, от самой литературы. Дети, подростки, юноши, по-моему, должны прежде всего знать стихи Пушкина, а уж во вторую очередь – о стихах Пушкина.
Нужно, чтобы эта чудесная мысль, такая простая и ясная, была непременно усвоена всеми преподавателями нашей словесности – мысль о том, что сам Пушкин гораздо важнее, ценнее, нужнее, чем целый батальон методистов, которые, словно специально для школьных шпаргалок, навязывают детям готовые формулы: что именно «раскрыл» он в «Онегине» и что «показал» в «Полтаве».
Непосредственное, прямое, эмоциональное восприятие того или иного произведения поэзии должно предшествовать всяким учительским мудрованиям над ним».
Хоть мое отношение к книгам и чтению изменилось, одно чувство все же осталось у меня с детства. Меня восхищает то, как писатели могут передавать мысли, чувства, ощущения через текст. Передавать целое восприятие. Потому что я делаю это прямо, даже как-то топорно и сухо. Я человек простой - как думаю, так и говорю, так и пишу. Но хорошие писатели делают то же самое потрясающим, богатым языком. Они могут донести свои мысли простыми предложениями, могут сформулировать глобальное понятие короткой фразой, могут передать эмоции простым описанием. Меня поражает яркость картинки, которая появляется в голове при чтении художественного текста. Особенно то, что я проживаю текст эмоционально, чувственно. То, что очень часто писатель пишет, как будто бы про меня – именно так я и ощущаю мир, это же про меня!
«Силой письменного слова заставить услышать, заставить почувствовать и, прежде всего, заставить увидеть»
Джозеф Конрад