Через три дня, ранним утром, головка партии переправляется через Иртыш на пароме. Наш корреспондент изрядно впечатлён:
Заря давно алела, переходя постепенно в желтые и оранжевые тона, но солнце еще не показывалось. С зелёного острова, купавшего в протоке свою густую, свежую листву, неслось звонкое, смешанное пение проснувшихся пернатых. Заливался в трелях соловей, нежно щебетала малиновка, перекликались хищники-чеглики1, посвистывала иволга. От этого острова — летнего клуба Устькаменогорцев — веяло жизнью и свежестью. На обоих мысах его торчало по нескольку мальчишек с удами; почти поминутно они таскали серебристых чебаков и сорожек, или честного прожору — полосатого окуня, который, проглотив крючок, упирался всеми плавниками и ощетинивался.
1— Вид сокола (Falco subbuteo):
В городе тихо. По гладкому, как карта плато, где устраивается байга2 и несколько раз в лето состязаются степные бегуны, (скорее всего – между нынешними городским акиматом и пристанью), плавно раскачиваясь, по направлению к парому движется партия верблюдов, навьюченных разным провиантом.
Широкоскулые, смуглые погонщики идут рядом. Они в полосатых или желтых армяках, круглых аракчинах с развевающимися перьями филина и тяжелых, бараньих малахаях. Городская крепость, минареты мечетей, колокольни церквей — отливают матово-розовым светом утренней зари, выступая из зелени садов. Полные воды Иртыша катятся мимо нас, покрытые рябью и кругами, словно закипающая в котле вода. Изредка, то там, то сям щелкают водой щука или таймень, а преследуемая ими рыбка хаотично выпрыгивает над поверхностью, сверкая яркой чешуей. С дальних озер и болот, на той стороне реки, подымался густой туман — как будто земля курилась. Прозрачное, ярко-лазоревое небо обещало ясный, знойный день: нигде — ни облачка; каменные порфировые и гранитные утесы, гигантские пласты слоистых сланцев берегов выступали резко, не сглаживая в туманном мареве своих прихотливых очертаний...
2 — Киргизские «Олимпийские игры» со скачками, борьбой и проч.
Вот и середине реки. Паром сильно сносит. Перевозчики усиленно работают веслами — в ожидании скорой добавки «на чай». Тут завязывается диалог:
— Балык джессен? (рыбу ешь?), — подходит к нам довольно пожилой киргиз, с жидкой растительностью на морщинистом лице, держа в обеих руках плетенку, накрытую травой.
— I-i-a (да), — отвечаем ему.
— Купай!..
— Покажи, что за рыба.
Тем временем паром приближается к берегу; несмотря на дружные гребь, его проносит ниже съезда. зачаливают к мосткам той же методой: снова лошади, снова привязанная к хвостам бичева. Снова помощь шестами.
Пока запрягают лошадей, Кузьма возится со стерлядями, укладывает их в мокрую траву, чтобы сохранить живыми для ухи на привале; карасей потрошат и солят. Наша партия, ночевавшая на этом берегу тоже собирается в путь.
Партия тронулась; мы едем вперед еще в тарантасе, который через три-четыре пикета (прежних аванпостных укреплений против Киргизской орды, а ныне просто станций) — придется оставить на сохранение почтосодержателя.