В который раз пересматриваешь любимый фильм, но всё ли замечаешь? И разве можно увидеть что-то новое в старой картине, знакомой с детства? Оказывается, можно. Классика на то и классика, чтобы меняться с возрастом – возрастом зрителей. Что-то уходит на второй план, а что-то, наоборот, становится заметнее и ярче. Когда-то герои казались очень взрослыми - а теперь они изрядно помолодели. Когда-то на кадрах Москвы отвлекались от экрана, а сейчас они самые интересные. И как хорошо, что известен сюжет, что реплики знаешь наизусть – значит, больше внимания можно уделить штрихам, нюансам, подтексту. Это кино большого стиля – здесь нет случайных деталей.
Начало фильма «Служебный роман». Герои заходят в здание на Кузнецком мосту – там по сюжету находится их статистическое учреждение. Пока они входят, ты вспоминаешь, что если повернуться от их дверей и пойти по Петровке до пересечения со Столешниковым переулком, то справа будет знаменитый в те времена магазин «Русские узоры», а рядом – не менее знаменитый Художественный салон. В «Русских узорах», в том отсеке, что был слева, был отдел, в котором продавались украшения из самоцветов: витрины с низками бус, перстнями, серьгами – как будто оказываешься внутри малахитовой шкатулки из сказок Бажова. А в художественном салоне, кроме картин, было много авторских украшений. В том числе и из янтаря. В детстве часто туда заглядывали, только не покупать, а помечтать. О красивой жизни, которая так и не наступила. Эти воспоминания возникают, когда начинается фильм: память сопоставляет кадры с картинками из детства. Вот Людмила Прокофьевна Калугина идет на работу, а за спиной у неё магазин «Товары для женщин», что был на углу Петровки и Кузнецкого, а вот сцена с утренним марафетом сотрудниц: камера останавливается на барышнях с большими янтарными перстнями. Вот так по воле памяти во время просмотра начинаешь фокусироваться на украшениях героинь. Сколько же всего раньше не было замечено…
Если бы этот фильм был немой или он был бы снят на незнакомом языке, то про трех главных героинь всё равно всё было бы понятно – их украшения рассказали бы всю их историю лучше любых слов. Три героини – три большие мечтательницы, которые показаны в момент уязвимости, поэтому они нуждаются в украшениях, как в защите. Они надевают брошь как щит, бусы как кольчугу, клипсы как шлем: та же амуниция, только крохотного размера и со стразами. Что не отменяет её психологических защитных функций – уж очень виктимно порой ведут себя Вера, Оля и Людмила Прокофьевна.
В фильме есть и четвертая заметная героиня. На которой нет украшений, кроме обручального кольца. Женщина-таран. Женщина-танк. Непрошибаемая, бесцеремонная, самоуверенная и самодовольная, всегда во всем правая и очень сильная Шурочка – активистка из месткома. Общественная функция в коричневом платье. Её глаза не сияют, а сверлят – ей точно не нужны ни сверкающие клипсы, ни нежные брошки: она защищена своей толстой шкурой и азартом самоупоения.
Бусы для Веры
Героиня Лии Ахеджаковой Вера находится под ударом все время – и как секретарша начальницы с плохим характером, и как сотрудница офисного «змеиного» коллектива, и как женщина, у которой рухнула семейная жизнь и которая пытается найти новое личное счастье.
В несколько рядов пластиковые и стеклянные бусы, тонкие пластмассовые браслеты - её бижутерия немного хипповая, немного инфантильная. Эти украшения не солидные – они про свободу и молодость. Чешские бусы из магазинов «Власта» и «Ванда», цепочка с кулончиком из соседнего ЦУМа, большой анималистический кулон – какой-то глазастый зверь, возможно, авторская или кустарная работа.
Весь облик Веры – вне возраста. Как и она сама. Её модные вещи – это её компенсация и игрушки, которые утешают в неудачном браке. Вера украшает себя и выстраивает свой образ постоянно: ультрамодные сапоги, батнички «от Кардена», вязаные вещи, да она и сама все время вяжет: она все время в процессе, она не останавливается – это похоже на ежедневную работу садовника или строителя.
В её крестовом походе за красотой и счастьем перерывов не будет. И украшения - её броня, её оружие, её трофеи, её сопротивление, её путь до победного конца. Ей надо очень много доспехов – она и хрупкая, и неосторожно беспощадная к тем, кто дал ей почувствовать свою слабость – это свойственно зависимых уязвимых людей с низким статусом.
У нее большие запросы – и невеликие возможности. Бывший муж – рядовой работник того же учреждения. Она занимает должность, выше которой уже вряд ли сможет подняться. Её модные вещи не отличаются ударным разнообразием. Она очень много знает о моде, но её неисчерпаемый багаж сведений более теоретический, нежели практический. Он живет у черта на рогах – в Чертаново, откуда она добирается до центра целую вечность. И живет вместе с бывшим мужем, которому, похоже, некуда из квартиры деваться. Тупик – но украшенный бусами, по которым она, как по веревке, карабкается как может.
Она создает иллюзию всесильной бойкой ультрасовременной секретарши, но у нее падает голос, когда она слышит от Калугиной: «Я хочу с вами поговорить, Вера» - « О чём?..». У неё становятся испуганные глаза, когда Калугина спрашивает её, что сейчас носят – она явно подумала, что речь пойдет о подношениях и взятках. Она всё время ждет увольнения – и поэтому она так хамовато расслабилась во время своей лекции о походке, неудачных ногах и непристойных движениях: пружина была слишком сильно сжата.
Вера бьется вовсю, чтобы чувствовать себя причастной ко всему модному: так она будет чувствовать себя более защищенной. Она не хочет отстать, потеряться и затеряться. И еще она мечтает. И носит украшения постоянно – вплоть до финала. Но когда появится надежда, что её жизнь наладится и она помирится с мужем, украшений на ней не будет - её битва закончена, или, по крайней мере, приостановлена.
Брошь с надеждой
Вторая героиня - замученная жизнью Оленька Рыжова в исполнении Светланы Немоляевой. Вера её аттестует как «крашеную блондинку, которая вечно с авоськами ходит». Справедливости ради – это не авоськи, а нейлоновые сумки, достаточно крепкие, сейчас бы их назвали шопперами. В обеденный перерыв добыла гуся, добыла арбуз… Оля таскает по две набитые продуктовые сумки из центра Москвы на самую окраину - на станцию «Лосиноостровская», бегом преодолевая электрички и высоченные мосты через железнодорожные пути. А однажды она замирает, стоя на мосту и глядя вниз на рельсы - и, слава богу, всё-таки поворачивается и уходит домой.
У неё вечно больной муж, которому нужна диета – он язвенник (вот почему эти бесконечные сумки), которого отправили в санаторий (бесплатно, подчеркивает Оля). Она говорит, что мужа оперировал сам Покровский. Созвучно фамилии Петровский. То, как она произносит «сам», подсказывает, что, возможно, подразумевался академик Борис Петровский, великий хирург, в 70-х годах - министр здравоохранения СССР (это министерство было как раз недалеко от места работы Оли – вниз по Петровке в Рахмановском переулке). Сколько сил было приложено, чтобы потом она могла сказать: оперировал «сам»… Бесплатная путевка… Язвенник – вероятно, что характер у хронического больного был еще тот – иначе бы Оля так бы не шарахнулась в воспоминания молодости. Сын-подросток, 14 лет, трудный возраст, хотя она и хвастается его успехами: он занимается прыжками в длину. Но когда при первой встрече выкладывают достижения как по списку, значит, на самом деле не всё так хорошо…
В первом разговоре с Самохваловым Оля сразу подчеркивает, что сейчас живет в отдельной квартире – видимо, до этого она жила в коммуналке (возможно, в такой, где «на 38 комнаток всего одна уборная», как пелось в песне Высоцкого), и полжизни мечтала из неё выбраться. Квартиры с несколькими коридорами, из которых жильцы были согласны уехать хоть на край света, в данном случае - на Лосиноостровскую. Уезжали по принципу «да хоть бы и на Луну, лишь бы не коммуналка» - иначе бы отдельная квартира не всплыла самым первым номером в разговоре с человеком, которого Оля не видела 18 лет.
Однокурсники, которых город разогнал по разным углам. Самохвалов живет на Тверской в престижном в доме с мемориальными досками. Новосельцев обретается в деревянном доме недалеко от Новослободской – не самый центр, но и не окраина. Самохвалов ездит на работу, что в двух шагах от его дома, на личной «Волге». Новосельцев садится на 47-й троллейбус – не очень долго и по прямой без пересадок. А Оля бежит на автобус, потом на вокзал, на электричку, а в разговоре отмечает, что ей повезло: дом недалеко от станции.
Замордованная судьбой героиня в кофточке с «жуткими розочками». Эти цветочки с увядшими вязаными лепестками как портрет самой Рыжовой. Новосельцев говорит о ней, что она оптимистка. На самом деле она принимает эту жизнь так же, как трикотаж принимает форму тела. Её терпение растяжимо, как ее кофточки. Оля носит блеклую одежду благородных тонов и соглашается со своей тусклой жизнью - до тех пор, пока не появляется герой её романа.
После вечера в гостях у Самохвалова и их мемуарного танца Оля прикалывает на кофточку сверкающую брошку. Стразы под бриллианты, вечерняя вещь, блистающая днем на фоне хозяйственных сумок – как звезда, как хрустальная мечта, как иллюзия другой жизни, как абсолютно оторванное от реальности её дальнейшее поведение, такое же нелепое и неуместное, как «бриллиантовая» брошка на утреннем трикотаже.
Но когда пик ослепления минует, Самохвалов проедется по её фантазиям асфальтоукладочным катком, призвав себе на помощь Шуру и местком, а муж должен будет завтра вернуться из Ессентуков, брошка исчезнет. Она появлялась только на время – время надежды, время мечты, время последней попытки.
Она начала вести себя безрассудно не потому, что поверила, что Самохвалова можно вернуть, а потому что осознала, что жизнь могла быть другой, особенно когда она побывала в квартире Самохвалова и увидела его ухоженную жену: «Шикарно живешь, Юра, а этот салат я готовлю лучше, чем твоя жена». Не зря на Оле в этом эпизоде сережки с жемчужинами – они как слезы о себе и о своей судьбе – те слезы, что были и еще будут. Самохвалов говорит о ней Новосельцеву: "Что с нами делает время... Ты помнишь, какая она была?.." Оля тоже помнит, какой она была, и понимает, что никто её по-настоящему и не оценил...
Это была её иррациональная попытка отмотать всё назад и вернуться в ту точку, с которой всё пошло не так. Не Самохвалов, так другой повод – это была попытка отменить свою сегодняшнюю жизнь. Она начала сокрушаться об упущенных возможностях – и подсознание сподвигло её на беспощадную, но спасительную вещь. Оно велело ей быть настырной. Оля должна была увидеть, что на самом деле жалеть не о ком. Если бы она не дожала до момента, когда Самохвалов предстал настоящим негодяем, она бы до самой смерти страдала по несбывшемуся. Она должна была пройти этот морок и получить эту травму, чтобы продолжить жить дальше.
Оля видит и понимает, что Самохвалов ее избегает, придумывает отговорки, отказывается от встреч, не подвозит в ливень, грубит в лицо – умом она всё понимает, но верит в сказку – вот откуда её сказочная брошка. Вопреки доводам рассудка она не может остановиться и как зомби продолжает писать письма и искать встреч: программа по самоспасению уже запущена и должна быть отработана до конца.
Её решение вцепиться в своего бывшего Юру не спонтанно: случай ищет подготовленных людей. Если бы не её внутренняя готовность к побегу, она не стала бы осаждать Самохвалова. Дело не в этом Юре, а в её жизни вообще – вот откуда такой напор. Она отчаянно хочет выбраться со своих житейских выселок и понимает, что у нее немного времени – скоро муж вернется из санатория, жизнь войдет в свою колею, и у неё всего несколько дней, чтобы попробовать из этой колеи выскочить. Увы.
Единственный результат её безумной осады – она не будет больше жалеть об упущенном счастье. Потому что ничего упущено не было – не с кем было его упускать. Наваждение закончилось, сказка исчезла, и больше её сверкающая брошь в кадре не появится. Останется только та вязаная жилетка, в которой Олю зрители видят в начале фильма. Всё вернулось на круги своя.
Клипсы и любовь
«Бриллиантовая» брошка есть не только у Оли Рыжовой. Яркая брошь со стразами украшает Калугину на вечере у Самохвалова. Эта брошка бьёт в глаза, но кто её заметит? Вот что значит стереотипное восприятие: устоявшийся образ «мымры» с коричневым дневным костюмом, не-прической и мужскими очками (которые взяты в качестве реквизита у отца оператора фильма Владимира Нахабцева) мешает заметить и блузу нежного абрикосового цвета, заменившую дневную голубую, и изящную яркую брошь, которая настолько не вяжется с образом Калугиной, что становится незаметной. Почему она её надела – да и откуда у неё вообще эта слишком яркая вещь?
Выбор двух ослепительно сверкающих перекрещенных веточек выглядит неожиданным для человека, который счел вызывающими новые сапоги секретарши. Однако эта брошка – ключ к характеру Калугиной, это вся её прошлая биография. Это бижутерия, явно любимая когда-то брошка, купленная мечтательной дамой, которая видела свое будущее сверкающим и радостным. Только в надежде и предвкушении покупаются такие украшения. Брошка «в ожидании праздника». И когда Калугина идет на чужой праздник (а она явно никуда не ходит, у нее нет друзей, это событие для нее из ряда вон выходящее), она достает из закромов украшение – атрибут праздника. А бижутерные закрома, как потом окажется, у неё довольно обширные, особенно для женщины, которая давно махнула на себя рукой.
В фильме всего две «бриллиантовые» брошки – у Калугиной и у Рыжовой. Брошка когда-то мечтавшей женщины и брошка женщины, которая провалилась в мечту сейчас. Две героини оказываются созвучны.
Поэтому Калугина и встает на Олину защиту в истории с письмами, поэтому не звучит странно её фраза, обращенная к Оле: «Заходите ко мне, поболтаем, посплетничаем» - она её поддержала. И прикрыла, когда та стала мишенью для насмешек: она дала понять окружающим, что Оля - подруга начальницы, тем самым хоть немного защитив от офисной жестокости. Но они обе находятся в прицеле и насмешек, и большого разочарования.
Две похожих женщины, которые оказались в разных обстоятельствах – поэтому они кажутся такими разными. Но их судьбы рифмуются, несмотря на совершенно контрастные отличия. Об этом говорит даже такая неявная деталь: они выбирают похожие по тону вечерние платья и обе прикалывают на них сиренево-розовые искусственные цветы. Совпадение? Нет, одинаковое мировосприятие.
Если у Оли её душевные метания и попытку возрождения символизирует появление сверкающей брошки, то у Калугиной эту роль играют клипсы. Она надевает их, ожидая в гости Новосельцева. Пытается снять их, когда сомневается, правильно ли она поступает (это звучит как «может, мне всё это не идёт»), но, видя реакцию Новосельцева, возвращает их на место. И окончательно снимает, когда понимает, что попытка себя оживить не удалась и худшие её опасения подтвердились.
Сверкающие клипсы со стразами и блестящие клипсы с жемчугом подчеркивали сияющие глаза. Но когда глаза потухли, клипсы сняты: они больше не нужны, подчеркивать больше нечего.
Разочарованная и сокрушенная Калугина снимает не только клипсы – она стаскивает с пальцев кольца. Тут стоит обратить внимание на перстень с камеей. По сюжету можно предположить его фамильную ценность – это очень красивое украшение, которое смотрится странно на «мымре», но зато прекрасно вписывается в неожиданный ряд её эстетических предпочтений: поэзия Пастернака, живопись экспрессионистов, египетские духи, выставки в Музее Изобразительных искусств им. Пушкина. О последней можно догадываться по копии картины Модильяни «Девушка в матросской блузе», которая висит в гостиной у Калугиной. Эту картину привозили в Москву в 1975 году, когда в Пушкинском музее проходила выставка «100 картин из Музея Метрополитен». Невозможно предположить, чтобы Калугина не пошла на эту выставку, если у нее в доме висит даже не репродукция этой картины, а именно копия на холсте.
Интересно, как обыграна тема этой картины в фильме. Официально она называется «Девушка в матроске», хотя многие искусствоведы указывают на то, что блуза не очень похожа на матроску, зато девушка похожа на служанку Мари Фере с другого портрета кисти художника, которую он так же написал в 1918 году.
Но название картины свое дело сделало, и морская тема прозвучала: возле дома Калугиной детская площадка будет оформлена в морском стиле – там ждет назначенного часа Новосельцев. А платье, в котором Калугина произведет фурор, отдаленно напоминает морской стиль сине-белой гаммой и отложным воротником с белой прострочкой. Тут может быть бездна метафор – и свободное плавание, и стихия, и штормы, и тихая гавань, и всё что угодно – кто что увидит.
Заодно стоит обратить внимание на чашечки, из которых пьют кофе Калугина и Вера. Это отраслевой сервиз Министерства речного флота – именно в его здании на Кузнецком мосту и «поселили» статистическое учреждение. Вывеску с указанием разрешенной парковки можно увидеть в одном из кадров, а москвичи помнят и само здание с черной лаконичной табличкой и узкими золотыми министерскими буквами. От министерства в кадре, кроме знака парковки, остались еще вход и вид из окна в столовой. В этой столовой, видимо, и попросили для съемок чашки. Еще один морской штрих, вольный или невольный.
Пора вернуться к эффектному перстню. Самое интересное, что он, похоже, принадлежит самой Алисе Фрейндлих. Его можно увидеть на её пальцах в фильмах 60-80-х годов, в которых она снималась: «Семейное счастье» (1969), «Мелодии Верийского квартала» (1973), «Агония» (1974), «Принцесса на горошине» (1976), «Жестокий романс» (1984).
Замечательна перекличка украшений и световых приборов в эпизоде свидания в доме Калугиной. Она наряжается по принципу «наденьте всё лучшее, что у вас есть»: искусственный цветок, клипсы, кольца, перстень, серебряный тонкий браслет и браслет пошире, тоже серебряный кубачинский. Очень много – как будто вырвалась на свободу. Полный парад – вооружена до зубов: ведь ситуация для нее очень непростая, она подстраховывается обилием украшений, это ее защита и поддержка. И то же можно сказать о лампах. В кадре одновременно хрустальная люстра, настольная лампа и свечи. Больше света в темном царстве…
Повсюду свечи, которые никогда не зажигали. Новый дом, в котором старое время. В коридоре у зеркала висит мягкая игрушка, то ли кот, то ли тигр – он там явно с момента переезда в эту квартиру, а до того хранился еще лет тридцать. Несмотря на современные телевизор, магнитофон и пылесос, здесь остановилось время и вперед оно всё равно не пойдет, даже если выкинуть этого кота вон.
Когда над столом у Веры Калугина вдруг видит Джоконду, распечатанную на ЭВМ, которую не замечала целый месяц, то кажется, что возможно возвращение в предыдущую жизнь, в которой были и поэзия, и живопись, и друзья, и надежда. Но эта Джоконда совсем другая – это не репродукция, не копия, не иллюстрация из календаря – это суррогат в квадрате. Иллюзия. Техничное размышление на тему. Такая же иллюзия, как и псевдобриллиантовые брошки, как и попытка героинь вернуться к себе прежним.
Все три мечтательницы пройдут нынешние испытания, отмеченные украшениями, как верстовыми столбами, и вернутся к тому, из-за чего этот путь и начали. К иллюзиям и разочарованиям - что бы там в конце фильма ни говорилось, какие бы фразы Эльдар Рязанов не озвучил в утешение таким же мечтательницам по другую сторону экрана.
© Татьяна Довгилевич, 2020
при перепечатке или цитировании ссылка на автора и на канал Кинотеатр Робинзона обязательна