Каждое утро в этом двухэтажном деревянном бараке было похоже на все предыдущие , проснувшись я знал что на кухне будет стоять крепкий запах перегара, кто то из маминых дружков будет спать за столом , разметав посуду на край стола и подложив под голову свои большие грязные руки, второй скорее всего будет лежать в маминой комнате вместе с ней на диване в ворохе грязного белья и подушек. Но туда я не любил заглядывать, потому что заканчивалось это одним и тем же , если я попадался матери на глаза то сразу же звучал ее командный голос с приказом принести что либо из кухни или ванны и стоять у двери пока ей снова не понадоблюсь.
Голос действовал на меня магическим образом, я не мог убежать из дома , как делали многие мои сверстники-соседи и спокойно весь день лазить по стройке заброшенного корпуса больницы и жарить на костре хлеб и сало и поздно вечером , тихо возвращаться домой , чтобы уснуть на своей части кровати которую я делил с отцом.
Я стал так делать потом , когда не стало отца и удавалось проскользнуть мимо спящей матери.
Отец остался в памяти светлым пятном, единственный кто как-то участвовал в моей жизни , но его жизнь была еще ужасней чем все , что я знал в свои девять лет.
Его ноги отрезало вагоном прямо в цехе завода , принимали очередной состав известняка и кокса для новой плавильной печи, открытие которой отмечали накануне. Отмечали это событие всегда основательно и крепко и разумеется смена была пьяна, отец любил выпить , но еще больше ему нравился опохмел, выпиваю первую стопку на следующий день после пьянки он просто преображался, речь становилась ясная и четкая, просыпалось чувство юмора – просто человек праздник. В таком приподнятом настроений он шел вдоль движущего состава пританцовывая , предвкушая обильное и длительное застолье.
Но сбыться мечте было не суждено и все лишь пролитый кем то и не убранный мазут перечеркнул не только веселое застолье , но как оказалось и всю оставшуюся жизнь.
Эту историю я слышал от отца несметное количество раз и каждый раз она обрастала новыми подробностями , как будто он вместе с ногами потерял еще и память и каждый раз она к нему возвращалась обновленная . Отец на этом пятне теряет опору с землей и стремительно сползает под состав , смазанная мазутом одежда только придают ему ускорение, да он впрочем и не успел ничего понять и как то воспротивиться этой опасности потому что длился этот кошмар несколько секунд .
Крик был короткий, болевой шок отключил его сознание не дав ему увидеть как его ноги отделяются от тела.
Придя в сознание в больнице и услышав , а потом и увидев приговор врачей, он заплакал.
Странно , но с того момента плакал он часто , после слез ему становилось лучше и спокойней , как природе после дождя.
Увидев в первый раз в больнице , то что осталось от его ног, он еще раз потерял сознание, зрелище было ужасное, твое тело заканчивалось не как у всех людей , где то там далеко где ступни, а вот рядом , где сразу после члена была бездна. И мало того , лежа на спине , не сгибаясь, ты рукой мог потрогать край своего тела. Обычный человек так не мог …
Через два месяца его на носилках заносили в квартиру четверо друзей из бригады и человек из профсоюза, впрочем она вскоре удалилась , сказав заранее заготовленную речь и пообещав всестороннюю помощь , больше ее в этом доме никогда не видели.
Поначалу отец не пил, он пытался бороться , я помнил как много и запоем отец перечитал все что было у них дома, потом у соседей , а потом я бегал в заводскую библиотеку где брал новые и сдавал уже прочитанные книги , это оказалась единственная «всесторонняя» помощь от завода. Он держался, плакал но держался, читая мне книги на ночь или просто пересказывал своими слова то что прочитал накануне, особенно запомнились рассказы Джека Лондона «Белое Безмолвие», «Любовь к жизни», а « Белый клык» по моим просьбам , отец пересказывал несколько раз.
Наверное это были самые счастливые моменты в моей жизни , я лежал напротив отца откинувшись на подушку и слушаю про удивительную дружбу волка и индейца, места нам хватает обоим сполна , кровать легко вмещает отца без ног и маленького сына.
Мать к нам не заходит , она вообще стала приходить поздно и все чаще пьяная . Она перестает готовить и стирать , это трудно сделать когда тебя нет дома несколько дней.
Отца выбило из колеи то , что она перестало быть опорой , из нее она превратилась в бездну в которую отец и свалился.
Пьяная она становилась агрессивная и истеричная, отец вызывал у нее чувство брезгливости , а со временем и просто ненависти.
Уход за отцом лег на мои плечи, но меня это не очень тяготило , я вполне с этим справлялся, если бы не мать. Ее приводил в ярость наш маленький дружный альянс, который мог вполне существовать и без нее, кроме криков и ругани начались побои , причем начались не по возрастающей как это обычно бывает в неблагополучных семьях , а сразу бессмысленные и беспощадные , в первый раз я был застигнут пьяной матерью на кухне когда наливал воду в чайник , шум воды заглушил скрип открывающейся двери .
День был очень хороший , отцу принесли пенсию и он выделил 3 рубля на покупку свежего хлеба, макарон и прочей снеди и разрешил купить конфет , чтобы вечером устроит чаепитие с новой книгой, я уже предвкушал эту встречу с новыми литературными героями , горячим чаем и моими любимыми батончиками .
Удар тяжелой женской сумкой по голове вернул меня на землю, точнее на пол. Табурет на котором я стоял тоже с треском грохнулся рядом , я еще не понимал ,что произошло но услышав пьяный рык своей матери все понял. Удары сыпались один за одним, я пытался закрывать руками голову и какое время это помогало, но после паузы удары стали очень болезненные и нестерпимые, удары сумкой я переносил молча, но сейчас сил терпеть уже не было и я закричал громко и истошно – « Мамочка не надо , мне больно»
Перед тем как потерять сознание я успел услышать беспомощный крик отца и пришло озарение – это же чайник, хорошо что он круглый подумал вдруг я и провалился в темноту.
Отец сразу понял , что происходит на кухне , потому что внутренне уже был готов к этому, он понимал что как жену он ее потерял безвозвратно , но была надежда, что она останется матерью, с первыми криками сына и эта призрачная надежда испарилась.
Рывком он сбросил одеяло и выбросив руки вперед как при нырке шумно и больно приземлился на пол, отчаянно работая руками он греб на кухню откуда уже не доносились мои крики , но были слышны глухие удары и тяжелая одышка мамы.
Появившись в дверном проеме он увидел рядом с перевернутым табуретом мое тело , оно вздрагивало только тогда когда на него с силой опускался чайник.
- Убью сука , закричал отец и его злобный рык отрезвил супругу, она опешила никак не ожидая увидеть его здесь, в ее пьяном сознание он навек был прикован к кровати.
Отец остервенело наступал на нее, теперь у него в руках была швабра которую он опрокинул вползая на кухню. Первый удар пришелся по ногам , она закричала , но не упала, быстро придя в себя запустила в него чайником , и перепрыгивая через мужа получила второй удар, потеряв равновесие она больно приземлилась на пол грудью , боль ее отрезвляла и мозг начинал проясняться. Быстро поднявшись , она обернулась и увидела отца обнимающего сына, поправив платье , она как ни в чем не бывало пошла в свою комнату.
Отец не стал звать соседей , чтобы вызвать милицию, да и скорую то же.
Я пришел в себя через пять минут на руках отца, дотянувшись до края стола он нащупал кружку в которой была вода и дал сделать несколько глотков.
Не смотря на то , что голова , руки и плечи ныли от боли я с силой прижимался к отцу, как будто это обрубленное тело лечило все мои болезни.
Два дня мы провалялись вместе на кровати ухаживая друг за другом, эти шесть квадратных метров были нашей кухней , спальней, больницей и крепостью одновременно в которой мы оказались в осаде устроенной собственной женой и матерью.
Я становится пугливым и осторожным , стараясь не попадаться на глаза матери, точно определяя дома ли она, я втягивал воздух ноздрями угадывая ненавистный запах перегара и точно определяя кому принадлежит шорох – матери или отцу.
Но работало это не всегда, тяжело прятаться в маленькой квартире , где в коридоре два человека расходятся только боком, она ловила меня и била самозабвенно и с наслаждением, осознавая , что папа все слышит месть от этого становилась еще слаще.
С этого момента я начинаю становиться маленьким зверенышем , которому надо выжить любой ценой в этих барачных джунглях.
Ненависть в матери росла и крепла с каждой новой выпитой бутылкой, и план мести созрел в ее больной голове.
Я помнил этот вечер очень отчетливо , увиденное и пережитое в тот день было как раскаленное клеймо на моем теле, оно зудело и болело все эти годы и хоть это повторялось неоднократно – но первый раз был самым ярким и острым .
Мы собирались уже ложится спать , когда услышали скрип несмазанной двери , но нас удивило не это, кроме скрипа двери и ворчание пьяной матери они услышали мужской голос.
Они разговаривали громко , не стесняясь и не таясь нас , закрыв входную дверь они хихикая продефилировали на кухню , замерев на кровати мы слушали все что там происходило, громыхала посуда, звенели стаканы , слышалось какое чмоканье .
Я хотел спросить , что они там делают и перевел взгляд от двери на отца и забыл что хотел, перед собой было перекошенное от боли и злобы лицо, мне показалось , что отец как то мгновенно постарел. Рот был плотно стиснут, услышав скрип зубов я понял , что мне лучше молчать.
Застолье продолжалось недолго, не более получаса после чего они не уверенной походкой , но так же весело и задорно проковыляли в мамину комнату, звука закрывающейся двери они не услышали, потом я понял , что это и есть ее план.
Сколько это продолжалось я не знал , время для меня перестало быть чем то осязаемым, я видел отца и слышал мать и ни то, ни другое мне не нравилось.
Единственное, что я понимал своим детским умом – это то, что маме хорошо, а папе очень плохо. Плохо стало и мне , в какой то момент я перестал слышать стоны и смех матери , крики отца , звон разбитых стаканов которые отец бросал в стену , я отключился и смотрел на все это как будто нахожусь по другую сторону экрана, это не мои родители , это просто кино , плохое и злое взрослое кино .
Она проделывала это два-три раза в неделю, отца хватило на месяц.
После первой оргии устроенной матерью, он начал пить. Он доставал деньги из под матраса и просил позвать дядю Толю , который жил над ними. Я прекрасно знал , это те деньги которая приносит тетя почтальон , и на эти деньги отец обещал купить мне велосипед.
Дядя Толя приносил отцу алкоголь, забирал свой процент в виде поллитровки и уходил.
Я видел как моя эфемерная мечта о двухколесном чуде превращается в реальную кучу пустых бутылок под кроватью.
Отец пил один, он не просил соседа разделить с ним застолье, даже меня он выгонял на улицу, ему было тошно, он пил, выл как собака и плакал.
Он искал выход , но не находил . Отчаяние и беспомощность поселились на том краю кровати, где должны быть его ноги , а вечерами после работы должна была лежать его жена , так было в нормальных семьях, но не у нас .
Сопротивлялся новым постояльцам отец не долго.
Удивительно , но план малообразованной , недалекой санитарки сработал безупречно , главное с нужным результатом и в кратчайшие сроки , так кажется пишут в милицейских отчетах.
Дождливым утром 12 августа , отец растолкал меня и попросил принести в тазике воды, мать уже ушла и я спокойно прошел на кухню поставить чайник, отец хотел побриться.
Просьба отца удивила и обрадовала меня, он уже давно не брился и был похож на басурманина , которых я видел в телевизоре.
Закончив утренний моцион , он попросил достать из шкафа чистое белье, надел светлую рубашку и серые брюки , штанины аккуратно подвернул и подсунул под культяпки.
Я окрыленный метался по квартире выполняя все просьбы отца, и был безмерно счастлив . Вот он мой папка , трезвый , здоровый , пусть без ног , но родной и любимый.
Все будет хорошо, как прежде ! Теплые папкины руки, книги на ночь, обжигающий крепкий чай с любимыми конфетами , мы и так проживем , нам много не надо , правда родной , говорил я сам себе.
А на велосипед мы накопим , это же не последнее лето, а я пока на соседском, Колька же дает покататься. Я ничего этого не говорил вслух, это был мой внутренний монолог , я боялся спугнуть счастье которое снова к нам постучалось , как голубь на карнизе.
И отец тоже был очень ласков со мной в то утро, он как то по особенному смотрел, постоянно ловил меня пробегающего мимо, сгребал в охапку и долго целовал в макушку и шею.
Я уловил какое внутреннее напряжение у отца, но что это , я понять не мог, да и не хотел. Новый день был замечательно хорош и хотелось чтобы он растянулся надолго.
Отец остановил меня, когда я собирал в комнате разбросанные вещи и попросил подойти, и я в очередной раз бросился в объятья отца и он сдавил меня крепко-крепко.
- Папка ты чего ? Кости мне переломаешь – сказал я улыбаясь . Когда отец ослабив хватку , я откинул голову назад и увидел следы на лице отца, он не всхлипывал , гримаса на лице не менялась , как обычно бывает , когда люди плачут – слезы просто текли из глаз, пятно на рубашке увеличивалось и я даже почувствовал эту мокроту, мы смотрели друг на друга и молчали. Я не выдержал первый и стал своими маленькими ручонками вытирать слезы отца приговаривая – Папка ну ты че ?
Отец вышел из оцепенения, еще раз крепко прижал меня , потом поднял и поставил меня на пол.
- Вот что сынок , сказал отец запуская руку под матрас , дуй в магазин и купил своих любимых.
Он протянул мне красный червонец , таких денег я еще не держал и взял их с нескрываемым трепетом.
Сдачу оставь себе, пусть у тебя будут, так надежней – сказал папа , почему так надежнее я не понял, но переспрашивать не стал.
- А тебе что-то взять радостно поинтересовался я , но отец лишь помотал головой.
Червонец жег ляжку и просто принуждал меня к бегу, что через мгновение я и сделал.
Перед тем как хлопнула дверь , отец услышал бодрое – Я быстро папка !
Он несколько минут смотрел в окно , как будто пытался все это запомнить как можно лучше, потом вытер рукавом снова набежавшие слезы и взгляд его стал ясным и трезвым.
Привычным движением он налил воды в стакан и открыл верхний ящик прикроватной тумбочки где лежали его таблетки …
Моя обратная дорога была еще более радостна и легкая, не смотря на полтора килограмма конфет, которые не давали бежать мне в полную прыть, руки крепко держали кулек, чем сковывали полет счастливого птенца в гнездо.
Я ногой открыл дверь и выпалил – Папка я дома .
Скинув на ходу сандалии я влетел в комнату и вдруг увидел папу. Перекошенное лицо и открытый рот из которого медленно вытекала белая пена и слюна ввели меня в ступор, я непроизвольно разжал пальцы .
Кулек с грохотом упал на пол и из него как тараканы разбежались конфеты.
Я знал что Смерть есть , что она приходит кого то забирает и человека больше нет. Потом люди ходят на кладбище где долго плачут на могиле ушедших , это были все мои познания на тот момент.
Но причем тут мой папа, думал я , ты что не видишь – у нас все хорошо, мы хотим купить велосипед следующим летом, ты просто не туда пришла, ты ошиблась !
Я уже его не тряс , не пытался привести в чувство, я уже знал – папы больше нет. Это ужасное осознание придавило меня к кровати и так я пролежал около часа обняв отца за талию.
Встал с кровати уже повзрослевший юноша в теле девятилетнего мальчика.
Я теперь один и виновата в этом моя мать.
С этой сверлящей в голове мыслью , я стал вытирать ему полотенцем лицо , собрал вскрытие упаковки с обезболивающим которые валялись рядом с кроватью , потом принялся за конфеты.
Устав , я снова сел на край кровати , широко открытые глаза отца гипнотизировали меня, тогда я еще не знал , что их можно закрыть.
Тело было еще теплое и сохраняло запах родного и близкого человека, тепло уходило быстро , через несколько часов мне стало холодно рядом с отцом, я поднялся и сел рядом на табурет.
В это момент , входная дверь отворилась, я слышал это очень отчетливо, потому что в квартире стояла гробовая тишина.
Вот и пришло Зло – подумал я.
Мать была одна, она шумно разделась в коридоре и прошла на кухню , ее тоже удивила тишина в доме и бросив авоську с едой на стол она пошла в комнату.
Открыв дверь она увидела чистого и опрятно одетого мужа лежащего на кровати и смотрящего в потолок, в комнате было чисто. Еще один повод рявкнуть на меня – улетучился.
Я вел себя странно ,как ей показалось, я не прятался как всегда за спиной отца , а смирно сидел на стуле и смотрел на нее пустыми глазами.
- Уходи отсюда , громко и четко произнес я.
- Чего ? переспросила удивленная мать.
- Пошла вон сука, крикнул я, поднимаясь с табурета и беря в руки ручку от швабры , которая в последнее время прописалась у них в комнате.
Я знал много матерных слов, знал уже давно , но никогда не использовал их, только иногда во дворе с ребятами , но сейчас понял - их надо применить, так всегда делали взрослые когда надо было кого то обидеть, а я очень хотел обидеть, наверное даже убить…
Высоко подняв над головой черенок я с силой опустил его на плечо матери, она вскрикнула скорее от неожиданности , чем от боли. Но результат был достигнут - она отступила.
Вслед за первым ударом последовал второй-третий-четвертый, удары сыпались один за другим, при этом я выкрикивал все матерные слова какие знал. Ярость придавала мне силы и в этот момент взрослая женщина не могла противостоять ребенку.
Крича от боли она уже давно захлопну дверь, но мои удары сыпались на уже дверь без остановки.
- Совсем сбрендил, ублюдок , поймаю прибью - орала она из кухни, прикладывая холодную бутылку к ушибленным местам, сделав перерыв она откупорила ее и сделала два больших глотка.
Я еще не понимал , что мое детство закончилось, детство не может закончится не начавшись , но со мной это случилось .
И с этой несправедливостью я живу уже много лет .
Папа почему ты меня предал ?