Читайте Часть 1, Часть 2, Часть 3 повести "Челнок "Надежда"" в нашем журнале.
Автор: Борис Петров
8.
Стелла подошла к входу в рубку и остановилась, не решаясь открыть дверь. После разговора с Борисом Васильевичем и собранияона больше ни разу не заходила сюда и старалась в общих комнатах не встречаться с Андреем, ни, тем более, со Штайгером, который при их коротких встречах внимательно всматривался в ее глаза, а, может, это только ей казалось. Ей захотелось все рассказать, и рука уже потянулась к валидатору на двери. Но детский страх, именно таким она его определила для себя, сковал ее движения, она резко одернула руку и решила уйти, но дверь отворилась, и из рубки вырвался бодрый смех, а за ним вышла раскрасневшееся лицо Санчеса.
- О, красивейшая из красивейших! – радостно воскликнул он, увидев Стеллу, его рот продолжал смеяться, а длинные руки уже притянули ее к себе, он обнял ее, как старший брат, взлохматив крупной ладонью ярко-рыжие волосы. – Что ты такая грустная, а? Кто тебя обидел? Нет, ты только скажи! Мы сейчас с Андреем отмстим за тебя! Кто этот негодяй?
- Да никто меня не обижал! – возмутилась Стелла, вырываясь из его объятий, он как всегда рассмешил ее, вырвав из когтей бесплодных терзаний. Она с благодарностью посмотрела на него и попыталась провести резкий удар кулаком ему в корпус, он пару раз в неделю тренировал ее боксу, если здесь были недели, как шутил Санчес. Удар не прошел, он играючи предугадал его, ловко отводя её руку в сторону, Стелла от неожиданности провалилась вперед. – Вот черт!
- Внезапные удары - не твой конек, - покачал он головой с видом бывалого тренера. – Твоя тактика серия прямых в голову, ну, или в самое сердце. Один твой взгляд и противник уже сражен.
- Опять вы шутите! – зарделась Стелла.
Из рубкипоказался Андрей, он все это время наблюдал из дверного проема.
- Привет, Стелла. Заходи, я тебе кое-что покажу.
- Меня Санчес не пускает! – обиженно воскликнула она, давясь от смеха при виде обиженного лица Санчеса.
- Я не пускаю? Да я все приглашал войти, вот, даже пострадал. Знаешь, какой у нее удар? – обратился Санчес к Андрею, показывая на мнимые ушибы на всем теле. – Она способна победить любого, настоящая чемпионка!
- Ну, Санчес! – Стелла все же провела удар в живот, прямой, без обманки, а потом и еще два, как он учил.
- Вот, так и работай, - сказал Санчес, поглаживая живот после ударов. Вряд ли ее удары доставили ему дискомфорт, но он показал ей, что удары прошли верно, отыграв телом положенную реакцию. – Все, Андрей, передаю ее тебе. С тобой она будет как за каменой стеной, я уверен, что никакой враг не сможет ей навредить. Я должен уйти, меня ждут великие дела! – Санчес заносчиво вздернул голову, явно пародируя одного из помощников Бориса Васильевича, долговязого парня с крысиной мордочкой вместо лица.
- Мы в тебя верим, - кивнул ему Андрей. – Ты только агрегат не сожги окончательно, а то у меня уже запчастей почти не осталось.
- Да что мы так трясемся из-за этой техники? Наши пращуры на кончике пера делали великие открытия, а мы все полагаемся на технику! Если мы не будем сами думать, то кто мы после этого? Не ученые, а аппаратчики!
- Санчес, вы ученый! – звонко воскликнула Стелла. – Самый настоящий ученый. Вы безмерно болтливы и готовы тратить время на все что угодно, кроме работы!
- Как она меня хорошо изучила, а? Ты смотри, еще сместит нашего мозгоправа, - сказал Санчес, подмигнув нахмурившейся Стелле, и пошел по коридору, напевая народную песенку горных индейцев.
- Заходи, - Андрей жестом пригласил ее зайти, она повиновалась, бледнея с каждым шагом.
Они подошли к иллюминатору. За бортом проносились яркие звезды как разбросанные на черном шелке алмазы, искрящиеся памятью далеких миров. Андрей видел отражение ее бледного лица в стекле иллюминатора, видел нарастающее в ней внутреннее напряжение, искривляющее красивое лицо в тревожной и печальной гримасе, совсем не красившей ее, прибавляя незаслуженные годы. Он взял ее под руку, от его прикосновения Стелла вздрогнула, виновато взглянув ему в глаза.
- Я вижу, что с тобой что-то происходит, - тихо произнес Андрей. – Как захочешь, расскажи, может, лучше Ольге, чем мне. Уверен, что мы сможем помочь. Я от тебя ничего не требую, но не затягивай, атоможет плохо кончится.
- Спасибо, Андрей, - ответила онаи чуть не заплакала от его взгляда, он заметил это и отвернулся к иллюминатору, отпустив ее руку.
После долгого молчания Стелла немного успокоилась, космос успокаивал, завораживал, заставляя думать только о нем, о вечном и прекрасном и бесконечно холодном, жестоком.
- У меня сегодня тренировка с Олей, - сказала Стелла.
- Заплыв в открытом море?
- Ага, я намерена ее переплыть.
- Ну, это вряд ли, - усмехнулся Андрей.
- Я попытаюсь. А завтра у меня тренировка с Санчесом, я ему точно бока намну! – Стелла весело посмотрела на Андрея, и они в один голос произнесли. – Если у нас есть завтра!
- А бока ему стоит помять, - сказал Андрей. – Ты заходи к нему под правую руку, он часто пропускает тогда, говорит, что это его ахиллесова пята, не позволившая ему стать профессионалом.
- А вы тоже с ним тренируетесь?
- Я бы не назвал это тренировкой, так иногда боксируем для удовольствия.
- А вы в защите? – удивленно спросила Стелла. – Я у вас синяков не видела.
- Когда как, иногда и полный контакт, а чаще всего бесконтактно, главное же, не уложить соперника на ринг, главное, технику отработать, просто удовольствие получить, а удары отрабатывать надо на груше и тренажерах, чего зря друг друга дубасить.
- А вот мне иногда нравится подубасить, - Стелла бросила на него быстрый озорной взгляд и спрятала глаза в пол. – Это не очень хорошо, да?
- Смотря, кого ты дубасишь.
- Артема.
- Это нормально, только без фанатизма, я думаю, что он не сильно от этого опечален.
- Да какой там, мне тоже от него достается! Мог бы и уступать!
Андрей громко рассмеялся, видя, как загорелось негодованием ее лицо, возвращая обратно настоящую Стеллу.
Он отошел к своему рабочему месту и выключил трансляцию. Экран иллюминатора погас, став абсолютно черным, Стелла удивленно обернулась.
- Я сейчас включу тебе записанное прошлой ночью, - сказал он. – Думаю, что тебе понравится.
Экран вновь зажегся, отобразив звездное небо, движущееся от корабля. Отмотав до нужнойточки, Андрей зациклил фрагмент и подошел к ней. Небо в иллюминаторе остановилось и стремительно понеслось на корабль. Яркая вспышка огненного смерча пронеслась совсем близко кораблем, так могло показаться неопытному глазу, расстояние между объектами было настолько значительным, что им бы пришлось потратить не один месяц, чтобы сблизиться с этим объектом. Тысячи лет люди наблюдали за кометами с Земли, давая им имена, приписывая магические свойства, сотни раз люди видели их в открытом космосе, но каждый раз что-то древнее, затаенное глубоко в истории эволюционирования человека заставляло замирать сердце при ее появлении, испытывать неподдельную детскую радость от вида этого раскаленного газового облака, пронзающего черный шелк космоса, словно могучий дракон, не знающий ни страха ни боли.
- Это восхитительно! – воскликнула Стелла после пяти просмотров подряд. У них обоих уже болели глаза от яркого света, поэтому Андрей остановил воспроизведение, вернув обратно трансляцию с камеры. – Андрей, это такая красота! Надо это всем показать!
- Я так не думаю, это будет интересно мне, тебе, Гарри, Артему, Санчесу, конечно же, Оле, может и Штайгеру, а его Мари будет удивленно хлопать глазами как в прошлый раз, помнишь?
- Помню! Она тогда просто прилипла к экрану, пыталась рукой дотронуться до кометы! – рассмеялась Стелла, вспоминая демонстрацию кометы несколько лет назад. – Я до сих пор удивляюсь, как она попала в нашу команду.
- Потому, что она была достойна этого. У тебя слишком идеалистический подход к подбору команды.
- Да, я помню, как вы объясняли. Мне, правда, потом еще и Гарри объяснял, но я так и не поняла, почему Центр решил именно так. Это же исследовательский корабль, значит на нем должны быть только ученые!
- Нет, Стелла, это было во времена романтизации космоса. Если по-честному, то исследовать новую планету не нужно, точнее, не нужно людям. Это нужно Гарри, Санчесу, Ольге, может, еще наберем несколько человек, и все. Та малая выборка, что летит на этом корабле, должна представлять среднее мнение человечества. Мы все разные, каждый из нас имеет уникальную, совсем непохожую на остальных структуру мозга. Я не знаю, как другие, у меня сильно увеличенные зрительные центры, посравнению с другими.
- Да, я это помню. У каждого свои особенности. Уменя, например, два дополнительных подполя в 47 поле, но что это дает, не могу понять.
- А это сложно оценить. Можно в целом понять твой умственный капитал, определить способности, или, скорее, склонности к той или иной профессии, а вот характер, а вместе с ним и твою волю, аппарат вряд ли сможет рассчитать. Если бы это было возможно, то человечество уже давно бы истребило всех тех, кто, по мнению большинства, был бы недостоин.
- Ну, нет, Андрей, вы сгущаете краски. На Земле уже много столетий не было ни одной войны, ни, уж тем более, казней.
- Изоляция – вот главное оружие современного искусственного отбора. Она может быть как физической, так и социальной, интеллектуальной и какой угодно, люди очень изобретательны в своем искусственном отборе. Уверен, что ты не раз видела подобные примеры.
- Да, видела, - Стелла села напротив него и в задумчивости подперла голову кулаками, поставив локти на стол, это говорило о ее глубокой задумчивости. – Когда я закончила школу и пошла на первый курс института, то нам об этом рассказывали. Вы же знаете, я прилежная ученица, да?
- О, да! Порой, даже чересчур.
- Исполнительная, да? – спросила она, ища ответа в его глазах, он еле заметно моргнул. – И я так думаю, что слишком, но ничего с собой поделать не могу, но я пытаюсь. Но я не дорассказала. Я стала обдумывать свою жизнь в школе, там были ребята, которых мы изолировали. Мне до сих пор стыдно за свое поведение, но тогда я считала, что поступаю правильно. А в институте меня пытались изолировать, поэтому я из кожи вон лезла, чтобы доказать всем, что я лучшая. Смешно, правда? Лучшая в учебе, лучшая в спорте, хорошо, что у меня не было маниакальной идеи быть самой красивой, этим успешно занимались мои подруги.
- Я тебя очень хорошо понимаю.
- Спасибо, но, думаю, что не до конца, - она глубоко вздохнула. – А ведь настоящие друзья у меня появились только здесь. Например, вы, я же могу считать вас своим другом?
- Конечно, мне радостно, что и ты считаешь меня своим другом.
- Андрей, а я первая, кому вы это показали? – глаза ее зажглись тщеславным огоньком.
- Да, мы же с тобой прошлый раз договаривались, я все помню, - улыбнулся он, видя ее довольное лицо.
- И даже Санчесу не показывали?
- Не показывал, ему в последнююочередь покажу, пусть помучается, ты же ему завтра все разболтаешь.
- Безусловно, должна же я похвастаться, особенно перед таким позером как Санчес!
-Вот тут я не соглашусь, Санчес не позер, он действительно такой и есть.
В рубку вошел помощник Бориса Васильевича Тед, его маленькое, похожее на крысиную мордочку лицо, висевшее на тонкой шее, пронзительно взглянуло на них, недовольно сморщившись.
- Стелла, тебя Борис Васильевич ищет. Ты почему не у себя? – возмутился Тед.
- У меня свободное время, - ответила Стелла и бросила на Андрея извиняющийся взгляд.
- Начальство зовет, - шепнул ей Андрей. – Я тебе потом расскажу о начальстве пару баек.
- Спасибо за комету, - прошептала в ответ Стелла, Тед весь напрягся, пытаясь услышать, но ничего не понял.
Стелла ушла с ним, дверь бесшумно закрылась, и Андрей остался один. Он запустил вновь отрезок с кометой и остановил воспроизведение, когда комета была ближе всего к кораблю, растворяя его в своем горящем свете. Андрей отправил сообщения Гарри и Ольге, откинулся в кресле, заложив руки за голову и любуясь, как мастер-живописец на свое творение. Ему хотелось отразить это красками на настоящем холсте, но навык он почти утерял, так и не закончив портрет Ольги, за что укорял себя уже много лет, а рисовать комету было банально, избитый сюжет, но смотря на экран, он постепенно стал понимать, каким он хочет видеть портрет Ольги. Картина уже вырисовывалась в голове, от нетерпения он взглянул на часы, Егор придет сменить его через три часа, как же это долго в месте, где время не имеет значения. Он уже давно проиграл соревнование с Артемом, тот уже закончил свою скульптуру для Стеллы, не решаясь никак подарить ей.
9.
В лабораторном отсеке Санчеса гулял холодный ветер, кондиционер выдавал из себя максимум возможного, но даже это не помогало охладить разгоряченную фигуру Санчеса, склонившуюся над одним из своих аппаратов. С него пот лил ручьями, он вертел в больших ладонях отремонтированную Андреем плату и недовольно глядел на своенравный агрегат, отказывающийся работать. Санчес еще раз, решив, что в последний раз пробует, зачистил контакты на плате и установил ее. Аппарат замигал лампочками, меню приветственно пропищало, но тут же вылетел ворох ошибок.
- Да что ты будешь делать! – гневно воскликнул Санчес, вскочив с места. Он уже хотел разнести этот аппарат на части, когда глаз уловил матовое поблескивание в вакуумной трубке. – Так, а это еще что?
Ондостал трубку и внимательно осмотрел ее, на одной из стенок застыли капли воды.
- Что ж ты сразу-то не сказал! – погрозил кулаком Санчес мигающему аппарату.
Выключив аппарат, Санчес ушел в другую комнату, приспособленную им под мастерскую. Трубок оставалось мало, поэтому он решил попробовать ее починить. Установив трубку в диагностический станок, Санчес зевнул, он в очередной раз пропустил свой сеанс сна, придется опять и опять выслушивать лекцию от этого Бориса. Поначалу его это забавляло, но теперь эта назойливость в большей степени утомляла.
Он вышел из мастерской и наткнулся на мнущегося у входа Троя. Парень стоял на пороге и, не обнаружив Санчеса, не решался уйти или подождать.
- Трой, привет, - Санчес крепко пожал его руку. – Ты чего такой хмурый?
- Ты один? – шепотом спросил Трой.
- Конечно, а кому еще тут быть? – искренне удивился Санчес, кроме Андрея и Гарри к нему особо никто не заглядывал во время работы. – Пойдем, может, кофейку глотнем?
- Нет, не надо, - замотал головой Трой. Он открыл дверь и высунул голову в коридор, он был пуст.
- Что-то ты мне не нравишься, - сказал Санчес, оттаскивая его от двери за локоть и подводя к столу, стоявшему напротив установки.
- Я, наверное, лучше потом зайду, - смутился Трой, глядя на нависшую над ним фигуру Санчеса, хмурившегося и картинно играющего желваками на лице.
Санчес только усмехнулся и похлопал его ладонью по плечу. Трой, по сравнению с ним, был совсем маленьким, Санчес был на полголовы выше и скорее напоминал отца Троя или дядю, что-то общее угадывалось в их лицах, древний лик индейского божества, низвергнутого на цивилизованную землю. Санчес даже заставил Троя ходить к нему на бокс, все хотел, чтобы тот оброс мышцами, но сколько бы Трой не занимался, сколько бы не усиливал белковую диету, он все равно оставался очень худым и щуплым на вид, но опытный взгляд мог уловить появившуюся в его движениях после месяцев тренировок с Санчесом грацию дикого зверя, всегда готового к прыжку..
Санчес включил установку напротив, загудели вентиляторы, запахло озоном и гарью. Трой уставился в нарастающий пучок плазмы в прозрачных девелоперах, отчетливо понимая весь процесс, он не мог оторвать взгляда как ребенок, восхищенный удивительной игрушкой. Санчес улыбнулся и поставил на стол тарелку с печеньем, состав которого не хотел знать никто, называли просто печеньем эту сухую спрессованную массу, насыщенную белками, с бесконечно полезными липидами и сногсшибательными витаминами, и чуть-чуть сахара. Так говорила Ольга, всегда уходя от ответа о составе еды на корабле, считая, что лучше и не знать, лишние знания вредны для хорошего настроения. Санчес разлил по кружкам корабельный кофе из термоса и, незаметно, плеснул в него из колбы с прозрачной жидкостью, затаившейся среди других склянок на столе в компании других непонятных склянок, стоявших без какого-либо видимого порядка.
- А что ты сейчас исследуешь? – спросил Трой, отхлебнув изрядно из кружки, он закашлялся от непривычного жжения и с удивлением посмотрел на Санчеса, тот весело ему подмигнул.
- Ничего не исследую, все перепробовал, - ответил Санчес. – Хотел пару новых сплавов получить, но вот печка сломалась, а Андрей не хочет ее чинить, говорит, что ему это надоело!
- Понятно, а что ты мне в кофе налил? – Трой раскраснелся, плечи расправились, а в глазах заблестела уверенность.
- О, это новая партия моей амброзии с личной винокурни, - ответил Санчес, указывая рукой на крохотный перегонный аппарат на лабораторном столе. – Выдержка и чистота.
- Ты смотри, Борис Васильевич узнает, такое будет!
- Не узнает, все выпьем быстрее. Ему бы самому не мешало, а то ходит все время, как будто его в космос без скафандра выкинули.
- Я вот что хотел сказать, - расхрабрился, наконец, Трой. – Он меня подловил.
- Это он может, работа такая. А чего ты так переживаешь?
- Нет, тут другое. Помнишь, я тебе рассказывал, что у нас расчеты не сходятся?
- Помню, но ты так и не сказал, что это значит.
- Мне Александр Евгеньевич запретил говорить, я слово дал.
- А я и не настаиваю, меньше знаешь, крепче спишь, как бы это не звучало у нас на корабле.
- Вот-вот, а я ему все рассказал. А когда вышел из кабинета, понял. Теперь в глаза стыдно ребятам смотреть.
- Эх, Трой, пустые переживания. Я уверен, что Саша и Бруно все поймут. Более того, раз уж тебя Борис пытал, то и Бруно тоже, не сомневайся.
- Но Бруно не рассказал!
- А почему ты в этом так уверен? – удивился Санчес. – Борис очень хитрый лис, он меня пару раз даже вывел на откровенность, я вовремя спохватился.
-Я так не умею, - вздохнул Трой. – А что мне делать?
- Поговори с коллегами. Что толку себя мучить? Так ты опять к нему попадешь, не рекомендую, его терапия приводит не к самым лучшим результатам.
- Могу представить! – воскликнул Трой. – Так все рассказать?
- Конечно, от друзей секретов держать не стоит.
- Но я же тебе не рассказал.
- А это другое, ты слово дал, а слово надо держать, - ответил Санчес.
- Хорошо, так и сделаю, - твердо сказал Трой. – Надо было мне сразу к тебе прийти за советом.
- Заходи в любое время дня и ночи, я всегда здесь, если не валяюсь тушкой в камере в анабиозе.
- Черт! – Трой бросил быстрый взгляд на часы, приближалось время планового реабилитационного сна. – А я хотел до перерыва успеть!
- Не торопись, никудаи ничего не денется отсюда. Время относительно жизни, а значит, у нас оно значения не имеет совсем.
- Опять ты загадками разговариваешь.
- Почему это? Говорю максимально прямо, - удивился Санчес.
В лабораторию вошел Александр Евгеньевич, вид у него был встревоженный и усталый.
- О, Трой. Тебя и ищу. Ты Бруно не видел?
- Я видел его несколько часов назад, он ушел на тренировку, - ответил Трой.
- Странно, я там был, его там нет. Его нигде нет. Мы с Андреем весь корабль просмотрели, нигде его нет, - сказал Александр Евгеньевич.
- Ты так не переживай, - Санчес налил ему кофеи плеснул туда амброзию. – Выпей с нами.
Александр Евгеньевич благодарно кивнул и сделал большой глоток. Его рука потянулась к печенью, но он ничего не сказал, давно знакомый со вкусом кофе в этой лаборатории.
- Александр Евгеньевич, - Трой встал и напряженно сжал кулаки. – Я все рассказал Борису Васильевичу. Он меня раскрутил, но это моя вина, я не смог угадать…
- Успокойся, Трой, - Александр Евгеньевич сжал его плечо, усаживая обратно на стул. – Он и Бруно заставил говорить. Бруно мне это рассказал вначале смены. А потом я его не видел. Собственно это уже не такой секрет, я думаю, что для нашего друга Санчеса точно не секрет.
- Мы все обречены, - сказал Санчес.
- Почти, - усмехнулся Александр Евгеньевич. – Мы не знаем, где находимся.
- Тоже мне новость, - хмыкнул Санчес. – Находясь здесь, мы не можем точно сказать, реален ли этот кофе, а ты про наше положение в космосе. Я вообще склонен думать, что и космос ненастоящий.
Он захрустел печеньем и допил кофе. Александр Евгеньевич только покачал головой на его речи, спорить с Санчесом по этому вопросу было бесполезно. Между тем аппарат нагрелся полностью, пучок плазмы из девелопера вырвался в рабочую камеру, преодолев спавшее защитное поле, и врезался в кусок матового сплава, превращая его в мелкодисперсную пыль. Установленные фильтры не позволяли глазам ослепнуть, но даже сквозь них вспышка была настолько яркой и завораживающей, что никто не мог отвести взгляда.
- Этого, по-твоему, тоже нет? – спросил Александр Евгеньевич Санчеса.
- Не знаю, как может что-то знать тот, кого нет, - невозмутимо ответил Санчес. – Вот и погибла очередная надеждачеловечества.
- Надежда на что? – спросил Трой.
- Нина что, люди привыкли жить надеждой, часто не осознавая, чего хотят на самом деле, - ответил Санчес. Он встал и налил каждому остатки своей амброзии в кружки с кофе. – Ну, за нее, за надежду!
Они звонко чокнулись и выпили. У Санчеса выступили на глазах слезы от удовольствия.
- Это ты нашу обшивку испытывал? – спросил Александр Евгеньевич, вчитываясь в отчет аппарата.
- Шестой слой, не сильнее бумаги, - ответил Санчес.
- Да уж, безрадостно, - заметил Александр Евгеньевич. – Хорошо, что мы летим не на солнце.
- На солнце не летим, а вот на вулкан некоторые хотят сесть, - сказал Санчес. – Я не против, но не вижу смысла в этом коллективном самоубийстве.
- Но ведь обшивка у нас супер стойкая? Нам же это еще на Земле говорили? – удивилсяТрой.
- На Земле давно победил маркетинг, он теперь бог науки, поэтому не верь глазам своим, - ответил Санчес.
- Не сгущай краски, - сказал Александр Евгеньевич. – О, нам всем пора.
- Мама, а можно я сегодня не пойду спать? – тонким голосом спросил Санчес.
- Хватит паясничать, а то попадешь в руки к инквизитору, - сказал Александр Евгеньевич.
В расчетном центре за своим столом сидел Бруно. Он полуразвалился в кресле, закинул руки за голову и краем глаза посматривал на расчетное поле, где в молниеносном хаосе кружились хороводы чисел. Он не старался вникать полностью в действия машины, доверяя написанному им алгоритму, лишь контролировал порядок чисел и общий ход вычисления. Время тянулось незаметно, но по его расчетам скоро должны были вернуться Трой с Александром Евгеньевичем, но в расчетном центре кроме него больше никого не было. Он бросил взгляд на часы, до перерыва оставался один земной час, он сильнее откинулся назад и закрыл глаза.
Волнения по поводу утреннего разговора с руководителем у него давно улетучились, как он все рассказал про допрос у Бориса Васильевича, так ему и стало легче, словно что-то тяжелое свалилось, наконец, со спины. Но все же упрямое сознание заставляло его вновь и вновь возвращаться к этому разговору с Борисом Васильевичем. Для начала Бруно хотел определить для себя, кто был этот человек, у него с детства сложилась такая особенность характера все раскладывать по местам, навешивая ярлыки. Его отец называл это бабскими чертами, в институте это назвали педантизмом, но сколько времени прошло с тех пор, пока Бруно перестал злиться на слова отца, сейчас он был даже с этим согласен. Выделяя из памяти образ Бориса Васильевича на допросе, он одевал его в разные костюмы. Начал со штампов, разученных в школе. То появлялся монах инквизитор, то штурмбанфюрер, но это больше подходило герр Штайгеру, а потом Борис Васильевич предстал в образе жестокого врача из XXвека, неизменно со стетоскопом на шее и грязным шприцем в руках. Но все было не то, не было в этих образах настоящего человека, только комические картинки из прошлого. Он стал думать о том, как меняется время, и как меняется представление людей о прошлом, о событиях. Бруно попытался представить себя жителем тех времен, то сидевшим в плесневелом подвале где-нибудь в Мадриде, то голым на улице зимой в окружении бледных людей в черной форме, обливавших его из шланга ледяной водой. От образа больного, растерзанного скальпелем на живую, лежащего под яркой лампой, не видя лица безумного вивисектора, Бруно стало тошно, и он выпрямился в кресле. Нет, не то, не то! Весь комизм предыдущих рассуждений улетучился, он быстро взглянул на часы, время не изменилось, значит, это был короткий сон, удивительно, он в принципе не хотел спать на корабле.
- Политик, - произнес вслух Бруно. – Точно политик!
Новая мысль буквально пронзила ему голову. Он представил себе парламент из XXIвека, заседание по непонятным для него вопросам, там было много таких, как Борис Васильевич, там были одни Борисы Васильевичи. Толстые, тонкие, бледные и загорелые, но у всех было его лицо – жадное до власти и глупое в своем превосходстве над другими. Образ был настолько точен, что Бруно вышел из кабинета и прошелся по расчетному центру, в поисках Троя или Александра Евгеньевича, но никого не было. Он опять взглянул на часы, время стояло на месте, но этого уже точно не могло быть, прошло как минимум несколько минут. Он вернулся к своей станции и взглянул на экран, расчет велся без предупреждений или ошибок, но вот значения, у Бруно похолодело на сердце, значения шли в обратную сторону. Его экспериментальный расчет жизнестойкости корабля в условиях попадания в метеоритный фронт шел в обратном направлении, приводяего к исходной точке.
- Этого не может быть, - прошептал Бруно и попытался остановить программу, но станция его не слушалась, он жал на клавиши, рисовал команды в воздухе, маша руками над считывателем, но ничего не происходило, система упрямо вела отчет в обратную сторону.
Бруно выбежал в коридор, он был пуст, также ярко светились лампы, также был безупречен отфильтрованный воздух, но что-то заставило его встать как вкопанному возле двери. Свет, его остановил свет. Странный неподвижный столп света с застывшими на месте песчинками пыли, он видел их отчетливо, а тело все еще ощущало легкий прохладный бриз системы вентиляции, а песчинки в столпе света висели неподвижно, не колыхаясь. Бруно сильно зажмурился и резко открыл глаза, ему было странно от происходящего, голова кружилась, все напоминало кошмар из детства, когда он потерялся на вокзале, окруженный спешащими людьми, не замечавшими его испуганного лица посреди перрона. Бруно бросился в соседнюю лабораторию, но дверь не открылась, она была словно нарисованная, как в виртуальной реальности, он побежал к соседней, тоже закрыта. Он подергал дверь за ручку, но рука словно прошла сквозь ручку, не захватывая ее.
- ЭЙ! Эй! – что есть мочи закричал в панике Бруно и побежал вперед, не оборачиваясь.
Пробегая вдоль коридора, он пытался открыть двери, но рука не мгла схватиться за ручки, а валидатор не реагировал на его браслет. Он спустился на другой уровень и с ужасом остановился. Прямо на него надвигалась черная стена, съедавшая метр за метром пространство. Он смотрел на это как завороженный, а губы тихо повторяли одно и тоже:
- Санчес был прав, прав, нас не существует, мы модели, - Бруно успокоился и подошел ближе к черной стене, стена остановилась, словно ожидая его действия. – Я - модель, мне нечего бояться.
Он уверенно вступил в черную стену и исчез. В это время его станция закончила расчет, высветив результат на экране: «Ресурс челнока «Надежда» менее 15%. Отказ 72% пусковых шахт. Цель достигнута 412 земных лет назад».
10.
- Мы ничего не нашли, - виновато сказали молодые операторы энергетического отсека, встав у входа в рубку, ставшую на время поисков оперативным штабом.
- Спасибо, ребята, - сказал Герр Штайгер, он подошел и пожал каждому руку. – Мы найдем, обязательно найдем. Он не мог же просто исчезнуть.
- Может, мы еще раз сходим? – предложил один из операторов. – Пропустим один раз, мы не устали.
- Да, верно! – воодушевились ребята, не желавшие тратить время на регламентный сон.
- Нет, чтобы не случилось, но регламент нарушать мы не должны, - отрицательно покачал головой герр Штайгер. Он подошел к столу и вывел расписание. – После паузы начнете с третьего уровня, хорошо?
- Хорошо, герр Штайгер, - ответили ребята.
- Мы там уже смотрели, но стоит проверить еще раз, - сказал герр Штайгер. – Может, просмотрели, а система не может обнаружить его.
- А почему система не может обнаружить его? – спросил один из операторов. – У нас же у каждого вшиты чипы, браслеты на руках, мы же как ходячая радиометка.
- Не знаю, с этим тоже придется разобраться, но для начала надо найти Бруно, - ответил герр Штайгер. – Идите, отдыхайте. Пока вторая смена начнет поиски.
- Хорошо бы его быстрее нашли, - сказал оператор, герр Штайгер кивнул, и они вышли.
Оставшись один, герр Штайгер склонился над столом, устало уперевшись в него ладонями. Система, верно угадав его желания, вывела на столе схему корабля. Почти весь корабль был помечен серыми зонами, здесь они уже смотрели. Несколько групп методично осматривали корабль в поисках программиста Бруно, но все поиски были безрезультатны. Оставалось лишь меньше трети необследованных зон, самые большие на корабле, но туда доступа не было ни у кого – пусковые шахты были скрыты со схемы, даже герр Штайгер до конца не знал, какой боезаряд они несут с собой. Санчес как-то делал аналитический расчет мощности, на основании расчета свободной массы корабля, высчитанной им по построенной модели челнока, получалось, что более трех четвертей массы составляли пусковые шахты и собственно боезаряд. Ключи запуска были у Андрея - он и был этим ключом. Штайгер задумался о том, как человек может обладать такой властью над другими и не желать извлекать из этого ничего для себя. Он так бы не смог, все время оставаться в стороне, но не терять своего мнения.
В рубку вошли Андрей с Артемом, следом вошел запыхавшийся Гарри. Лица у всех были бледные и напряженные. Артем устало упал на стул и закрыл лицо руками, Гарри встал у двери, прислонившись к стене, и потянулся к карману куртки, чтобы вытащить трубку, но остановился на полпути, застыв в напряженной задумчивости.
- Я думаю, - начал было Гарри, но умолк, бросив взгляд на остальных.
- Говорите, говорите, Гарри, - нетерпеливо воскликнул герр Штайгер. – Я вижу, что вы ничего не нашли.
- Именно, ни одного следа, - подтвердил Гарри. – Это-то и странно.
- Да, - подтвердил Андрей. – Остались бы биологические следы пребывания, но ничего нет.
- Простите, не понимаю, - напрягся герр Штайгер.
Гарри, наконец, достал трубку и стал ее медленно посасывать, предоставляя Андрею дать полный отчет.
- Мы осмотрели его камеру и личный шкафчик, - сказал Андрей. – Вещей нет, ни одной. Осталась только табличка с личным номером на двери и больше ничего. Потом мы прошлись сканером по его камере, камера оказалась абсолютно стерильной, словно ее кто-то обработал.
- Но это невозможно! – воскликнул герр Штайгер. – Это же невозможно?
- Но это факт, - ответил Андрей. – Больше ничего нет.
- А что с его рабочей станцией? – спросил Артем, его слегка потрясывало от напряжения. – Трою удалось разобраться с его программой?
- Нет, - ответил герр Штайгер. – Программа застыла в одной точке и ни на что не реагирует.
- А что он считал? – спросил Гарри.
- Трой сказал, что Бруно хотел посчитать ресурс нашего челнока, - сказал герр Штайгер.
- Хм, тогда все сходится, - сказал Гарри и стал сморкаться. Закончив, он поглядел в вопросительные лица, смотревшие на него, и сказал. – Я думаю, нет, я уверен, что мы никогда его не найдем. Его больше не существует.
- Не понимаю, - сказал герр Штайгер, Андрей сел на стул и стал ждать разъяснений, начиная догадываться, к чему ведет Гарри. – Гарри, вы скажите толком, объясните вашу мысль.
- Мысль очень проста и очень сложна одновременно. Все, что мы видим вокруг – это эмуляция. Я это подтвердил по своим установкам, а исчезновение Бруно окончательно убедило меня в этом.
- И мы тоже, по-вашему, эмуляция? – раздраженно спросил герр Штайгер.
- Безусловно, мы центральная ее часть.
- А почему мы? За что нам такая честь? – ехидно спросил герр Штайгер, в груди у него все похолодело от слов Гарри, мозг неистово сопротивлялся волнам вскипающего сознания. Его начало тошнить, а в голове зашумел низкочастотный гул, словно он стоял возле огромного маховика, медленно вращающегося вокруг своей оси.
Гарри подошел к термосу и налил стаканчик кофе, обильно влив в него сахарного сиропа. Он протянул его герр Штайгеру и кивнул, чтобы тот выпил.
- Вы слышите его, я прав? – спросил Гарри. – Из нас всех пока его не слышал только Артем, но ему еще рано, он не готов.
- Что я должен слышать? – хрипло спросил Штайгер, от сладкого кофе стало значительно легче.
- Ротор, так звучит наш ротор, - ответил Гарри, прислонившись к двери. – Вы слышите то, чего нет, обманка эмуляции, чтобы мы могли ущипнуть себя во время сна.
- Но мы не можем его слышать, - возразил герр Штайгер. – Это просто невозможно. Мы не можем понять его относительную скорость, не то, что слышать его колебания.
- Все верно. Это действительно невозможно, но вы его слышите, и я думаю, что это было не первый раз, - Гарри заметил подтверждение в глазах Штайгера и кивнул ему, что он все понимает.
- Я не понимаю, объясните, - попросил Штайгер, он взглянул на Андрея и удивленно открыл рот, Андрей смотрел на всех с очень спокойным лицом, лицом человека, знающего, что происходит. – Андрей? Вы же что-то знаете, верно?
- Андрей знает все, - утвердительно сказал Гарри. – Но он не сможет вам ничего сказать.
- Но почему? – удивился Штайгер. – От этого же зависит наша безопасность.
- Нет, не зависит, - ответил Андрей. – А сказать я не могу, потому, что не знаю. Это Гарри решил, что я знаю все, но это не так. Чем больше я узнаю, те больше запутываюсь сам. Мне также нужны ответы, как и вам.
- Осталось несколько недель, может меньше, и мы все узнаем, - сказал Гарри.
- Почему вы так решили? – спросил Штайгер.
- Потому, что мои установки возвращаются в нулевую точку, то есть в начало, но для нас это будет означать конец.
- Конец чего? – Штайгер облокотился на стол, сильно сжав пульсирующие виски пальцами.
- Конец, - пожал плечами Гарри. – Звучит недостойно ученого, глупо, но по-другому я это определить не могу.
- Гарри, вы можете запутать кого угодно, - улыбнулся Штайгер, справившись с головной болью, перестав обдумывать, сказанное Гарри. – Я думаю, что нам всем стоит отдохнуть, а потом со свежей головой примемся за поиски.
- Вы правы, - сказал Гарри. – Признаться, я и сам хотел бы уйти в свою камеру. Лучше уж эта чернота, чем обдумывать все это.
Гарри спрятал трубку в карман и с силой потер лицо. Артем сильно хмурился, не до конца понимая этого разговора, потом спросит у Андрея, когда никого не будет рядом.
- У нас есть еще полчаса. Мы пропустили обед, - сказал герр Штайгер. – Идемте в столовую.
- А другая группа? – с надеждой спросил Артем.
- Они ничего не нашли, - ответил герр Штайгер. – Все три группы ничего не нашли.
- Плюс мы тоже ничего не нашли, - сказал Андрей. – Стабильный результат. Странно, что мы не пересеклись друг с другом.
- И странно и ожидаемо, - сказал Гарри.
- Идемте, - приказал герр Штайгер. – Да, Андрей, у вас по плану продолжительная фаза сна за прошлые дежурства.
- Вот не хотелось бы, - начал Андрей, но Штайгер отрицательно покачал головой.
- Я не хочу лишний раз давать повод ему, сами понимаете, почему, - Штайгер гадливо поморщился.
- Донесение в Центр уже отправили? – спросил Андрей.
- Да, отправили, - подтвердил Штайгер. – Нам на руку, что они его еще не скоро получат.
- Они его не получат, - покачал головой Гарри. – Как не получали и предыдущие.
- Может быть и так, но не стоит на это так надеяться, - Штайгер открыл дверь и вышел, ожидая, когда все выйдут за ним.
Через полчаса они разошлись по своим камерам. Камеры находились в длинном узком помещении с отдельными входами в личный отсек. Андрей подмигнул Артему, их камеры были рядом, и вошел в свой отсек.
На вешалке шкафчика висел давно нестиранный спальный костюм и потрепанный комбинезон. На полках валом лежали старые пневмоподушки, какие-то детали, назначение их Андрей уже не помнил, все это он вытаскивал иногда из карманов, когда ложился спать, а уносить забывал. Так и сложилась у него небольшая коллекция разных деталей. Переодевшись, он посмотрел на таймер программы, спать ему было положено три нормы. Рука потянулась скорректировать установку, но он вовремя остановился. Камера пропищала настойчивый сигнал, через минуту он должен быть уже в ней. Сильно заныла вена со встроенным катетером, все внутри него противилось этому. Он машинально схватил с полки одну из пневмоподушек, сам не осознавая, зачем.
Уложившись в камере, Андрей подумал об Ольге. Он еще раз увидел ее счастливое лицо, когда она смотрела на комету. Сияние кометы путалось в ее распущенных волосах, она часто оборачивалась к нему, блестя влажными от слез восхищения глазами, рот был слегка приоткрыт, словно она хотела ему что-то сказать, но из него вырывался лишь вздох восхищения.
Сконцентрировавшись на этом воспоминании, Андрей вставил иглу дозатора в катетер на левой руке и стал ждать, когда система впрыснет в него положенную дозу снотворного. Образ Ольги высветился в его голове настолько ярко, что он сел, ударившись головой о потолок камеры. Руки лихорадочно работали сами, снотворное уже начало впрыскиваться в кровь. Андрей успел выдернуть иглу из руки и вонзить ее в пневмомешок, большая часть снотворного влилась в него, но полученной дозы было достаточно, чтобы он упал в неудобной позе, сильно искривив шею, и отключился.
Очнулся Андрей позже остальных, соседние камеры были свободны, таймер его камеры не отсчитал и половины. Любой другой, проснувшийся раньше положенного срока, должен был бы нажать аварийную кнопку, тогда дверь откроется. В камере Андрея была потайная кнопка, сделанная им еще в самом начале путешествия, обманывающая систему, позволяя выйти из камеры незамеченным. Андрей поправил пневмомешок, ощутив, как игла впрыскивает в него новую дозу снотворного, и закрыл дверь камеры.
Чувство свободы пришло не сразу. Сначала он хотел вернуться к поискам Бруно, но решил не светиться лишний раз. Андрей вышел в коридор и, неторопясь, желая не вспугнуть удачу, направился в сторону мастерской, как назвал ее Гарри. На самом деле это было просторное помещение для свободных занятий. Каждый по своему желанию мог определить себе небольшой участок, отгородиться от любопытных взглядов и заняться творчеством, так планировалось разработчиками. Были здесь всевозможные музыкальные инструменты, камни, глина, холсты, краски – всего и не перечесть, но вот только не было желающих. Комната напоминала пустой ангар, где в самом ее конце было отгорожено несколько мастерских, одна из которых была Андрея. В ней же находился и стол Артема, он не захотел строить свою мастерскую, чтобы не привлекать лишнего внимания, а Андрей пожадничал с местом, отгородив себе приличный уголок, в котором он не занимал и половины. Рядом пустовали мастерские других членов команды, две музыкальные студии, простаивавшие уже много лет. Гарри и Санчес сразу отказались этим заниматься, справедливо считая, что их мастерская это лаборатория. Ольга несколько раз пыталась заглянуть в мастерскую Андрея, но он ее не пускал, чем сильно обижал сначала, сейчас же Андрей твердо решил, что он пригласит ее сюда в ближайшее время, как закончит работу.
Он прошел мимо стола Артема, бросив взгляд на небольшую скульптуру, выточенную Артемом из синтезированного мрамора лазерными резцами и накрытую тонкой белой тканью. Скульптура была совсем небольшой, не более тридцати сантиметров в длину и почти столько же в высоту, но очень тяжелая. Андрей шутил, что когда Стелла захочет поставить ее к себе на стол, то он провалится вместе с ней вниз, пробив дырку в роторе. Это была безобидная шутка, скульптура была выполнена мастерски, но Артем все боялся подарить ее Стелле, а Андрей перестал настаивать, сам должен разобраться.
Он подошел к своему мольберту и откинул простыню. На холсте проступал размытый облик женской фигуры, смотревшей прямо на художника. Андрей замотал головой и снял холст с мольберта. Нет, это не Ольга, это он все пытался нарисовать Аню в образе Ольги, этого больше не должно было быть. Он поставил чистый холст на мольберт и схватился за кисть, но откинул ее обратно на стол к палитре. Подбежав к шкафу, пока еще у него не пропало вдохновение, он стал искать коробку с мелками. Вот она, запрятанная глубоко в недра шкафа. Руки дрожали, первый мелок он просто раздавил в пальцах, не сделав ни одного штриха на холсте. Надо было успокоиться, сосредоточиться, к чему спешить? Но он хотел закончить портрет именно сегодня, хотя бы в эскизе, чтобы не забыть, сохранить то чувство, которое рвалось из него.
Работа шла хорошо, он впервые знал, что хочет нарисовать. Это было уже не копирование чужих работ, компиляция чужих идей, которыми он занимался до этого, не в силах найти своего сюжета. И даже земной портрет Ани он тоже подсмотрел у другого художника XXвека. Он работал радостно, воодушевляясь еще больше от каждого штриха, каждой линии, тени. Он уже видел Олю, она уже жила на этом холсте, настоящая, живая. Пускай она и была нарисована углем, пускай он не мог передать чистоту неба ее глаз, золотистый цвет волос, но именно в этом минимализме он сейчас видел ее настоящую красоту.
В дверь постучали, но Андрей не услышал. Постучали еще раз, а потом вошел Гарри. Он прокашлялся для вида, но Андрей, занятыйпрорисовкой кометы, не слышал его. Он сейчас ничего не видел и не слышал вокруг – только холст и он. Гарри послушно сел в стороне, подальше от холста так, чтобы ему не было видно. Он уважал чувства художника и не хотел нарушать эту хрустальную гармонию вдохновения и ранимости. Наконец, Андрей закончил, у него болела от напряжения рука, свело мышцы ног, спины, он глубоко дышал, как после тяжелой тренировки. Сколько уже прошло времени? Час, два, а, может, и больше, он был чертовски голоден и счастлив.
- О! – удивленно воскликнул Андрей, увидев Гарри. – Вы здесь? Давно сидите?
- Не имеет значения, - улыбнулся Гари. – Я заходил к вам в камеру, вы решили нарушить режим.
- Гарри, а что вам понадобилось в моей камере? Вы решили за мной шпионить? – рассмеялся Андрей.
- Вовсе нет, и в мыслях не было. Просто я хотел поменять ваш комбинезон, а то вы забываете его стирать, - Гарри потряс пакетом с новым комбинезоном.
- Гарри, вы такой заботливый. Я знаю, как вас нервирует мой старый комбинезон.
- О, я нашел у вас кое-что постарше. Вы, наверное, его еще на Земле носили.
- Ха-ха-ха! Надеюсь, что о моем отсутствии больше никто не узнал.
- Надеюсь, что так. Я смотрю, у вас творческий порыв, верно?
- Вы видели, что я нарисовал? – Андрей демонстративно заслонил собой мольберт, а сам еле сдерживал рот от улыбки.
- О, я не мог вторгаться без разрешения. Видел, что вы рисуете и все.
- Гарри, как же можно быть таким тактичным! Идите сюда, только говорите честно, я фальши от вас не потерплю.
- Если что, вы все увидите на моем лице, - усмехнулся Гарри и встал, положив на стул пакет с новым комбинезоном.
Он подошел к мольберту, Андрей отошел в сторону и встал рядом с ним, примеряя на себе свою работу с точки зрения простого зрителя, но внутренний восторг не давал ему объективно оценивать свою работу. Гарри долго смотрел на картину, потом подошел ближе и обернулся к нему.
- Она здесь живая, вы же это хотели показать, правда? – его лицо от волнения побледнело, а в глазах вспыхивали искренние искорки восхищения.
- Гарри! Я вас боюсь, как вы точно сказали, черт вас возьми! – воскликнул Андрей.
Гарри смущенно рассмеялся и подошел к нему. С холста на них смотрела Ольга, она стояла к ним боком, обращенная к экрану впереди. Голова ее была изящно повернута к ним, а в глазах, пускай даже и не голубых, а нарисованных углем, горел яркий огонек счастья и любви. Ее волосы струились по плечам, спине, невесомые, словно раздутые огненным свечением кометы, левая рука была протянута к нему, Гарри видел, к кому она тянется, а комета перед ней была лишь фоном, Ольга была ярче нее, она и была кометой.
- Не зря вы так долго это рисовали, - сказал Гарри.
- Вовсе нет, я это нарисовал вот только что.
- Нет, это техника, а я про картину. Картина это не техника, техникой вы владеете отлично, но лишь сейчас я вижу, что вы действительно чувствуете.
- Ну, это только эскиз, - начал кокетничать Андрей, сам не веря своим словам. – Потом надо будет доделать, улучшить.
- Даже не думайте ее трогать! – воскликнул Гарри. – Не вздумайте, этого нельзя делать, иначе вы потеряете картину.
- Не буду спорить, я и сам не хочу в ней ничего менять.
- Вы должны это немедленно показать Оле.
- Нет, сейчас мы должны найти Бруно.
- Бруно мы не найдем. Штайгер определил для этого три команды, этого вполне достаточно.
- Но мы еще не ходили к пусковым шахтам.
- И не дойдем никогда. Андрей, не теряйте времени.
- Гарри, с вами трудно спорить.
Андрей взглянул на Олю, она будто бы улыбнулась ему, он бросил взгляд на Гарри, но тот смотрел на картину и сквозь нее. Что-то происходило в нем.
- Андрей, - глухо проговорил Гарри, бросая на него лихорадочный взгляд. – Я вспомнил ее, я вспомнил Элизабет.
Продолжение следует...
В тексте упомянуты спиртные напитки и/или табак, вредные для Вашего здоровья.
Нравится повесть? Поблагодарите журнал и автора подарком.