Как купить туристическую путевку дешевле
Надо было, чтобы целая жизнь прошла, пока я, наконец, решилась поехать к Чуковскому, в свой придуманный островок детского счастья. В пять лет была уверена, что на даче писателя живет лилипут Бибигон и растет Чудо-дерево, с башмачками, которые зреют как яблоки).
Эй вы, ребятки, Голые пятки, Рваные сапожки, Драные калошки. Кому нужны сапоги, К чудо-дереву беги! Лапти созрели, Валенки поспели, Что же вы зеваете, Их не обрываете? выразительно декламировала я со стульчика родительским гостям)
Путешествие из Москвы в поселок писателей Переделкино оказалось не быстрым шла от станции пешком.
На машине это мигом. На автобусе тоже приемлемо. С Киевского вокзала в Переделкино идет электричка, минут 20 езды. Потом надо пересесть на автобус 468 (ходит по расписанию). До остановки Дом творчества не больше 10 минут, а там рядом.
Я автобус пропустила и отправилась прогулочным шагом через Переделкинское кладбище. Иду-иду заблудилась. Не любитель подобных мест, немного струхнула, оказавшись в плену бесконечных оградок, памятников и крестов Искала, конечно, могилу Чуковского, но не нашла. Пусто было ни одной живой души, спросить не у кого. Набрела на надгробие Арсения Тарковского. Постояла, вспомнила любимое:
Вот и лето прошло, Словно и не бывало. На пригреве тепло. Только этого мало. Всё, что сбыться могло, Мне, как лист пятипалый, Прямо в руки легло. Только этого мало.
Долго спускалась по засыпанным листьями дорожкам, по мокрым скользким ступеням вниз, как потом поняла, к реке Сетунь.
Когда-то Максим Горький, договариваясь со Сталиным об устройстве дач для советских писателей, настаивал на Переделкине именно из-за реки. Он, наверное, увидел на карте Сетунь и представил ее большой, полноводной. Подумал: удобно иметь домик на реке красивый вид, рыбалка и все такое. Возможно, эта речка и была полноводной столетия три-четыре назад. А при Горьком и сейчас тоненький ручей. Я дошла до этого ручья, перешла его по мосту и встретив, наконец, живого человека, узнала, что дальше надо двигаться в горку, прямо-прямо, до улицы Серафимовича, а потом налево.
Дом Чуковского спрятался в осенней зелени и оказался совсем не таким, какой нарисовало воображение. Просто старая дачка, одна из многих. Советские родовые имения иных моих знакомых побогаче будут))
Это скромное здание писатель получил от государства в 1938 году.
Много лет бывал здесь наездами, в основном, летом. Только после смерти жены в 1955 году окончательно переехал из Москвы на дачу. Это было место его встреч с друзьями, с детьми, по сути прижизненный музей, в котором сам Чуковский исполнял обязанности первого экскурсовода.
Подхожу к Дому-музею Корнея Ивановича Чуковского и что вижу? Чудо-дерево! Обувь на ветках гроздьями! И маленькие ботиночки и здоровенные кроссовки)) Ура, не подвела меня детская память.
Позже узнала, что некоторые посетители музея, из тех, кто уже не первый раз приезжает к Чуковскому, привозят с собой детскую и юношескую обувь из которой выросли, в надежде закрепить ее на дереве или закинуть на ветки как можно выше. Может быть, это приносит удачу?
Поднимаюсь на крыльцо писательской дачи, чтобы узнать можно ли зайти. Не успела дотянуться до звонка, как дверь отворилась и Корней Иванович Нет, конечно, увы. Другой милейший человек (как потом выяснилось экскурсовод и научный сотрудник Государственного литературного музея, Владимир Спектор) вышел на крыльцо. Оглядев меня единственного на тот момент посетителя, бодро сообщил: Через 15 минут экскурсия, подождите немного.
Что вы думаете? За эти 15 минут у дома Чуковского собралась куча народу с детьми и без детей. Сформировалась группа и вот уже мы втискиваемся в крохотную прихожую с раздевалкой, а потом, сняв куртки, поднимаемся по узкой скрипучей лестнице в комнаты второго этажа.
Так было и при жизни писателя. Родители с детьми и взрослые поклонники его таланта то и дело приезжали на дачу к писателю. Часто без предупреждения. Без надежды увидеть любимого автора Мойдодыра, Тараканища, Мухи Цокотухи Если Корней Иванович не болел, то незваным гостям не отказывал. Особенно детям. Говорят, у него всегда были припасены для них какие-то забавные вещицы, чтобы удивить и развеселить.
Корнея Чуковского нет уже полвека. А посмотришь на обстановку дачи кажется, только что вышел куда-то и вот-вот вернется. Все здесь осталось таким, каким было при его жизни.
Стол, где лежат какие-то записки. Его карандашница, часы, маленькие игрушки и фотографии в рамках. Все расставлено и развешено именно в том порядке, какой он сам установил. Веет безмятежностью счастливого, благополучного, наполненного чистым творчеством быта, которого не коснулись разрушение и тлен. Но это ошибочное впечатление.
После смерти Чуковского дом неоднократно собирались передать в другие руки. Сам писатель был уверен: если его не станет, найдутся желающие здесь поселиться. Он просил дочь Лиду, чтобы она убедила будущих владельцев поддержать традицию чуковских праздников с костром для детей.
Но случилось чудо. Чуковского уже не было, а люди продолжали к нему идти. Они хотели подышать атмосферой этого удивительного места, где рождались их любимые книги, научные статьи, исследования и переводы любимых книг. Ведь Корней Иванович не только детский поэт. Он литературовед, критик, лингвист, детский психолог-исследователь. А еще прекрасный переводчик. Именно он познакомил советских читателей с творчеством Киплинга, Уолта Уитмена, О.Генри, Оскара Уайльда и Марка Твена.
В общем, всенародная любовь, благодарность Чуковскому сделала его дом музеем. Вопреки планам семьи и намерениям властей, у которых не было к этой даче никакого благоговения и денег содержать ее тоже не было. Решив, что это ее миссия, Лидия Корнеевна все силы и средства вкладывала в поддержание музея. Чего стоило сохранить здесь эту волшебную атмосферу присутствия великого писателя среди родных ему стен и вещей! Дочь Чуковского писала: Комнаты Корнея Ивановича, во всяком случае на мой взгляд, поразительно на него похожи Он там виден весь начиная от письменного стола и до последней торчащей на полке книги это все он.
Дом старел, у него текла крыша, проваливались полы, трескались стекла и гнили заборы. Множество людей, узнавая об этом, начинали действовать: привозили доски, песок, цемент. Приезжали добровольцы, чтобы починить фундамент или ограждение. Привозили и оплачивали мастеров-кровельщиков. Только народная инициатива и ничего больше позволило музею выжить. Официальное признание и переподчинение дачи Чуковского Государственному литературному музею произошло только в 1994 году. Через 25 лет после того, как ушел из жизни ее хозяин. Лидие Корнеевне оставалось жить всего два года но она застала хорошие перемены дом начали капитально ремонтировать.
Конечно, недофинансирование продолжается до сих пор. Я, например, (только между нами) никому не советую пользоваться здешним туалетом он на улице и в таком состоянии
Комнаты выглядят ухоженными, в каждой своя история. Милые трогательные детали быта, многочисленные вещицы такие хрупкие, что трудно поверить они живут здесь лет 70, как такое могло сохраниться? Вот, например, бумажный абажур с изображением героев знаменитых чуковских сказок. На самом деле, это коробка из-под торта, который друзья подарили писателю. Он сам придумал подвесить коробку к потолку.
Или вот подушечка с картинкой из Мойдодыра (Вдруг навстречу мой хороший, мой любимый крокодил). Тоже, наверное, подарок
Нарисованная на фанере рыба над дверью.
Самой красивой и богатой комнатой в доме оказалась, конечно, ярко голубая гостиная с мебелью из карельской березы
Здесь на маленьком столике хрустальный кувшин и таз для умывания, который когда-то привезла в этот дом Агния Барто. Вот таким оказался ненарисованный Мойдодыр. Сама идея сделать умывальник живым существом возникла у Чуковского, когда его дочка Мурочка была маленькой и не любила умываться.
Она заболела костным туберкулезом и умерла 11-летней. Чуковский писал стихи для Мурочки, чтобы отвлечь ее от мучительных болей.
Самовар, который показывает нам экскурсовод Владимир Спектор, по его словам тот самый, помните: Пошла Муха на базар И купила самовар: Приходите, тараканы, Я вас чаем угощу!. Ну, то есть, настоящий свидетель творческого процесса и современник писателя.
А это тот самый телефон с буквами, по которому Слон звонил от Верблюда, а также Газели, Зайчатки, Цапли. Крокодил и, наконец, Бегемот. Рассматривала с благоговением.
Чуковский не понимал, почему его любят и ценят, в основном, за сказки, писал: Меня всегда это обижало, потому что „мойдодырам“ и „мухам-цокотухам“ я посвятил максимум полгода своей жизни. А многие мои работы, которым я уделил и три года, и десять лет, выходили тиражами по 3000 экземпляров, и даже специалисты их не знают. А ведь он серьезный литератор! Впрочем, сказки Чуковского тоже воспринимались серьезно. Писателя чуть врагом народа не обьявили, назвав его творчество пошлой и вредной стряпней. Зато в народе многие написанные для детей стихотворные строки считались диссидентскими. Люди были уверены, например, что Тараканище сатира на Сталина: Вот и стал Таракан победителем, И лесов, и полей повелителем. Покорилися звери усатому (Чтоб ему провалиться, проклятому!)" На самом деле это произведение написано еще до пришествия во власть вождя народов, в 1921 году.
Чуковский и политика особая тема. У него в друзьях всегда были люди, которых власть или недолюбливала, или жестоко карала.
На этом снимке, сделанном в 1914 году, слева от Чуковского великий и один из самых любимых мною поэтов Осип Эмильевич Мандельштам. В 1938 году погиб в гулаговской ссылке. Справа от Чуковского переводчик и литературовед Бенедикт Лившиц. 21 сентября 1938 года расстрелян по ленинградскому писательскому делу. Крайний справа художник Юрий Анненков, в 1924 году эмигрировал в Париж. А сам Чуковский, конечно, терпел гонения. но ни разу не привлекался, В последние годы жизни был по-настоящему обласкан властью, получив несколько Государственных премий и орденов.
Возможно, его спасло отсутствие интереса к политике. Еще, говорят, он умел красноречиво каяться, если вдруг заносило не туда. Например, когда Бориса Пастернака соседа по даче на Западе удостоили Нобелевской премии, Корней Иванович пошел поздравить поэта. А вокруг дачи Пастернака уже шастали западные корреспонденты. Момент поздравления попал в зарубежные газеты. Чуковскому пришлось писать покаянное письмо о том, что Доктора Живаго он не читал, а за поэзию сам бы дал Пастернаку Нобелевскую премию, если б мог.
Его отличительной чертой была детскость. Вечный ребенок, которому жестокий родитель власть позволяла озорничать и каяться.
Этот портрет Корнея Ивановича нарисовал Владимир Маяковский. Экскурсовод сказал окурком. Не верю))
А это Чуковский с Ильей Репиным, они дружили еще в дореволюционных времен и много лет переписывались. В одной из шкатулок на даче Корней Иванович хранил бесценные для него и для всей русской культуры письма Репина. 100 писем. Копий своих посланий Репину писатель не делал и был уверен, что они потерялись Репин жил в Финляндии, война и все такое. Но уже после смерти Чуковского эти письма нашлись. Я знаю, что в 2006 году его внучка, Елена Цезаревна, издала книгу Репин И.Е., Чуковский К. И. Переписка. 1906 1929.
Фрагменты интерьера, которые удалось запечатлеть мимоходом. Все-таки, экскурсовод не давал времени на художественное фотографирование. Он говорил интересные вещи не хотелось отвлекаться, а потом сразу разворачивал нас и несся по даче довольно быстро)).
Конечно, многое из того, что я здесь написала, на экскурсии не рассказывают. Она все-таки более детская. Я заметила, что дети современные знают стихи Чуковского не хуже, чем мы. Может быть, просто это дети родителей, которые не случайно оказались в Переделкино, знают, чему учить своих отпрысков. Ребенок по просьбе экскурсовода даже прочитал отрывок из моего любимого Крокодила: Жил да был Крокодил. Он по улицам ходил, Папиросы курил. По-турецки говорил,- Крокодил, Крокодил Крокодилович! (Папиросы курил! По-турецки говорил! сплошная крамола))
Кстати о детях. Именно Чуковский завел моду публиковать детские высказывания, посвятив этому огромный труд книгу, которая называется От двух до пяти. Возможно, ее не все читали, но вот эти бессмертные строки известны каждому: Бабушка, ты умрешь? Умру. Тебя в яму закопают? Закопают. Глубоко? Глубоко. Вот когда я буду твою швейную машину вертеть!
Я прощалась с дачей Корнея Чуковского в надежде, что весной снова приеду сюда. И найду его могилу на переделкинском кладбище. Посмотрю строго, что там написано на памятнике. А-то Чуковский этой надписи побаивался: Я написал двенадцать книг, и никто не обратил на них никакого внимания. Но стоило мне однажды написать шутя Крокодила, и я сделался знаменитым писателем. Боюсь, что на моем памятнике, когда я умру, будет начертано Автор „Крокодила“
