Глава 7. Часть 2.
— Махно ты? — меня застали врасплох при тяжелейшей задаче создать уют в палате.
— Яяяя, —протянул я от легкой дерзости в голосе сестрички.
— Ну и чего ты тут, у тебя же операция, — протянула она мне назначение. — Сам дойдешь или проводить?
— Я, видимо, пропустил сообщение от МЧС или как по-другому я должен узнать? Я только переехал из изолятора, — отвечаю дерзостью.
А у самого внутри от слова «операция» заиграла настоящая «ВИА Гра».
«…Ох, как намаялась я с тобой, моя попытка №5…»
— Простите, а какая у меня операция? — мы так быстро шли, что иногда я даже переходил на бег.
— Такая-какая катетер тебе будет ставить. Ты — это, Махно, давай быстрее включайся и всё запоминай, где и что, — ответил мне как минимум министр обороны. Это важный, значимый и невероятно занятой человек.
Мы продолжали нестись, старался всё запомнить.
— Тут пока подожди, — мы пришли к кабинету с двумя большими дверями и двумя обычными, она исчезла в обычной двери.
— Махно! Через три минуты заходи. Сам же дойдешь после операции? Запомнил? —увидев мою реакцию, продолжила тяжело выдыхая, — ооооо, Махно, вон за поворотом лифт. Мы на пятом, но нажмешь на шестой. Выйдешь и прямо всегда, понял?
Я выждал нужное время и зашел в малую дверь,
— Доброго дня, я — Махно, вот, пришел, — я так шаблонно сказал, чтобы хоть кто-то обратил на меня внимание
В операционной были темные стены, окна с закрытиями жалюзи и два человека: тучный мужчина и молодая помощница. Он сидел за компьютером, она же кинула на меня взгляд и ходила туда-сюда с папками.
— Тамшг… Скву иннм… — чтоооооооо? Он мямлил так, или от стресса уши мои заложило?
— Простите? — мне стало неловко.
— Тамшг… Скву иннм… — повторил, не повернулся.
Даааааа уж. Неловко. Вот что делать? Он же сейчас мне операцию будет делать, бесить его не хотелось. Я дождался, пока выйду из поля зрения его помощницы и ударил по стулу, сразу включил театральный кашель.
— Простите, что вы мне сказали? — наконец-то они оба на меня посмотрели.
— За ширмой стул, раздевайтесь по пояс, вещи там сложите и ложитесь на стол, —здесь и далее уже идет детально расшифрованный текст. Он жутко мямлил, глотал слова и вообще ленился.
— Бала-бала бала бла.
— Быыы.
Это был их диалог. Она тоже мямлила, но они понимали друг друга, и после его ответа она еще и улыбнулась.
В операционной царила атмосфера расслабленности, неспешности, здесь хотелось выпить горячего крепкого чая с лимоном.
Я лег на спину, и минуты через четыре он подошел ко мне.
Этому я обрадовался, но он врубил свет, включил экраны, лениво двигая их к операционному столу, посмотрел на меня и ушёл.
— Катенька, подготовьте его, — и плюхнулся на стул, уткнувшись в компьютер.
Катенька в отличии от прошлых своих действий, можно сказать, засуетилась, но это было всё равно медленно.
Операционная зазвучала стеклом и металлом, распространился запах спирта и йода. Было слышно пиканье аппаратов, к которым меня подключили. Я увидел свою фамилию на экране.
— Готово, — Катенька обратилась к нему, подняв зачем-то руки вверх.
Мне показалось, он ответил «хорошо».
Минуты через четыре он подошёл. Была неловкая пауза у нас с Катенькой, которая на второй минуте опустила руки, а я не понимал, о чем с ней разговаривать или не дай бог шутить.
Интересно, если ему рассказать смешную шутку, то смеяться он начнет через минуты четыре?
Когда он подошел ко мне, я хотел сказать ему о своей типичной просьбе разговаривать со мной, но тут представил, как он будет мямлить мне в ответ, что я буду переспрашивать, он будет нервничать. От этих картин в голове мне стало очень смешно, и он заметил.
— Чего улыбаешься? — мне показалось, он так спросил.
— Это нервное, защитная реакция, — эту фразу я произнес на диафрагме, максимально четко, как народный артист.
Он понял, что я его подкалываю, ну а чего, старик, как говорили у нас в театральном: «Вынь хер изо рта и говори нормально».
Он выдавил на меня гель и водил по моей груди специальным пистолетом, как во всех американских фильмах вводят актрисам по искусственным животам. Тут мне представилось, с какой бы попытки парочки узнали бы пол своего ребенка, если бы он так мямлил и общался.
— Ладно. Тут буду входить, — перевод.
Ну вот опять в меня будут входить. И вновь я не очень понимал, что происходит.
Потом хаотично начал раскидывать полотенца в районе моей груди, одно из них прилетело на половину моего лицо, я попытался его убрать рукой — сделал движение.
— Ээээ, ты чего, они же стерильные постарайся не двигаться и уж точно ничего не трогать, — как все-таки вовремя можно попросить вынуть хер изо рта. Я улыбался и повиновался, но полотенце с лица всё же убрал.
Он сделал укол анестезии. И выдержав паузу, взял что-то в руку, а Катенька пистолетом водила по груди.
— Сейчас будет немного больно.
Дальше были неприятные ощущение от иглы, а дальше он как сантехник, который пробивает трубу, чуть придавливая меня, водил туда-сюда.
— Обрабатывай, — он сделал пару шагов назад, и Катенька суетилась над моей грудью.
Он параллельно достал нитку с иголкой. Катенька закончила. Портной начал действовать. Закончил. Шумно выдохнул.
— Катенька, закончите, — и куда же он пошел, тяжело дыша.
Катенька тщательно меня зашила и залила обильно йодом, потом проспиртовала. Собрала все полотенца.
— Всё. Можете вставать и идти, с катетерами очень аккуратны будьте, —и начала зачищать всё.
На моей груди теперь висело нечто похожее на жетоны солдата. Немного тянуло кожу. Я оделся и попрощался, но, естественно, никто не посмотрел на меня, а расшифровывать уже не хотелось. И я решил выйти через большую дверь, которая открывалась как в вестернах. Дерзко. За угол. Лифт. Шестой этаж и все время прямо.
— Махно? Стой. Катетер поставили, — донеслось из сестринской. Ко мне подошла сестричка. — На вот, забирай с собой. Сейчас приду к тебе, подключу».
Она катила ко мне штуку: длинная палка на колесиках, в ней было четыре магнитолы и сверху четыре крюка.
— Ой, а это для капельниц, наверное, — я жутко был растерян. — Его будут включать на время лечения, да?
То, что она мне сказала в моих ощущениях было похоже на то, как будто она вручила боевой автомат и пылкой речью меня инструктировала.
— Это, мля, твой инфузомат теперь есть, спать, срать и бабу любить будешь с ним, мля. Это твой брат и верный товарищ. Ты с ним теперь, мля, одно целое, понял мля, все три месяца целый день он с тобой в битве с врагом. Как мамку свою его береги. Пошел.
— Что, воообще не отлючают? А мыться как? — мой голос не то, что дрожал, но еще бы чуть-чуть, и дал петуха.
— Не, ну на помыться отключаем, конечно, — чуть вдохнула спокойствия в меня.
Сестринская от моей палаты находилась в 15 метрах. Я не знаю почему, но идти было очень тяжело. Это как зеленая миля, по которой идешь, и кто-то кричит «Dead man walking».
Эта штука кряхтела, и я как неумелый водитель смотрел по сторонам. Когда я сидел уже в палате и смотрел на моего нового друга, зашла медсестра и залихватски накинула пластиковые колбы с прозрачными жидкостями, ловко двумя-тремя нажатиями на экран инфузомата, открыла его точно, как открывалась магнитола для аудиокассет. Надеюсь, тут будет хорошая музыка. С четырьмя пластиковыми проводами она повернулась ко мне.
— Давай катетер, — я как матрос, рвущий тельняшку, оголил катетер. — Так неудобно будет, подыми наверх.
Я поднял кофту наверх и смотрел, как в мои боевые жетоны присоединяют четыре провода. Присоединила. Что-то нажала на магнитофоне, и музыка пошла, и слегка зашумел магнитофон. Я почувствовал в груди прохладу и схватил ее за руку, мне казалось, как будто где-то протечка.
— Поверь тебе кажется, жидкости из холодильника, —усвоил, но лихорадочно трогал катетер.
— Да, показалось, спасибо.
— Удачи, боец.
Я сидел и не мог пошевелиться. Мне надо было как-то научиться по-новому двигаться, со стороны это выглядело как танец с неумелой партнершей.
В эту ночь я очень мало спал, потому что я всё выбирал позу как лечь так, чтобы провода не натянулись. Очень сложные новые ощущения.
80% мужчин после химиотерапии не могут иметь детей. И завтра у меня были три важных события:
знакомство с моим врачами,
заморозка моего потомства,
начало химиотерапии.
Вот мы и вернулись с вами к началу истории.
Проснулся я так же напряженно, как и засыпал. Хотелось, простите, в туалет. Чем более аккуратно я вел свою тачку-братишку, тем больше я хотел в туалет.
После традиционной сдачи анализов и прочих больничных ритуалов в мою палату вошли мои врачи:
Звонков Евгений Евгеньич, Дарья Александровна и Ольга Олеговна.
Я как порядочный пациент накидал вопросиков, которые бы прояснили мне ситуацию.
Евгений Евгеньевич говорил как-то кратко в тот раз, он не был готов к длинному разговору.
Он ушел, пожелав мне удачи, и сказал, что Дарья Александровна и Ольга Олеговна введут меня в курс.
Вот что значит крутой врач, практически ничего не сказал, а ты полностью спокоен и уверен.
От одной сестрички я в сторону Дарьи Александровны в будущем услышу с почти истеричным придыханием: «Дарья Александровна — это пипец, это ваще самый умный врач, она стока знает, это прям ващееее». Дарья Александровна полностью подходит под это описание. Рассудительна, всегда все разложит по полочкам и останется спокойной даже, если ты будешь жутко тупить.
Ольга Олеговна другая — эмоциональная, дерзкая, всегда рассматривает худшие сценарии дальнейших событий. В разговоре может спокойно показать, что ты несешь чушь и поставить на место, слегка повысив голос.
Меня эта банда устраивала полностью. В команде появились дамы, а это всегда должно держать тебя в тонусе. Кремчики у меня есть, туалетные воды разные по настроению, гель после бритья, надо затариться одеждой на каждый день, и буду всегда на высоте.
Они рассказали мне обо всем курсе в целом: меня ждет четыре курса с перерывами, которые займут два месяца, и последний пятый курс, где будет не только химиотерапия, но и также трансплантация моих клеток. Они оставили договор на подписание на первый курс химиотерапии — стандартная процедура.
Уходя, Дарья Александровна сказала:
—Дмитрий, вы 29-ый человек, который будет проходить нашу программу.
— Всего четыре летальных, — улыбалась через маску Ольга Олеговна, — не порть нам статистку.
Выдали мне мой первый курс на листочке, где было все расписано по дням, названиями и дозам, а также лист — дневник пациента. Теперь я не просто должен ходить в туалет, а если по-маленькому, то в мерный стакан, помыть его и прийти записать. Если по-большому, слава богу, мерный стакан не нужен, можно просто отметить, мол, было дело. Каждые два часа нужно снимать температурные показатели. Самая большая трагедия первых дней — забыть про мерный стакан, но ко всему привыкает человек, поверьте, сейчас я могу дать мастер-класс по вождению инфузомата, рассказать про то, сколько кобыл под капотом, про маневренность и прочие показатели. Сейчас я могу сказать и без мерного стакана, сколько из меня вышло. Ровно через 15 минут после процедуры с крио-банком, мне внесли невероятное количество бутыльков и навешали гроздями на инфузомат. Я старался дышать ровно. Очень нервничал.
— Куда ж так много? — как будто я сказал «креста на вас нет», а не то, что вырвалось изо рта.
— Да, это не химия, тут больше средств от последствий химии, — она опять мастерски жонглировала бутылками, начав что-то вводить, опередила мое любопытство и сказала: «Это приворотное».
Она быстро сделала ликбез по бутылочкам. Из всего этого только малая часть была химией.
Через десять минут мне стало так спокойно и хорошо, а еще через пару минут я чувствовал себя как Джон Траволта из «Криминального чтива», ну, не уверен точно, что так, но настроение было королевское. Через еще пару минут я крепко и сладко спал, так сладко, что, когда меня звали на ужин, я довольный и очень ласковый, и нежный мило ей отказал.
Когда я проснулся, я ощутил, что здорово выспался и чувствовал себя прекрасно. Количество колб на инфузомате было три.
Ложась спать, свернувшись комочком под легкое шуршание и светомузыки, шедшей от моего братишки, я понял, что мы не солдаты. Мы пациенты. Возможно, раньше это было более мучительно, но по уровню заботы и подходу мы несмышленные дети.
— Ну, что, сходил в туалет?
— Схадиль.
— Какал?
— Писял.
— Покажешь мне свой дневник? Ой ты смотри какой молодец, — и так погладит тебя по голове.
— А мама седня пийдет?
Мы все тут учимся ходить заново, вечно врачей «почемучкаем».
Даже этот мужик, который бесил всех и ходил по коридору отделения, громко разговаривая по телефону с телочками по видеосвязи, издавая невыносимые хлопки своими шлепками, производя ностальгические звуки секса, вот я уверен, что и он как ребенок был растерян и только корчил из себя бойца.
Бабушки и девушки тем более казались детьми, вечно стеснялись мужчин и поправляли платки на голове, смущенно улыбались.
И эти провода это как пуповина матери, которые дают нам все самое необходимое. Настанет день, когда мне понадобится усилия, чтобы начать самостоятельную жизнь сначала.
Песня дня от Макса:
