Все это было сущим кошмаром.
Хильда сидела в клетке и ожидала приговора, что сделают с ней? Сожгут? Убьют? Отпустят? Конечно, не отпустят! Вот бред. Ей было страшно, одиноко и просто ужасно досадно от того, что все прекратилось вот так. Вся ее жизнь оборвется здесь, в ужасной сырой камере. В стенах, покрытых плесенью, без воздуха, без неба и солнца. За ржавыми решетками и с натертыми до волдырей и крови ногами. С булыжниками, привязанным к ее конечностям. С засохшими пятнами крови на полу. С отвратительным запахом разлагающейся плоти.
Хильда покончит здесь. А что она сделала? Она, кажется, уже и не помнила. За несколько месяцев, проведенных взаперти, ее разум превратился в густую липкую смесь из каких-то воспоминаний, каких-то людей, каких-то событий. Она помнила лишь свое имя и имя Иоанн. Кто это?
Этот вопрос она задавала себе уже бесконечное множество раз. Бесконечное множество дней и месяцев она сидела здесь и пыталась не потерять остатки своего рассудка с помощью этого вполне жизненного и человеческого вопроса: "Кто это?"
Такой вопрос задают дети родителям, когда видят что-то незнакомое, этот вопрос звучит из уст родственников, мужей и жен. Друзей и подруг. И все-таки какой это человеческий и ЖИВОЙ вопрос. Кто это?
Так и сидела Хильда в клетке. Ей с каждым днем было все сложнее и сложнее собрать мозаику своих воспоминаний воедино. В ее голове слышались какие-то голоса, но вот чьи они? Слышались песни. Чувствовались ароматы. Виделись цвета. Повторялись слова: "Да как ты посмела? Жалкое отродье! А ну на колени!".
И имя Иоанн.
И снова: "Жалкое отродье! Ты просто грязь! Ты пустое место! А ну на колени!".
А потом опять имя.
Она прокручивала в голове эти гадкие слова и топталась на месте, с привязанными к ногам камнями далеко не уйдешь. Потом приходил страж, кидал ей позеленевшую корку хлеба и уходил. Хильда размачивала ее в грязной воде, скопившейся на полу от дождей, и ела. Кусочек сейчас и кусочек, когда сядет солнце. А когда оно сядет? Здесь не было окна. Вместо него была лишь маленькое отверстие в стене, куда не пролезет даже детский пальчик.
Она так мыслила, прицеплялась взглядом к какой-то мало-мальски интересной детали своего существования и думала. Лепила вокруг каждой трещинки, каждой песчинки, каждой капельки настоящий снежный ком из мыслей. Мысли были обрывисты. Но ей это было нужно, чтобы не забыть себя, как человека.
И опять Иоанн. И снова: "Жалкое отродье!". Она ощутила вдруг такое жуткое чувство стыда, что даже почувствовала, как ее щеки покраснели и стали будто бы тяжелыми. Она вспомнила! Вспомнила стыд и разочарование в себе. Хильда помнила свои мысли в тот момент, когда ее схватили. Кажется... нет, мысль ускользнула.
Вдруг дверца клетки со скрипом открылась. Стражник занес над ней нож и срезал веревки, к которым были привязаны булыжники. Потом он схватил Хильду за шкирку и поволок к выходу. Около лестницы воды было слишком много, она доходила ему до колена, он еле шел в этом болоте. Тут и там проплывали обрывки грязной одежды, мусор, грязь. Хильда не хотела бы знать, что еще плыло вместе с ней в этом зловонии. А ее все тащили. Она захлебывалась, путалась в подоле платья, хваталась за ноги стражника. Однако он тотчас же отшвыривал ее руки: "Не трогай меня, грязное отродье!".
Он волок ее вверх по лестнице, Хильда билась головой о ступеньки и лишь думала о том, кто же все-таки этот Иоанн.
Стражник с заключенной выбрались наружу. Было пасмурно, шел дождь, кажется, где-то вдалеке гремел гром. Но девушка настолько долго не выходила на воздух, что даже этот грязный темный день казался ей таким ослепляющим. Конвоир бросил ее около дверей тюрьмы. Хильда сидела в луже и жмурилась от дневного света. Несколько мгновений к ней никто не подходил. У нее аж пронеслась мысль, что все закончилось и ее отпускают восвояси. Но только это прозвучало в ее воспаленном мозгу, как кто-то гораздо крупнее стражника схватил ее за руку и потащил в неизвестном направлении.
Хильда услышала голоса и смех и снова вспомнила: "Жалкое отродье! Ты просто грязь! Ты пустое место!". Все эти слова, будто бы выплюнутые прямо ей в лицо кем-то, сопровождались смехом и громкими разговорами. Точно такими же, как сейчас. Хильда решилась открыть глаза и увидела огромную толпу людей, тыкающих на нее пальцами. Но не толпа ее пугала, ей было страшно от того, что возвышалось над ней. Гильотина. Гигантская и страшная.
Зеваки расступились, пропуская палача и Хильду. Мир будто бы перестал двигаться в этот момент. Не она, а гильотина приближалась к своей жертве. Не палач, а будто бы какая-то страшная сила тащила ее навстречу наказанию. Но за что?
Это длилось вечно. Они будто бы шли и шли. А орудие для убийства все росло и росло. Становилось все ужаснее и ужаснее. Внутри Хильды все трепетало. Ее сердце хотело выпрыгнуть из груди, а легкие, казалось, сжались до состояния изюминки и не пропускали отравленный воздух. Ужас сковал девушку сильнее, чем сковывали веревки. Она мечтала вернуться на несколько минут назад и захлебнуться в грязной воде около лестницы. Мечтала умереть еще в клетке от голода.
Ее взволокли на "сцену", а что же это еще, как не сцена для самого настоящего представления?
Хильду поставили на середину помоста и зачитали приговор. В нем говорилось о чьей-то чести, о чьей-то обиде, о чьем-то достоинстве. ИОАНН. Она услышала это таинственное и ускользающее от нее то и дело имя. Девушка подняла голову и увидела его прямо напротив себя. Он смотрел ей в глаза с жесткостью и строгостью. Его взгляд будто бы был способен достать ее сердце из груди и сжать в своих тисках. Она все вспомнила.
Хильда была одной из таких зевак когда-то, до заточения. Во время казни преступника на гильотине она стояла близ трона, на котором сидел король. Его длинная меховая мантия спускалась прямо на землю. Хильда заметила это и, дабы угодить королю, поправила накидку так, чтобы она не касалась грязи.
Правитель Иоанн просто поднялся со своего места и показал на девушку пальцем. Стражники поставили ее на колени и заставили выпить из лужи, в которой только что был кусочек королевской мантии. Со всех сторон слышалось: "Жалкое отродье! Ты просто грязь! Ты пустое место! Кто ты такая, чтобы трогать одежду короля?".
Король же в это время снял меховую накидку, бросил ее на землю и облачился в другую, новую. Толпа же накинулась на королевскую подачку и разорвала ее в клочья.
Хильду же уже волокли в темницу, где она провела последние 6 месяцев своей жизни...
...Ее голову продели в веревку, поп прочитал молитву и дал знак совершать правосудие.
"Стоп! Снято! Актеры, по домам! Хорошо сегодня поработали, завтра снимем последние две сцены! Всем спасибо! Хильда, ты умничка, вжилась в роль!".
