Анатолий Сурцуков
Аэродром Моздок в начале первой (1994-1996 гг.) чеченской кампании постсоветского периода представлял собой настоящее вавилонское столпотворение. Вокруг взлётной полосы понапихано огромное количество разнообразнейшей авиационной техники всех силовых ведомств. Тут тебе и огромные транспортники, и шустрые штурмовики, и элегантные фронтовые бомбёры, и вертушки всех мастей и назначений, притулившиеся кто где смог. По перрону и рулёжным дорожкам сновали грузовики и санитарки, командирские уазики и начальственные «Волги», что совершенно немыслимо на нормальном аэродроме в мирное время, так что заруливающим на свои места экипажам приходилось держать ухо востро. Группе руководства полётами приходилось ежеминутно обеспечивать взлёт и посадку, невзирая на погоду, прилетающих и улетающих в разных направлениях бортов. Воздух над аэродромом, раскалённый от гула множества одновременно работающих двигателей, гудел до глубокой ночи, да и за полночь частенько оглашался звуком запоздавшего борта или приблудившейся вертушки.
Шла война. Летали тоже по-боевому, не всегда скрупулёзно соблюдая укоренившиеся авиационные правила. Только что освободили Грозный. Аэропорт столицы Чечни ещё сохранял следы великой битвы за город и его окрестности. Здание аэровокзала напоминало о картинах кинохроники времён Сталинградской битвы, то есть от него остался только остов с битыми стёклами вокруг. На перроне валялись скелеты сожжённой техники аэродромного обеспечения. Чуть поодаль торчали хвосты разбитых дудаевских самолётов. На полосе и рулёжках – полуметровый слой грязи, натасканной танками и бронемашинами наших доблестных войск. В общем – вид классической разрухи…
И надо ж такому случиться, что именно в этот период приспичило чиновникам из ОБСЕ срочно посетить освобождённый город, чтобы удостовериться, не забижает ли кто чеченцев при ведении федералами России боевых действий. Ну и для полёта комиссия зафрахтовала гражданский самолёт Ту-134 с гражданским, соответственно, экипажем славной авиакомпании «Аэрофлот».
Самолёт с миссией благополучно приземлился в Моздоке, и командир экипажа, как положено, направился на КДП (командно-диспетчерский пункт), чтобы получить «добро» и условия для полёта по дальнейшему маршруту в аэропорт Грозный, а также взять метеосводку и подписать полётный лист. Продираясь сквозь толпы непонятного вида людей в лётных комбинезонах, с трудом нашёл он в закутке весёлого вида прапорщика, позиционировавшего себя как «диспетчер». Надо сказать, что в военной авиации понятие «диспетчер» существенно отличается от этого термина в гражданском воздушном флоте. На предложение командира корабля подписать полётный лист и довести ему условия дальнейшего полёта, прапор коротко и с некоторой долей недоумения ответствовал ему: «Ну и лети себе на здоровье». У вальяжного командира, избороздившего все просторы нашей страны на комфортабельном, престижном воздушном судне, привыкшего к строжайшей регламентации каждого движения на воздушных трассах, такая лаконичность вызвала шок. «А как же вы здесь на Грозный-то летаете?», – снова начал допытываться неугомонный воздушный праведник. «Да ты выйди на крыльцо и спроси у любого лётчика, как они летают сейчас на этот самый Грозный, и будет тебе счастье», – пробурчал прапор и быстро скрылся в своей каморке. Вконец опупевший командор на ватных ногах выплыл на крыльцо, и точно – завидел чуть в стороне от ступенек, судя по лётной кожанке, в которую тот был облачён, летуна, задумчиво мусолившего сигарету. Вся привычная, десятилетиями взращённая системой спесь в момент слетела с гражданского авиабосса и он, как-то даже пришаркивая, подошёл, подобострастно заглядывая в глаза, и спросил у военного: – Простите, Вы лётчик? – Да, а что? – А на Грозный Вы летали? – Да, только что прилетел. – А как Вы туда летаете? – А, ну очень просто. Пилотяга ловким щелчком запулил окурок подальше, отследил его траекторию и продолжил. – Ну, значит, так. Взлетаем с основным курсом на запад, независимо от ветра. С восточным – не. Как мы летаем безопасно, на том конце аэродрома пехота стрельбище развернула. Потом падаем на ПМВ3 и выходим на русло реки Терек. Вот эту деревню, и эту, и эту обходим стороной, там, говорят, зенитки видели, не добили ещё. Доходим до села Толстой Юрт и лезем на Терский хребет. Туда – по длинной автомобильной дороге, которая влево петляет, обратно – по короткой, которая прямо с горы напрямую идёт. Сваливаемся в долину, а там и полоса уже видна. Вот и всё!
У отвесившего челюсть командира лайнера дар речи восстановился примерно к концу второй сигареты, которую военный ас не преминул раскурить, всё так же задумчиво вглядываясь в «дальнейшее пространство». – А РСБН, ПРМГ, ДПРМ, БПРМ4 какие там, частоты знаешь? – только и смог прохрипеть гражданский воздушный кучер. – Да ты чё? Там только один ближний привод сохранился, и тот на перроне под охраной стоит. ПМВ – предельно малая высота. Составляет, в зависимости от типа воздушного судна, от нескольких десятков, до нескольких сотен метров над землёй. РСБН, ПРМГ, ДПРМ, БПРМ – различные радиотехнические системы аэродрома, облегчающие заход на посадку и навигацию.
На этом диалог закончился, так как военный пилотяга, мгновенно утратив вид придурковатой задумчивости, сорвался с места и стремительно исчез в направлении стоянок. А тем временем руководство авиационной группировки военной авиации, проникшись важностью задачи по обеспечению миссии, ломало голову, как, прежде всего, обеспечить безопасность захода лайнера с импортными наблюдателями в неспокойном ещё во всех отношениях районе подходов к аэродрому Грозный. Было решено для прикрытия глиссады снижения литерного борта на самых опасных участках выделить два звена боевых вертолётов Ми-24 с самыми опытными экипажами.
В назначенное время оба звена, каждое на своём участке, начали нарезать в ожидании прилёта литера круги, выстроив в кольцо ощеренные подвесками вооружения вертушки. Экипажи зорко всматривались в воздушное пространство, пытаясь разглядеть в мутном зимнем небе контуры лайнера. Время шло, горючее вертушек неумолимо уменьшалось, приближая момент покидания назначенной для патрулирования зоны, а борта всё не было. Все восемь экипажей, задрав головы, тщательно обшаривали взглядами серые облака, из которых должна была вынырнуть «тушка», так в обиходе пилоты называют данный тип самолёта. И вдруг внимание одного из лётчиков группы прикрытия, случайно посмотревшего влево, привлекло нечто, стремительно перемещавшееся вдоль русла реки. Приглядевшись, он увидел, как над Тереком, на высоте в два десятка метров, тщательно повторяя извилины реки, несётся на огромной скорости сорокатонная махина! Зрелище было настолько фантастическим, что вертолётчик не сразу поверил глазам своим! Тонкий, изящный фюзеляж машины, казалось, пронзал расступающееся перед ним пространство. Стреловидные, вольно откинутые назад крылья, интенсивно махали вверх-вниз, как у лебедя в полёте. От летящего с огромной скоростью на немыслимой для такого самолёта высоте позади него поднимались буруны волн, поднятых над водной гладью реки, не видевшей на своём веку ничего подобного. С драконьим рёвом, покрывшим всё пространство вокруг, лайнер выскочил на окраину села Толстой Юрт, подняв всех кур за собой в воздух, и стал карабкаться вдоль «дальней» дороги вверх по склону Терского хребта буквально на высоте шапки велосипедиста! Достигнув вершины хребта, самолёт с воем ухнул вниз, проваливаясь в долину, и, хищно поводя носом, стал вынюхивать направление на полосу приземления аэропорта. Завидев её в мутной пелене, аппарат чуть сбавил прыть, однако, выполняя завершающий доворот, заложил такой крен, что чуть не задел крылом за чахлые деревца. Проскочив начало полосы и сектор точного приземления, с размаху шмякнулся лапами шасси о загаженный бетон, и, разбрызгивая волны грязи, истерично взвыв реверсом, пронзительно скрипя тормозами, неудержимо понёсся к концу аэродрома. Каким-то чудом, не иначе с помощью молитвы, хором исполняемой в экстриме пассажирами и экипажем, лайнер-таки успел остановить своей бег на самом конце полосы, и тут над аэродромом нависла тишина…
У оторопевших военных, наблюдавших такую посадочку, челюсти встали на свои места только в тот момент, когда, наконец, через долгое-долгое время входной люк супераппарата распахнулся, и из него начали выпускать лестницу-стремянку. Подкатившие грузовики поглотили комиссионеров и увезли их в город, еще дымящийся после недавних боёв. Недолго они там пробыли. Часа два. Но первое, что потребовали изнеженные европейцы, едва ступив на земную твердь, это чтобы в обратный путь их отправили на чём угодно, хоть на ослах, танках, бронепоездах, только не на этом самолёте.
Смилостивившись, командование отправило страдальцев назад уже на вертушках… Когда стали разбираться в случившемся, то пилотяга военный был тут же вычислен и подвергнут допросу с пристрастием. – Ты, такой-сякой, какого же хрена так насоветовал лететь командиру корабля? – А он меня спросил. Я ему и рассказал. – Так какого же ты не сказал ему, что ты вертолётчик, и, стало быть, на ВЕРТОЛЁТЕ так на Грозный летаешь? – А он не спросил, на чём Я ЛЕТАЮ, и мне не сказал, на чём ОН ЛЕТАЕТ. Ну и что тут с него спросишь! Вот и взятки гладки!