Читайте часть 1, часть 2, часть 3 и часть 4.
Два дома, стоявших по соседству, словно прислушивались к голосам своих хозяев. Каждому из них было уже более сотни лет, и каждый многое повидал на своём веку. Они поскрипывали своими полами и перекрытиями, будто переговаривались между собой или что-то хотели рассказать населявшим их людям.
Эвелин взволнованно ходила по комнате:
– Роберт, я не понимаю, мой дед Брайан и его возлюбленная Эмма пишут друг другу, но иногда кажется, будто говорят о разных вещах, не отвечая на вопросы…
– А Вы разве не замечаете? – воскликнул сосед. – Взгляните – письма Брайана в конвертах со штемпелями, а письма Эммы просто сложены, они постарели, скорее, от времени, но не потрёпаны. Она не отправляла их! Наверное, просто складывала в свою шкатулку, надеясь, что возлюбленный прочтёт по возвращении. Видимо, опасалась отправлять почтой, не будучи официальной женой… Ну, мне так кажется.
Эвелин в который уже раз взяла в руки шкатулку и стала перебирать письма по одному.
– Да, Роберт, как же я сама не заметила!.. Ведь я прочла почти все письма этой женщины. Осталось только одно. Вот оно… Каждый раз, как я беру его в руки, тут же откладываю обратно. Может быть, Вы прочтёте?..
«Дорогой Брайан!
Вчера приезжал твой приятель. Оттуда, с той стороны. То, что он сказал мне, едва подбирая слова, не укладывается в голове. Я пишу только сегодня, и это письмо ляжет в стопку других. Он сообщил, что ты… Что тебя…
Слёзы заливают глаза, а руки дрожат. Я не могу в это поверить. Что тебя больше нет.
Он говорил о разорвавшемся снаряде, я плохо помню – слух в ту минуту отказал мне. Что сказали твоей семье, я не знаю.
Что теперь будет, что делать, как быть? Тоже нет ответа. Не было никаких предчувствий, обычный день. Но когда твой товарищ зашёл, я сразу поняла… что-то страшное…
Мне привезли бумаги, которые ты просил сохранить, твои дневники. Я всё сделала, как ты говорил, милый мой. Твой друг, что привёз рукописи, не назвал даже своего имени. Он сказал только, что это опасно. Я расспрашивала его единственно о тебе, обо всём, что касается тебя… Теперь мне известно, что ты, тяжело раненный, только повторял: Эмма, и отдал ему мой адрес. Под покровом ночи он вырыл яму в саду, там недалеко от нашей калитки, подле куста, что ты посадил. Бумаги мы сложили в ящик, обитый железом, и твой друг схоронил его в этом тайнике.
Теперь всё, мне некого ждать. Я покидаю этот дом и этот город. Ваш фамильный веер в коробке с нашими фотографиями в надёжном месте на чердаке. С собой я заберу только то... только самое важное, что всегда в моём сердце – твои первые слова, твой голос, тепло твоей руки, шелест листвы в саду над нашими головами, твой взгляд и наше дитя...
Письма – твои и мои, они рядом, ты найдёшь их в бюро. Если это неправда, если ты вернёшься… А я буду верить, что так и есть. Иначе сердце не выдержит, мой друг, мой единственный, что загадан мне судьбой.
Твоя Эмма».
Конец 1930-х годов, Испания
Брайан сжимал руками винтовку, лёжа в траншее, кое-как вырытой в сухой почве. Ботинки буксовали в песке, колючки сухой травы впивались в лицо и ладони, на зубах скрипели песчинки, которые приходилось сплёвывать пересохшими губами. В отдалении чернела покорёженная техника, а на тела убитых он старался не смотреть, хотя давно уже навидался тут всякого. В эти дни бои на подступах к столице не прекращались. Потери с обеих сторон были колоссальными. Казалось, это не закончится никогда…
Он припомнил, как отправился на родину предков. Один из шофёров в клинике, где он работал, придерживался левых взглядов. У него, как и у Брайна, текла в жилах испанская кровь. Они частенько беседовали о том, о сём. И так вышло, что именно этот парень свёл его с нужными людьми в одном из ресторанов Лондона. Брайан, как и другие, записался добровольцем. В числе прочих он попал в британский батальон 15-й интербригады. Дорога их лежала через Париж, а затем был опасный переход через франко-испанскую границу. Тогда, наверное, в какой-то степени это было для него неким приключением и даже где-то, чего уж скрывать от самого себя, бегством от непростой ситуации личного плана…
Последнее время он часто задавался вопросом, правильное ли решение принял или просто попал в водоворот столкновения двух идеологий, каждая из которых добивалась своих целей. Как врач он явно не справлялся со своими обязанностями, ведь сцены жесткости и ужаса выдержит психика не всякого человека. Как солдат он вряд ли представляет интерес. Разве что как переводчик…
Перед его взором прошло уже немало людей, которых машина войны беспощадно перемалывала своими железными челюстями. А он… он должен всё запомнить, донести миру, обратить внимание… заставить, быть может, будущие поколения одуматься… Он пишет свои дневники, только так он заставляет работать мозг, чтобы не сойти тут с ума…
Брайан не понял, что произошло, он даже не почувствовал боли в первый миг. Только яркая вспышка. Столб земли вперемешку с камнями взвился вверх, и мужчину отбросило назад. Он упал на спину, широко раскинув руки… Когда дым немного рассеялся, Брайан почувствовал внезапно, что замёрз, холод поднимался откуда-то снизу и тянулся цепкими пальцами к сердцу и горлу.
Но он ещё дышал… «Какое же удивительное небо, – подумалось вдруг. – Такого цвета глаза у моей Эммы: На меня смотрят звёзды с небес глазами твоими…».
Наше время, пригород Лондона
Через пару дней Роберт, выкорчевывая пни в дальнем углу сада, наткнулся остриём лопаты на какую-то преграду. А когда с помощью инвентаря расчистил немного место у корней куста, и начал копать, показалась крышка небольшого ящика. Мужчина сразу отправился за соседкой. Немалых трудов стоило им поднять находку из-под земли. Сбив замок и открыв крышку, Роберт не поверил глазам, а Эвелин, увидев надпись, воскликнула:
– Дневники Брайана Эрнандеса, батальонного медика и переводчика!
– Это не просто дневники, – отозвался Роберт. – Это, я думаю, ценные исторические документы…
Эвелин бродила по своему дому в большом волнении. Она никогда не видела деда, но теперь будто обрела и потеряла вновь близкого человека. В смешанных чувствах она взяла в руки веер. Открывая и закрывая красивую вещицу, женщина думала о том, что чувствовала Эмма, сжимая его в руках и оставивив навсегда в своём доме. Почему она не забрала веер, ведь у них подрастала дочь?.. Может, надеялась, что Брайан вернётся?
Раскрыв веер в очередной раз, Эвелин вдруг удалось полностью разобрать строки на испанском, вышитые по шёлку:
Me miran con tus ojos
las estrellas más grandes.
Y como yo te amo, los pinos en el viento,
quieren cantar tu nombre
con sus hojas de alambre...
А ведь она слышала эти стихи! Отец читал их несколько раз на её памяти…
На меня глазами твоими
Смотрят звёзды большие с небес.
Я люблю тебя, и за окнами лес
на ветру не шумит, а поёт
Твоё имя…
Выходит, именно эти слова вместе с веером передавались в роду – мужчина говорил их своей избраннице… Тут она увидела, что ткань на одной из планочек чуть задралась. Обветшала? Она осторожно потрогала шёлк пальцами и почувствовала что-то острое. Потянув за краешек, Эвелин извлекла на свет клочок записки…
Утром Роберт вышел из дому пораньше, чтобы совершить пробежку. Хотелось размяться и подышать воздухом. Птицы спозаранку принялись распевать на все лады, и мужчина шагал по дорожке сада, насвистывая весёлый мотив. Только лишь он оказался за воротами, как увидел соседку. Дама, одетая в брюки, жакет и шляпку, катила дорожный чемоданчик за длинную ручку.
– Эвелин, Вы что, уезжаете? – воскликнул Брайан, даже забыв поздороваться.
– Да, всё получилось неожиданно.
– Даже не предупредив меня? Но что случилось?
– Дело в том, что вчера я обнаружила спрятанную в ткани веера бумажку с адресом. Роберт, я уверена, что Эмма оставила свой адрес Брайану. Понимаете, теперь я не одна на свете. Ведь у деда и Эммы была дочь, выходит, моя тётя. Возможно, у неё были дети – мои сводные кузены. Я должна их разыскать, хотя бы попытаться. В память о дедушке… Вы не представляете, как я Вам благодарна! Я столько узнала, я многое поняла: в жизни случается всякое; не суди никого, не известно, как всё было, что переживал человек; не иди на поводу у других, ищи свой путь… Я путано говорю…
– Возможно, Вы никого не найдёте, только представьте – почти век назад написан этот адрес.
– Ничего, я почему-то чувствую, что всё сложится. Осталось много вопросов…
– А как же дневники деда, эти исторические свидетельства? – Роберт пытался говорить убедительно. – Я думал, что Вы посмотрите их, мы вместе... Вы захотите что-то передать в музей или каким-то другим специалистам… – мужчина взглянул на даму, и смешинки заплясали в его глазах. – Вы не думаете, что я в Ваше отсутствие … пущу бумаги с молотка? А что, за такие документы дадут немало…
– Ну, что Вы, я Вам полностью доверяю, – женщина покачала головой и прибавила. – Или я ничего не понимаю в людях!
– Позвольте хотя бы, я отвезу Вас на вокзал, только схожу за машиной в гараж, – Роберт, увидев, что Эвелин собирается что-то ответить, воскликнул. – И не возражайте!
– Но мистер Оллфорд, Вы и так много делаете для меня, я чувствую себя неловко... – она задумалась на миг и тут же добавила. – Вам не кажется, Роберт, что у нас… как бы это выразиться, Со стороны может показаться… странные отношения?
– Что же может быть странного в дружбе двух людей? – Роберт удивлённо приподнял брови. – В жизни, Эвелин, есть гораздо более странные вещи. Например, когда родители оставляют своих детей или дети не заботятся о стариках. Когда человек, что называется, зарывает свой талант в землю или выбирает не свою дорогу. Когда кто-то вдруг решает, что выше прочих…
Всю дорогу на вокзал они молчали, каждый думал о чём-то своём, но даже и в этом молчании было какое-то удивительное дружеское единство таких разных и в то же время в чём-то схожих людей, которых не напрасно свела судьба жить в домах по соседству.
Конец 30-х, пригород Лондона
Эмма аккуратно сложила письма Брайана. По порядку, начиная с первого и до последнего. Каждый конвертик бережно разгладила пальцами и на какое-то время задержала в руках. Ладони касались буковок, написанных рукой самого близкого человека. Она будто хотела впитать их кожей, всем своим существом, запомнить навечно. Хотя… и так помнила почти слово в слово…
Она положила конверты в шкатулку, а рядом с письмами любимого упаковала свои. Точно так же, по порядку. В коробку сложила фотографии – вот она сама, вот Брайан, а здесь они вместе, её голова на его плече. Там же, на обитом бархатом дне, осталось место и для веера – наследства Брайана. У него растёт сын, в будущем он должен будет передать веер своей супруге. А сама она ничего не возьмёт с собой. Пусть всё останется здесь, в этом доме.
Если Брайан вернётся, если то, что ей сообщили – какая-то чудовищная ошибка, он найдёт и письма, и этот испанский веер, и свои дневники в саду. Если… если… Она быстро написала на клочке бумаги адрес, вынула веер и спрятала бумажку под шёлковую ткань.
Молодая женщина ещё раз обошла дом, закрыла окна, затворила ставни, взяла на руки ребёнка и медленно побрела за ворота. Вещи она отправила чуть раньше прямо на вокзал. Вот и всё. Она только один раз обернулась на дом, где так и не случилось её счастье.
Нет… нельзя так думать. Именно здесь, на этой улице, они впервые увидели друг друга. В парке впервые заговорили. Но это были ничего не значащие слова. А представили их потом в чьём-то доме. И вот её счастье… на руках.
Эмма коснулась губами крошечной щёчки, малышка зевнула, завозилась и смешно зачмокала. Глаза у неё были, как у отца, а носик – матери, и Эмма заулыбалась сквозь слёзы.
В вагоне она устроила дочку в тёплом пледе на сиденье – та так и спала безмятежно. А сама облокотилась о спинку. Поезд вздрогнул, заскрежетал, в окне побежал прочь перрон, люди, столбы, деревья. Будто уносились, убегали от неё безвозвратно. Утекало сквозь пальцы почти всё, что было дорого, выворачивая душу наизнанку.
Сквозь грохот состава и душившие слёзы она неясно слышала чьи-то тревожные возгласы, вероятно, соседей по купе:
– Миссис, Вам нехорошо? Может, воды? Что с Вами? Кто-нибудь, воды!
Перед взором всё поплыло, купе стало крениться набок. Эмма прижала ладони к глазам. И вдруг увидела лицо Брайана, в ушах зазвучал его сильный и нежный голос… И она в ответ зашептала:
На меня глазами твоими
Смотрят звёзды большие с небес.
Я люблю тебя, и за окнами лес
на ветру не шумит, а поёт
Твоё имя…
P. s. В тексте использованы строки стихотворения Пабло Неруда.
Подписывайтесь на мой канал. Оставляйте лайки и комментарии!