Советская литература - в точности как современная - переполнена дутыми авторитетами и имитаторами, из которых окружение пыталось лепить значимых писателей. Тем приятнее в этом мутном потоке находить настоящих писателей и людей с талантом. О драматурге Василии Шкваркине я уже писала на своем канале, а сегодня скажу несколько слов о Сергее Сергеевиче Заяицком (1893-1930).
В декабре 1934 Елена Булгакова записывает в своем дневнике:
«Читала книжку Заяицкого - страшно понравилось. А Миша о нем отзывался, как о очень приятном и талантливом человеке».
Сведений о Заяицком сохранилось не так много, и, судя по всему, исследователи им занимались мало. Родился в Москве, сын врача, связан родством с семьей знаменитых Абрикосовых, учился в Московском университете, болел костным туберкулезом, от которого и умер - это все-таки слишком пунктирно для биографии и недостаточно для того, чтобы представить себе личность автора.
Дело осложняется тем, что из его архива уцелело очень мало, и пропали как минимум две законченные вещи - романы "Испытание сердец" и "Детство Самарова", которые упоминаются в его некрологе. Поэтому волей-неволей ориентироваться приходится только на печатные издания.
В первую очередь это "Жизнеописание Степана Александровича Лососинова" и "Баклажаны", а также пародирующие увлечение заграничными авантюрными романами "Земля без солнца" и "Красавица с острова Люлю".
Читая их, понимаешь, почему Заяицкий и Булгаков дружили. Их объединяли не только юмор и прекрасное владение языком, но и отношение ко многим вещам, в частности, к революции. И любимый герой Заяицкого - интеллигент, что вовсе не мешает автору видеть слабые стороны своего персонажа.
Несколько цитат:
"Ну, так, значит, он партийный работник или сочувствующий, с самого семнадцатого года вскочивший на платформу и покативший на ней, выражаясь аллегорически, по рельсам успеха и деятельности" ("Баклажаны")
"Одним словом, из-под русского патриота выдернули Россию, как выдергивают теплый платок из-под разоспавшегося кота. Кот недоуменно озирается. Был, дескать, платок, и удобно на нем было лежать, а теперь нет его. И, подумав, кот ложится на то же место, но без платка и через миг уже мурлычет с удовольствием. Дескать, ничего, думал, что хуже будет." (там же)
"И тут он почувствовал прилив того особенного вдохновения, которое снисходит на интеллигентного русского человека лишь в тех случаях, когда приходится ему говорить о предмете, ему вовсе не знакомом" ("Жизнеописание Степана Александровича Лососинова").
"Историю не так-то легко подгонять пулеметами или соблазнять конфетами..." ("Земля без солнца").
"О, милые мои, дорогие потомки, о, грядущие литераторы и быта историки, о, книголюбы двадцать первого века!" (рассказ "Женитьба Мечтателева")
"- Откровенно говоря, - сказал профессор, - я не вполне ясно представляю себе, что такое советская власть, но если она вам так нравится, то я, конечно, охотно признаю ее, если только это ей может быть интересно" ("Красавица с острова Люлю")
Сергей Заяицкий писал также для детей, - вероятно, потому, что цензура тут была попроще и потому, что в 20-е годы мало кто из писателей не нуждался в деньгах. В интернете можно найти две его пьесы для детского театра, "Робин Гуд, лесной разбойник" и "Побежденные камни". Первая пьеса очаровательна, сценична и полна юмора, и я думаю, что ее и сейчас можно ставить.
"Побежденные камни" рассказывают о Французской революции и любопытны разве что тем, что в тексте откровеннее всего высказана позиция автора по отношению к другой революции:
"Это очень страшная вещь - революция".
Я думаю, что проза Заяицкого имеет все шансы понравиться тем, кому нравится Булгаков, Аверченко, Тэффи. Начать знакомиться, наверное, лучше всего с "Жизнеописания Степана Александровича Лососинова" и "Баклажанов", потом читать "Землю без солнца" и рассказы, а потом "Красавицу с острова Люлю" (где присутствует фантастически смешная глава о том, как полковник-эмигрант навел порядок на острове с помощью лишь нескольких русских слов, не скажу каких), пьесы и сочинения для детей.
Читая Заяицкого, легко заметить, как много ему по цензурным условиям приходилось недоговаривать. Он маскируется иронией и кажется, что он лишь вскользь упоминает об ужасах гражданской войны в "Баклажанах" и некоторых рассказах, но совершенно ясно, что он - как и Булгаков - ничего не забыл. В эпоху, когда приспособленчество писателей становится повальным, он честен и не выдает черное за белое. Хочется надеяться, что однажды в архивах удастся обнаружить его ненапечатанные тексты, которые скажут нам еще больше об этом несправедливо забытом писателе.