Под конвоем поднимаюсь на эшафот. На меня презрительно смотрит толстый мужчина с обнаженным торсом. На его груди нет растительности, а лицо и остальную часть головы скрывает чёрная маска. Большим пальцем правой руки он проводит по лезвию топора и остаётся довольным, а потом начинает играться с холодным оружием.
Обвожу взглядом толпу. Здесь нет тех, кому небезразличен.
"Интересно, куда все подевались".
Один из конвоиров толкает в спину, а другой ставит на колени и аккуратно укладывает мою голову на бревно, пропитанное кровью. И не потому аккуратен, что заботится, просто ему не хочется убирать после меня.
Палач медлит.
- Казнить! Казнить! - скандирует разъярённая толпа.
Над головой появляется топор, удар, голова отделяется от туловища и падает в специальную корзину.
"Какой смысл обижаться на палача, если в том, что делает, он видит своё предназначение", - последняя промелькнувшая мысль, а потом глаза сами по себе закрываются.
Тьма сменяется светом.
Надо мной женщина, в которой узнаю мать, обматывает мою шею белым бинтом и приговаривает:
- Кто же тебя соберёт, когда меня не станет.
- Наверное, тот, кому понадоблюсь, - отвечаю ей, а сам думаю:
"Да, нелегко жить в мире, где никто никому не нужен, особенно, такой кукле, как я".
И что, ничего не изменилось. Люди по-прежнему ждут спасителя, чтобы после его казнить.