Погасли люстры, зал притих,
И рампа сцену осветила.
Из темноты вышел артист
С неразлучной скрипкой своей.
Слегка он струны натянул,
Смычком коснулся струн скрипки,
Прижав к плечу ее плотней,
Всех очаровал мелодией своей.
Рыдает и плачет тоскливая скрипка,
И слышится в звуках лишь голос родной,
И тихо, сквозь слезы, мерцает улыбка,
Над юностью нашей, над жизнью большой.
Рыдайте и плачьте, тоскливые струны!
Рыдайте, мне сладок ваш трепетный плач,
Как первые грезы, вы страстны и голы,
Безжалостны вы, как жестокий палач.
Вы вновь окрылили восторгом меня,
И грусть моя тает, как сумрак угрюмый
Пред алым сиянием майского дня.
И вижу я скоро из мрака забвенья,
Как ближний туман из глубоких лощин,
Встают и кивают былые виденья,
Сквозь черную дымку угасших годин.
Погасли люстры, зал притих,
И рампа сцену осветила.
Из темноты вышел артист
С неразлучной скрипкой своей.
Слегка он струны натянул,
Смычком коснулся струн скрипки,
Прижав к плечу ее плотней,
Всех очаровал мелодией своей.
Рыдает и плачет тоскливая скрипка,
И слышится в звуках лишь голос родной,
И тихо, сквозь слезы, мерцает улыбка,
Над юностью нашей, над жизнью большой.
Рыдайте и плачьте, тоскливые струны!
Рыдайте, мне сладок ваш трепетный плач,
Как первые грезы, вы страстны и голы,
Безжалостны вы, как жестокий палач.
Вы вновь окрылили восторгом меня,
И грусть моя тает, как сумрак угрюмый
Пред алым сиянием майского дня.
И вижу я скоро из мрака забвенья,
Как ближний туман из глубоких лощин,
Встают и кивают былые виденья,
Сквозь черную дымку угасших годин.
