(подробности по тегу "закреп")
Я не соврал Айко насчёт того, что собрался посетить Бреквина. После того, как Айко продемонстрировал мне свою странную, даже, пожалуй, страшную находку, я наоборот, сознавая, что если новость о ней опередит меня, Бреквину будет уже, мягко говоря, совсем не до меня, поспешил сделать это. Быстро добравшись до своей комнаты и немного передохнув там, я помчался в учебный корпус, в его административное отделение, и обнаружил ректора в его кабинете, куда-то срочно собирающегося. Подумав с разочарованием, что, наверное, уже опоздал, я, тем не менее, решил не терять надежды и робко постучал в косяк раскрытой мною двери. От моего стука Бреквин едва было не подскочил на месте от испуга, а потом посмотрел на меня со смесью удивления, облегчения и какой-то высокомерной брезгливости, свойственной всем ответственным людям на больших должностях при общении со своими мелкими подчинёнными и незначительными просителями.
- Ну, что ты хочешь, Морти? - спросил он сухо и, отстранив свой взгляд, продолжил сборы, запихивая какие-то бумаги в свой кожаный портфель — Проходи быстрее, не стесняйся.
Я прошёл, думая, с чего бы начать, а потом, подумав, что человек, возможно, торопится, и ему не до лишних реверансов, решил начать напрямую.
- Здравствуйте, ректор, - сказал я - Мне нужно, чтобы Вы предоставили мне возможность переменять мою настоящую комнату на любую другую, свободную, в нашем мужском общежитии...
- Вот как, - в голосе ректора послышалась нервная усмешка — И почему же? Есть уважительные причины? Ты, Морти, наверное, в курсе, что свободных комнат в мужском общежитии не так уж и много, и у тебя действительно должны быть уважительные причины для такого требования, - он промолчал, а затем добавил, усмехаясь ещё более едко и нервно, даже, пожалуй, горько — Но, в прочем, есть парочка, которые я готов предоставить хоть сейчас, без всякого промедления... Но я не думаю, что ты на них согласишься сам...
Я смутился, понимая, на какие комнаты он намекает, и с мрачным видом покачал головой.
- Моя уважительная причина, ректор, заключается как раз таки в том, что я живу в непосредственной близости с этими самыми комнатами. Если быть точнее, между ними.
Возня с бумагами прекратилась, и Бреквин посмотрел на меня каким-то стеклянным взглядом, и без всяческой ухмылки. Потом пробормотал, скомкано:
- Что... Серьёзно... Ах, да, чёрт подери, ведь Рашмедин жил с тобой в одной паре, и этот, который...
- Да, вот именно. Тот самый, который. Ну, так что, достаточно уважительная причина?
Ректор сверкнул на меня глазами, как бы намекая, что и рад бы задать мне трёпку за не в меру острый язык, но сейчас не то время, и не то место. В принципе, он был из тех людей, что навряд ли причинит вам вред, даже если вы — маленький ребёнок, крикнувший ему вслед грязное ругательство в какой-нибудь тёмной подворотне, но, преисполненный служебными обязательствами, он мог достаточно сурово наказать какого-нибудь зарвавшегося наглеца довольно-таки суровыми мерами, причём не теми, с которыми вы сможете бороться, даже имея под своими планами основу в лице своих богатых и влиятельных родителей. Иногда он делал так просто ввиду своего плохого настроения — и что удивительно, никакие апелляции к оставшимся на всех континентах маме и папе не помогали даже ввиду его вопиющей несправедливости. Чаще всего, при таких звонках наши родители даже слушать не хотели о том, кто прав, кто виноват, и безукоснительно вставали на сторону распоясавшегося (или, тем паче, судящего справедливо) ректора, терпеливо — или не очень — объясняя нам, что Бреквин — лицо крайне ответственное, и в его праве наказывать нас за наши проступки, пусть даже мы их и не всегда видим сами. Это происходило даже в том случае, если родитель жалующегося был известным на весь мир адвокатом, судьёй, конгрессменом из американского парламента или любым другим невероятно влиятельным законником. Впрочем, до сильного беспредела Бреквин не доходил даже ввиду своей безнаказанности, по видимости, сознавал, что и у него есть рамки, вылезать за которые — себе дороже.