А сегодня срочно нам понадобились новые линзы. Как это удобно: когда надо сидеть на первой парте, то «я не вижу с последней», а когда надо спрятаться ото всех, то прыг на последнюю, «у меня же линзы». От очков мы отказались лет в двенадцать, они портят «наш» вид. Себя помню, у самой в портфеле лежали мёртвым грузом очки, поэтому согласилась на линзы. Даже не думала, что столько мороки себе найду.
Сначала дочке срочно понадобились тёмно-карие, почти чёрные. А волосы у неё русые, глаза голубые. Надела. Не узнаю свою дочь – чей-то узбекский ребёнок с почти чёрными глазами рядом. Но уж очень довольная была мордашка – купили. И так счастливо рассказывала мне вечером, как учителя не понимали, что с ней не так.
Через какое-то время ей, видно, надоели карие: все привыкли. Захотела цвет аквамарин. Выбрали. Надели. Боже, опять не мой ребёнок! Рыба какая-то. Акула, наверное. С пронзительными, зелёно-голубыми глазами, так странно смотрящимися с её русыми волосами. Убедить, что лучше её голубых настоящих глаз, ей ничего не пойдёт, не получилось. Оказывается, она взрослая, на всё имеет своё мнение.
А ещё через какое-то время дочери показалось красивым, когда один глаз карий, узбекский, а второй – зелёно-голубой. Ищет себя девочка. Что ж…
Когда-то мне с подругой, нашедшей тени, и в первый раз решившей удвоить или утроить нашу красоту, тоже пришло в голову, что это очень красиво – до бровей намазать ярко-синие тени, на ресницы положить пуд краски, так, что даже глаза открывались с трудом - так много весила красота, - и губы обвести чёрным карандашом. Мама была мудрой – не ругалась, улыбалась, глядя на нас. Нам, конечно же, говорили с подругой, что мы переборщили с красотой. Но кто же слушал. Те же пятнадцать лет – «сами всё знаем». Прошло всё это, сейчас с улыбкой вспоминаем. Так и дочь, уверена, в поиске себя когда-нибудь дойдёт к себе настоящей. А по отношению к ней у меня действует принцип: можно всё, что не приносит вреда здоровью, другим людям, не выходит за грань дозволенного и семейного бюджета. Так что растём дальше.