Часа через полтора, когда небо посерело и звезды, притушив, поставили на подзарядку, внезапно заиграли ранние краски земли. Вспыхнули и зажглись все оттенки белого, серого, бежевого, которые только были в мире. Затрубили водосточные трубы. Вспыхнули головки одуванчиков. На темной земле стали проступать отдельные, прежде незаметные и совсем незначительные детали. Затоптанная мелкая монета, окурок, пробка от бутылки, торчащий из асфальта пучок травы с завитком невзрачного цветка. Озарились пятнами незримого пока солнца верхние окна домов. Одновременно, будто кто-то включил вначале изображение, а затем и звук, стали покрикивать и посвистывать мелкие птички, о которых дневной, оглушенный шумом человек и не догадается никогда, что они существуют в Москве.
Волчица не склонна была любоваться всем этим. Не столько потому, что была практична, сколько потому, что была естественна. Она и собой никогда не любовалась. Как только ты осознаешь красоту, не стороннюю, а свою собственную как красоту, ты существуешь уже отдельно от красоты и теряешь ее. Естественная красота всегда не замечаема теми, кто является ее носителем. Махаон не задумывается, что он прекрасен, а белка, что она легка или ловка. Начни белка удивляться, как уникально она планирует хвостом при прыжке, она сорвалась бы с вершины сосны, а махаон оказался бы в клюве у птицы, и его крыльями играл бы ветер.
Дмитрий Емец " Мефодий Буслаев. Карта Хаоса"
