В. И. Немировичъ-Данченко въ «Русскомъ Словѣ» очень тепло отзывается о нѣкоторыхъ священникахъ, отправившихся на Дальній Востокъ. Вотъ, напр., его воспоминаніе объ отцѣ Евѳеріи Макаренко.
«Теперь у меня осталось еще одно воспоминаніе о «мужицкомъ попѣ», о священникѣ-добровольцѣ, явившемся сюда изъ глухой сибирской деревни, пожалуй, никогда и не переѣзжавшемъ за камень (Уралъ), въ далекую и незнакомую ему Россію. Это о. Евѳерій Макаренко. Онъ жилъ въ одномъ изъ самыхъ забытыхъ и бѣдныхъ селъ Барнаульскаго уѣзда. Приходъ былъ убогій, и Макаренко, вѣрно, приходилось, какъ любому его сосѣду-мужику, такъ же въ потѣ лица обрабатывать свою землю, ничѣмъ не отличаясь отъ своихъ духовныхъ сыновей, ни наружностью, ни пріемами. Когда началась война,— какъ они ни были сами несчастны, заброшены, забиты,— а рѣшили послужить Божьему дѣлу, собрать и отправить въ Маньчжурію походную церковь. Вся она помѣстилась на одномъ возу и обошлась недорого, потому что до послѣдней мелочи сдѣлана тѣмъ же отцомъ Евѳеріемъ, который на этомъ возу и самъ пріѣхалъ, правя лохматой сибирской лошаденкой, настощимъ мухортикомъ, не смотря на всю свою непредставительность, одолѣвшею не одну тысячу верстъ. Когда эту церковь собрали и поставили,— сосѣди изъ «Краснаго Креста» изумились,— до того она была удобна, красива...
— Кто же это вамъ вырѣзалъ?
— Я и моя семья.
— А рисовалъ?
— Мы же... Что жъ тутъ...
— Да вѣдь это художественная работа... Особенно образа!...
— Извините... Какъ сумѣлъ.
Съ этого времени началось боевое подвижничество этого въ полномъ смыслѣ слова человѣка на войнѣ. Онъ былъ неотдѣлимъ отъ своей церковки, и гдѣ видѣли отца Евѳерія,— тамъ непремѣнно оказывалась и она. Самъ ее соберетъ, сложитъ на тотъ же возъ, запряжетъ того же мухортика и доѣдетъ съ нею куда нужно. А такъ какъ о. Макаренко, кромѣ передовыхъ позицій, другихъ не зналъ, то и самодѣльный храмикъ его позади не оставался. Гдѣ люди падали подъ предательскими пулями, кровью исходили отъ устали, умирали сотнями и тысячами,— тамъ же въ самомъ пеклѣ, какъ часовой на своемъ мѣстѣ, непремѣнно пребывалъ и о. Евѳерій. Замолкнетъ бой,— онъ начинаетъ свою службу, какъ священникъ, передъ алтаремъ. Начнется,— онъ идетъ въ цѣпь, какъ санитаръ, фельдшеръ и иной разъ какъ докторъ. Должно быть, у себя въ сибирской глуши, желая быть полезнымъ сосѣдямъ, онъ обучился многому, и это многое умѣлъ быстро, кстати прикладывать къ дѣлу.
Какъ бы при больномъ и раненомъ ни была черна и грязна работа,— онъ самъ, непрошенный и незванный, шелъ на нее и не успокаивался, пока не приводилъ ее къ концу. Устали на него не было. Не доѣстъ, не допьетъ,— непремѣнно окажется тамъ, гдѣ всего тяжелѣе и невыносимѣе людямъ, и приэтомъ все онъ обставлялъ такъ, что его личность была какъ-то незамѣтна. Точно онъ весь до тла расходился въ самомъ дѣлѣ, пропадалъ въ немъ. Имъ поэтому и пользовались всѣ, не стѣсняясь, не соблюдая никакихъ правилъ... Гоняли на всякую надобность,— и онъ ничего лучшаго не желалъ. Куда онъ, такимъ образомъ, ни попадалъ, вездѣ оказывался крайне необходимымъ, и не только необходимымъ, но и незамѣнимымъ. „Нѣтъ, на мѣсто батюшки некого поставить!"— говорили и солдаты. Въ двѣ руки, а за десятокъ работаетъ. Никому за нимъ не угнаться. И приэтомъ ни натуги въ лицѣ, ни раздраженія.
Подъ Айсяндзяномъ, Дашичао, Ляояномъ его видѣли уже вступавшія въ настоящій бой войска. Кругомъ, бывало, падаютъ и рвутся гранаты, а онъ подъ цыновочнымъ навѣсомъ раскинетъ себѣ походную церковку и съ крестомъ встрѣчаетъ солдатъ. Кончитъ служить,— сейчасъ же на самую утомительную и неприглядную работу, отъ которой другіе чураются. Въ какомъ часу бы ни было,— все равно. Только, что заснулъ, утомленный и измученный,— позовутъ,— встрепенется и готовъ. Чаще всего его видѣли между ранеными, съ уродливымъ пузатымъ барнаульскимъ мѣднымъ чайникомъ въ рукахъ, со множествомъ галетъ въ карманѣ. Поитъ, кормитъ, и никакого ему дѣла до того, что кругомъ смерть вырываетъ цѣлыми рядами людей изъ полковъ и батальоновъ. Отрядъ генерала Самсонова стоялъ тамъ, гдѣ одна только и была вода — соленая. Отецъ Евѳерій ухитрился возить все время прѣсную воду изъ-подъ Дашичао. По ночамъ доставляли транспорты съ ранеными,— послѣ цѣлаго дня возни съ такими же — о. Евѳерій тутъ, какъ тутъ. Подоткнетъ рясу, точно баба подолъ, и моетъ полы въ перевязочной.
— Батюшка, идите, отдохните.
— Нельзя... Чистота нужна. Особенно здѣсь. Раны то открывать будутъ.
— Да вы устали!
— Въ могилѣ выспимся. Долго спать будемъ.
— Да зачѣмъ вы сами это?..
— Всѣ измучились... А я видѣть грязи не могу.
Веселый, разговорчивый, особенно съ солдатами, и тѣ его съ перваго раза понимали.
— Какой ты отецъ?— говорилъ ему одинъ такой.— Ты настоящая мать... Только мать такъ сына жалѣетъ...
Какъ онъ перебивался самъ,— одинъ онъ вѣдалъ. Крестьяне его прихода ничего ему дать не могли.
Мнѣ разсказывали о немъ:
— Ѣхали мы съ нимъ на поѣздѣ въ Харбинъ... Видимо, усталъ батька. Заснулъ, и только когда глаза закрылъ, видимъ мы по его лицу, какъ онъ измучился.
На одной станціи поѣздъ останавливается. Видимъ, несутъ умершаго мимо. Оказывается, солдатикъ въ санитарномъ чужомъ вагонѣ скончался. За нимъ жандармъ и маленькая команда съ барабанщикомъ, уныло выбивающимъ что то. Мы даже не успѣли замѣтить, когда о. Евѳерій проснулся,— смотримъ, а онъ ужъ въ облаченіи и летитъ за носилками. Забылъ все — и то, что поѣздъ его ждать не станетъ, и солдатъ чужой.
— Всѣ свои... всѣ... Разъ человѣкъ, значитъ,— свой... Нѣтъ чужихъ...
Началъ отпѣвать. Неизвѣстно, какъ зовутъ усопшаго.— Имя же его, Господи, Ты вѣси!..
А вѣтерокъ забирается подъ саванъ и шевелитъ его, точно тотъ, лежащій подъ нимъ, старается сбросить его съ себя.
Такъ онъ всѣмъ примелькался, этотъ отецъ Евѳерій, что его замѣчать перестали. Точно его нѣтъ. А какъ заболѣлъ онъ дезинтеріей,— вдругъ оказалось,— никакъ безъ него обойтись нельзя, всѣмъ онъ нуженъ, у каждаго съ его отсутствіемъ точно руки отнялись. И оправиться еще не успѣлъ, какъ слѣдуетъ,— смотримъ, стоитъ ужъ на страдѣ...
— Некогда болѣть... Не такое время, чтобы себѣ поблажку давать...
Однако, и у него оказались «настоящіе» свои.
На позиціи пришелъ барнаульскій полкъ.
Отецъ Евѳерій свѣта не взвидѣлъ. Преобразился, вышелъ изъ своего обычнаго спокойствія, и все, что плохо лежало, давай въ барнаульскій полкъ. У всѣхъ,— знакомыхъ и незнакомыхъ,— ему все равно,— просилъ, клянчилъ, требовалъ и цѣлыми транспортами посылалъ и возилъ своимъ барнаульцамъ.
— Какъ можно, помилуйте, земляки... Это не то что...
И, не доканчивая, несся уже куда-нибудь за теплыми чулками, фуфайками.
— Имъ все пригодится. Нашъ барнаулецъ изъ всего нужное сдѣлаетъ.
Нанятыми санитарами онъ, не высказывая этого, былъ не совсѣмъ доволенъ...
Смотритъ-смотритъ на нихъ и давай самъ...
— Идите, отдыхайте.
А тѣхъ и просить не надо,— радуются...
И вдругъ исчезъ.
Оказывается, поѣхалъ въ Барнаульскій уѣздъ. 3ачѣмъ?— За мужичками! Я вамъ изъ нихъ такихъ санитаровъ наберу. Настоящихъ, некупленныхъ... У насъ наемныхъ душъ нѣтъ. Всѣ по сердцу пойдутъ... И опять,— какъ во время его болѣзни,— не стало его, и вся машина чуть не остановилась»...
[Сельскій Вѣстникъ, 1905, № 17, стр.374-375]
См.
Рождество 1914. 1915-1, 1915-2, 1915-3, 1915-4, 1915-5
С Рождеством Христовым 1914, 1915-1, 1915-2, 1915-3, 1915-4, 1915-5
Подписаться на канал Новости из царской России
Оглавление статей канала "Новости из царской России"
YouTube "Новости из царской России"