– А теперь давайте я расскажу вам сказку, – предложила делла Риггара, когда все дети устроились поудобнее на толстом ковре возле чугунной печке.
– Расскажите про Мирана, тётушка, – попросила маленькая девочка по имени Никки. – Вы ведь знаете?
Светло-карие глазёнки девочки так и сверкали. Ей было интересно узнать побольше про их общего друга!
– Так ведь это будет только сказка, – ответила Риггара.
– Но Миран-то настоящий, – уверенно сказал Даян. – И имена наши…
Воспитательница обвела детишек долгим взглядом ласковых светлых глаз. Да, это то, что она сумела сделать: дать детям фамилии Четырёх Героев. И Крокусу в том числе! Всем, кто за последние сорок пять лет появлялся в приюте без имени и фамилии, а таких было немало.
– Я расскажу вам про Героев, – сказала она. – Эта история напрямую касается и Мирана, и Мирддид, и всех вас. Но только потом чтобы вели себя примерно до самого вечера! Не баловаться, ничего не ломать и, главное, не высовываться во двор.
Старшие мальчики, которые, как было известно Риггаре, подбирали на рыночной площади окурки и тайком курили на заднем дворе, нахмурились. От этой гадкой привычки было сложно отучить, но воспитательница не теряла надежды, что у неё получится. Так что и мороз пришёлся кстати.
Уютно потрескивало в печах, в спальне было тепло, дети, укутанные в одеяла, и помощницы в тёплых шалях – все обратились в слух. Делла Риггара начала свой рассказ так:
– Было это давным-давно. Жили в городе под названием Реонартон четыре друга. Лукас Эдвин, мастер-гончар. Арделлий Трон, помощник мастера. Даян Гай Ювентус, маг. И Клавдий Просперус Тирсей, камнетёс. Были они очень дружны, и, говорят, с самого детства, с самой школы никогда не ссорились. Так ли это, никто уже никогда вам не скажет! Но став взрослыми, друзья продолжали встречаться и, если требовалось, помогали друг другу во всём. Город не знал более крепкой дружбы, но история наша пойдёт не о том. Однажды зимой, когда все в городе готовились праздновать Новый год, Клавдий Просперус и Даян Ювентус построили ледяной городок и сделали лучшую в мире снежную горку. Как весело было кататься с этой горки! Даже взрослые не отказывали себе в этом удовольствии! Этой зимой горожане были особенно веселы и дружны. Но была та, кому это веселье оказалось не по вкусу.
– Хлода! Злой дух зимы и смерти от холода, – сказала дрожащим голосом маленькая Алтея Трон. – Это она, да?
– Да, – ответила Риггара. – Не было для неё ничего хуже, чем веселье и радость. Её сестра Мирддид давным-давно завела себе такую привычку – радовать людей и согревать их сердца лютой зимой. В те времена зимними холодами ещё управлял Зимовей, отец Хлоды и Мирддид. Но решил он уйти на покой. И велел дочерям делить зиму поровну, чтобы не побеждало ни ледяное безмолвие и уныние, ни оттепели и веселье. Он велел, чтобы его дети соблюдали баланс, равновесие. А сам лёг спать, наказав не будить его по пустякам: проснётся лишь, когда придёт миру кончина, когда вечная зима скуёт всё кругом и не будет больше жизни… Так вот велел дочерям Зимовей, и даже Хлода боялась его ослушаться. Но она решила схитрить. В те времена Мирддид была замужем за человеком, ходила с ребёночком под сердцем. И знать не знала, что их отец-Зимовей решил уснуть на веки вечные. А тут пришла к ней Хлода. Была она в человеческом облике – женщина как женщина, разве что очень красивая, куда как красивее, чем её младшая сестра. Вот только от Мирддид так и веяло человеческим теплом и добротою. Потому к ней люди тянулись, а от красоты Хлоды ни у кого не становилось теплее на сердце.
– А почему у всех у них имена говорящие – Хлода, Зимовей, ещё Стужа была, Пугальщик… а Мирддид зовут Мирддид? – спросила Никки. – Это человеческое имя! Такие имена у северян бывают.
– Это совсем другая сказка, – терпеливо ответила воспитательница. – Я её расскажу в другой раз, хорошо? А то так мы не дойдём и до середины истории. Так вот, пришла она с мужем да двумя сыновьями-подростками – снежными троллями, и не надо меня больше перебивать, всем известны их имена.
— Здравствуй, сестрица, — сказала старшая дочь Зимовея. — Пришла я поглядеть, как ты тут устроилась.
Встала Мирддид из-за стола, и увидели Хлода и её тролли, что вот-вот ей рожать. Нахмурилась старшая дочь Зимовея. Не по нутру ей пришлось, что сестра не просто так с человеком спуталась, а ещё и ребёнка с ним прижила!
– Хотела я тебе передать, что отец наш лёг спать. А перед тем велел нам зиму пополам не делить и за власть не драться, править вдвоём. Да только сама понимаешь: две хозяйки в одном дому не уживаются. Давай так, сестрица: скоро середина зимы. Давай в этот день и ночь соревноваться. Кто победит — будет зимой делать что вздумается. А кто проиграет, уж не обессудь: перечить ни за что не станет.
Смутилась тут Мирддид. Соревнования! Для такого надо ей было снежный облик принять да колдовать, а куда с дитём-то в утробе? Ребёночек-то нежный, человеческий, может перевоплощений и колдовства не выдержать.
— А что за состязания? — спросила она.
— Да не бойся, тебе по плечу будут, — пообещала Хлода.
Но спустя две недели, к самому дню Середины Зимы, Мирддид почувствовала, что пора ей родить. Пошла она к Хлоде упрашивать её отложить состязания, да еле дошла. Хлода сделала вид, что решила повременить до следующей зимы, а сама подумала, что за оставшиеся месяцы изведёт свою младшую сестрицу либо на будущий год власть ей не отдаст. И так вон приходится год пополам с Солнцеликой делить! Мало того: ещё и зиму отец велел делить с нелюбимой сестрой! Обрадовалась Хлода отсрочке и стала думать, как дальше быть. Очень хотелось ей остаться единственной властительницей зимы. Полгода править землёй, снегом её припорашивать, льдами сковывать да бедами людей питаться. Любила она в себя впитывать самые дурные человеческие чувства, особенно же по вкусу ей были разные горести! От уныния до полного отчаяния — вот чем питалась Хлода.
А отец завещал это с сестрою делить. Мирддид же уступать сестре не желала: боялась, что погубит Хлода слишком много живого, вгонит весь мир в лютую тоску, а что не сумеет — то заморозит насмерть.
Решила тогда Хлода извести Мирддид. Думала, что сестра, родив малыша, станет слабой и легко заболеет. Да только не брал её никакой мороз — ни её, ни малыша, и всё так же тепло было в доме Мирддид. И улыбка не сходила с лица младшей дочери Зимовея. Вскоре поняла Хлода, что Мирддид почти неуязвима, как и сама она: разве что сильный жар способен её растопить, но он был бы невыносим и для самой Хлоды.
И тогда злая сестра решила, что сделает иначе. Она сотрёт с лица Мирддид эту дурацкую улыбку. Она погубит всё, что любит сестра. Пусть тогда остаётся безутешной, и не будет ей дела ни до чего, в том числе и до власти. Долго думала Хлода, что же сотворить, и решила обрушить на город лавину с горы Голова Волка, что венчала Волчий Хребет. Город стоял не слишком близко к опасным горам, но Хлода при помощи своих сыновей и мужа хотела устроить лавину невероятной мощи и силы. Три дня они потратили только на то, чтобы накопить на это снега с окрестных гор.
Когда эти три дня прошли, снега на Волчьей голове стало так много, что он начал постепенно сам сползать к городу, но ещё недостаточно много, чтобы погубить его целиком. И сколько ни пыталась семья Хлоды остановить сход снега — лишь замедлили его. А Хлода всё сгоняла и сгоняла снега с других вершин, чтобы сделать лавину больше, ещё больше.
Задрожали в городе дома, зазвенели стёкла, и испуганные люди принялись молиться Небесным Матери и Отцу, прародителям всего сущего. Только несколько человек в городе желали действовать, а не молить небеса о пощаде, и были это…
– Даян Гай Ювентус, маг, – произнёс Даян.
– Арделлий Трон, помощник мастера, – сказала с обожанием в голосе маленькая Алтея.
– Лукас Эдвин, мастер-гончар,– вторила подруге Никки.
– И Клавдий Просперус Тирсей, камнетёс, – закончил ещё один мальчик, стеснительный и молчаливый, с пышным именем Георгин.
И делла Риггара продолжила:
– Маг Даян Ювентус сказал, что смог бы поставить заслон и повернуть лавину. Но ему может не хватить на это сил. И тогда друзья объединились. Каждый из них капнул крови в вино. Собрали они всю свою силу и отдали её магу, Даяну, чтобы он сделался сильнее. Затем четверо друзей вышли на самую окраину города, туда, где виднелась в снежной пелене высокая гора Волчья Голова. Была с ними и Мирддид с крошечным ребёнком на руках. И Четверо Героев попросили её защитить людей, если всё же у них не получится поставить для лавины достаточно крепкий заслон. Побежала она в город, а там все молятся, но уходить прочь не желают. Уж и уговаривала Мирддид горожан, и кричала на них, да всё без толку. Крепко верили люди в Небесные Силы.
Положила Мирддид своего маленького сына на руки жрице, попросив её приглядеть за малышом, и выбежала на улицу, готовая защитить и укрыть от беды, раз уж больше некому. Тут вдруг пуще прежнего затряслись дома, повылетали из них все стёкла, просел город и покрылся снежным крошевом. Ахнула Мирддид, думая, что не получилась у четырёх героев их задумка, подняла руки, чтобы отвратить беду хотя бы от храма, где было так много людей...
Но лавина не сошла на улицы, повернула в сторону, лишь несколько домов на окраине задела тяжёлым боком. Выстоял город.
– А почему она не повернула лавину сама? – спросила Алтея. – Ведь она дочь Зимовея, а не кто-то там!
– Потому что она только-только оправилась от родов, – сказала девочка постарше.
– Нет, не в этом дело. Ходят слухи, что Мирддид тоже отдала свои силы магу Даяну Ювентусу. Но доподлинно никому не известно. Не исключено, что она не сумела бы совладать с лавиной, – сказала делла Риггара. – Но я слышала от своей бабушки, что Мирддид вытащила из-под снега нескольких людей, что попали под завал на краю города. Помогла им выбраться, а сама всё на край города смотрела и своим глазам не верила. Из земли выросла огромная гранитная плита выше самых высоких городских сооружений, и выше этой плиты лежал снежный гребень — вот-вот рухнет! И такой большой, что мог бы ещё несколько домов снести.
Рассыпала тогда Мирддид этот снежный гребень, разметала снег по сторонам. Глядит, а возле Заслона ни души. Бросилась искать героев, да так никого и не нашла. Только снежную пыль да чёрный камень. Как надгробие на общей могиле четырёх друзей – наших Героев. Думаю, что Хлода поймала их и убила. И прокляла их потомков: обрекла на многие несчастья и беды. Теперь уж почти не осталось никого из четырёх родов этих героев, и самое малое, что можно было сделать – назвать сирот этими именами, чтобы они не исчезли насовсем.
– А Миран? – спросила Алтея требовательно.
– А Миран… Миран тогда был совсем крошечным и лежал в кроватке под сенью храма. То была самая долгая ночь зимы, и Мирддид вышла биться против Хлоды. Ей было за что сражаться. За нею был спасённый город и сын. Она не уступила Хлоде ни в чём, а Хлода не уступила ей. С тех пор они и делят зиму пополам. Но за это всё старшая сестра отомстила младшей: зачаровала Мирана, сделала его ненастоящим мальчиком. Каждую осень, как только выпадет первый снег, Мирддид лепит своего сына из снега, и каждую весну он тает. И нет для Мирддид ничего горше, чем ежегодно терять Мирана, но нет ничего радостнее, чем обретать его с первым снегом.
– И она продолжает исполнять наши желания, и приносить радость, и устраивать веселье? – недоверчиво спросил Даян.
– Она старается, очень старается, – сказала делла Риггара. – Говорят, что все зимние забавы придуманы Мирддид назло Хлоде! И сам Новогодний праздник с битьём тарелок. Каждый раз, когда бьётся тарелка, она слышит наше желание. И прилагает немало усилий, чтобы оно сбылось.
Дети притихли и некоторое время переглядывались.
– Но она не всесильна. Говорят, что, выйдя замуж за смертного и родив Мирана, Мирддид утратила немало волшебства. Вот почему она не может выполнить все-все-все желания, – сказала воспитательница. – Но она старается.
– Если бы меня так… я бы даже не стала стараться, – вполголоса заметила одна из её помощниц. – Потеряй я свою Эмми, разве я смогла улыбаться? И тем более радовать других?!
– Но она осталась волшебницей, – сказала Никки. – И это не сказка, это всё правда. Потому что есть Заслон, есть памятник героям, есть даже Миран! Когда он придёт, я спрошу у него! Пусть покажет, что он слеплен из снега.
– И если он слеплен из снега, значит, Мирддид тоже не сказка, – подхватила Алтея.
Дети ещё долго не могли угомониться.
Но делла Риггара устала и велела всем ложиться спать. А сама долго стояла у окна, глядя в тёмную ночь. Почему-то сегодня в городе было на редкость мрачно: почти не осталось горящих фонариков. Деллу Риггару, правда, больше беспокоила пропажа бьющейся посуды. Ей казалось, что теперь-то уж дети захотят разбить по тарелочке, чтобы Мирддид услышала их желания.
