Я перелистнула очередную страницу, оставив позади несколько десятков записей.
«28 мая 1869. День начался хорошо. Родерик и Лестер взяли меня с собой играть. Они не часто играют вместе, но в этот раз они пошли на озеро ловить рыбу. Родерик снова меня обижал. Он ударил меня по ногам палкой несколько раз, когда Лестер не видел. И велел молчать. Я и молчала, под платьем не видно. Но служанка жалеет меня, когда помогает одеваться. Лестер не заступается за меня, он все больше рисует. Иногда заставляет меня стоять для его картины по нескольку часов. Говорит, я хорошо выхожу на портретах…
На прошлой неделе Эм снова пугал меня, и я побежала на чердак прятаться. Там я случайно увидела, как Марцелл рисует на полу странные круги белым мелом и капает воском на них. Я испугалась, что он увидит меня и примется ругать, но он меня не заметил. Марцелл велит не вмешиваться в то, чем он занимается. Мне очень страшно, теперь я не хожу на чердак.»
Я перевернула страницу и снова углубилась в чтение, чувствуя нарастающее беспокойство. Сердце нервно колотилось, отдаваясь звоном в висках.
« 9 июля 1869. Марцелл ругался на меня сегодня. Я никогда не перечу ему, как он и велит, но сегодня он ругался для порядка. Он говорит, матушка велела ему заботиться обо мне, и он заботится…
Я часто вижу ее во сне. Она была красива, матушка. Я совсем не похожа на нее, а на отца и того меньше. Матушка очень меня любила. Они с отцом ругались много, и тогда я плакала. Но тихонько, чтобы не слышал никто.»
Мелодия за стенкой утихла, но я, поглощенная дневником Элеонор, этого даже не заметила.
« 16 октября 1869. Сегодня Марцелл забрал один из моих портретов, чтобы отправить моему будущему мужу. Я не знаю, кто этот человек, мне не велено видеться с ним. Эм сказал, что он старик и очень некрасив, но я надеюсь, он говорит это нарочно. Лестер очень рассердился на Марцелла, и не хотел давать мой портрет.
Лестер всегда хмурится, когда заводится разговор о моем будущем, и делается еще более нервным, чем всегда. Он хороший, Лестер, и почти всегда добр ко мне. Но он часто бывает очень обидчив на меня, хотя я стараюсь быть с ним мила. Недавно он ударил меня по лицу, когда услышал, что Эм назвал меня хорошенькой. Эм не очень добрый, он часто обижает меня, пока не начну плакать. Но как видит мои слезы, перестает меня пугать. Оттого я стараюсь поскорее заплакать. Сегодня я плакала особенно много, даже служанка меня жалела. Я совсем не хочу замуж…»
Внезапный стук в дверь вернул меня к действительности. От неожиданности я выронила дневник Элеонор.
- Войдите, - крикнула я, поспешно засунув книжечку под подушку. В спальне появилась горничная, которая перевязывала мне раны утром. В руках она держала корзинку с бинтами и какими-то бутылочками.
Подойдя ближе, девушка мягко толкнула меня на кровать. Я послушно села. Она расстегнула мое платье и занялась раной. Я уставилась на стену, чувствуя себя беспомощно и неловко. Наверное, тоже самое испытывает Катрин, когда я вожусь с ней. Я никогда не думала об этом прежде, и в этот момент испытала к ней новый прилив жалости.
«Что же с ней произошло?.. Что они сделали с вами, Катрин?..»
А что если я просто поверила сумасшедшей старой женщине, которая потеряла рассудок из-за болезни?
Горничная туго стянула мою грудную клетку бинтом. Я посмотрела на нее, и мы пересеклись взглядами. Ее единственный глаз смотрел на меня с нескрываемым любопытством. Это настолько отличалось от того, как вела себя Дэйна, что я невольно впала в ступор.
- Тебе здесь нравится? – спросила я. Я не слишком надеялась на ответ, но к моему удивлению, девушка улыбнулась и кивнула.
Я уставилась на нее с непониманием. Она явно не пыталась убежать из этого места, и на ней не было никаких видимых повреждений. Кроме одного.
- Что случилось с твоим глазом? – я указала на повязку. Улыбка исчезла с лица горничной, она резко поднялась на ноги, и, поклонившись, вышла из спальни. Проводив ее взглядом, я снова вытащила дневник Элеонор. Пролистав его, я увидела вложенную фотографию, которую не заметила в прошлый раз. Она была такая же старая, как и та, что стояла на комоде. Взглянув на нее, я увидела молодую девушку. У нее было миловидное личико, светлые волосы, завитые на концах и пышное длинное платье. Ее лицо не выражало никаких эмоций, в глазах застыла грусть и покорность судьбе. Я сразу поняла, что на фото запечатлена хозяйка дневника.
- Так вот ты какая, Элеонор, - пробормотала я, рассматривая ее. Я внимательней вгляделась в ее наряд, и почувствовала, как у меня заколотилось сердце. Отложив дневник, я бросилась к шкафу. Из кучи старых кружевных нарядов я извлекла один и бросила на кровать. Сверившись с фото еще раз, я поняла, что передо мной лежит то самое платье, что и на изображении.
На черно-белом снимке оно смотрелось роскошным и дорогим, в живую же представляло собой груду ткани грязно-розового цвета, украшенную рюшками и бантами.
Странная одержимость окружающих прошлыми веками, старинная одежда и даты в дневнике и на фото натолкнули меня на единственную логичную мысль.
«Хочешь, чтобы я надела одно из этих платьев, Эмметт? Хорошо, я сыграю по твоим правилам», - подумала я со злостью.
Едва ли я сумела бы повторить прическу, которая была на снимке, но завить мои длинные волосы, было вполне реально.
Наконец-то я начала понимать происходящее. Внезапное осознание того, в какие игры здесь играют все окружающие, пугало меня еще больше, чем неведение, в котором я находилась прежде. Но путей к отступлению у меня не было.
Я спрятала дневник Элеонор под подушку, а найденную в нем фотографию бережно положила в карман. Бросив взгляд на часы, я направилась к Катрин.
В коридоре я столкнулась с Родериком. Он стоял в дверях своей спальни. Когда я появилась, он уставился на меня внимательным грустным взглядом, и я поняла, что он ждал меня.
- Спасибо, что сыграл для меня снова. Твоя музыка очень красивая, - выдавила я, улыбаясь. Мне совершенно не хотелось, чтобы он вновь начал свои издевательства надо мной. Мое сердце нервно билось о грудную клетку, пока он молча смотрел на меня. Затем, на его лице появилась слабая улыбка.
- Побудь со мной.
- Я очень хотела бы, - солгала я, чувствуя, как предательски дрожит голос, - но я должна сейчас идти к Вивианн. Мне нужно работать, Родерик, ты это знаешь.
Он снова замолчал, рассматривая меня.
- Ты мне нравишься, Алекса, - сказал он, наконец, - Очень сильно. И ты мила со мной. Ты не похожа на других.
- Тогда тебе будет больно, если со мной что-то случится? – осторожно спросила я, вспомнив его слова, сказанные мне в столовой.
- Все когда-нибудь умрут, - сказал он спокойно, - Возможно, тебе повезет, и ты останешься с нами надолго. И тогда я смогу проводить с тобой столько времени, сколько захочу.
«Что он имеет в виду?» - крутилось у меня в голове.
- А если нет, - продолжил он, - тогда я буду это делать, пока ты с нами.
Я нервно сглотнула, глядя на него. У меня не было никакого желания пытаться у него что-то выяснить, и те слова, которые он говорил, лишь пугали и ставили в тупик еще больше.
Я сделала шаг назад.
- Я пойду, Родерик. Увидимся за ужином.
Он бросил на меня печальный взгляд и скрылся за дверью своей спальни.
Я подошла к комнате Катрин.
Она лежала на постели, безразлично глядя в потолок. Когда я вошла, она повернула голову в мою сторону.
- Как вы себя чувствуете? – я наклонилась к ней, всматриваясь в ее лицо. Ее карие глаза все еще выглядели мутными и стеклянными. Я отвернулась. – Идемте купаться.
Я пересадила ее в коляску и покатила в ванную комнату. Сердце мое нервно колотилось в груди. Включив воду, я вновь повернулась к Катрин.
- Я на вашей стороне, вы это знаете, правда? – я присела на корточки перед ней. Ее белое лицо не выражало никаких эмоций. – Пожалуйста, помогите мне. Я начинаю понимать, что происходит в этом доме…
Продолжение следует
Часть 35
В начало
Дорогие друзья, спасибо, что читаете меня!
Поставьте лайк и подпишитесь на мой канал! Также жду ваших комментариев.