(Продолжение) (начало здесь)
В каждом отряде были квартирьеры. Они выехали на место раньше всех, готовили лагерь к приему бойцов. Так как мы прибыли ночью, лагерь мы не рассмотрели, нам показали домик типа барака, где мы будем жить, и велели размещаться. Весь отряд, 30 человек, поселили в одной комнате. Спали мы на двухъярусных кроватях, которые стояли вдоль стен. Кровати были сдвинуты по две вместе, так чтобы между ними оставался небольшой проход. Кроме кроватей в комнате был стол, несколько табуреток. Больше ничего в нашем жилище не было. Наша комната была крайней в бараке, прямо напротив входной двери. А вот в самой комнате двери не было, ее заменяла занавеска. Окно никогда не закрывалось из-за жары. Вот в таком помещении мы прожили почти два месяца!
В первую ночь мы улеглись очень поздно. Пока разместились, застелили постели, помылись. Перед тем как лечь, стали выяснять, кто из нас услышит утром будильник, чтобы разбудить весь отряд на работу. Я всегда спала чутко, поэтому вызвалась отвечать за будильник. На всякий случай будильник поставили на пустую тарелку, чтобы сильнее дребезжал. Утром, когда я проснулась, весь отряд уже был на ногах. Девчонки одевались, причесывались. Только я спала, как убитая. Скажу сразу, что так крепко я спала всё то лето. Никогда ни до, ни после лагеря я не спала так крепко. И мне не могли помешать никакие звуки, никакой шум!
Утром мы смогли рассмотреть всю нашу территорию! Лагерь размещался в чистом поле! До шоссе было километра три, до ближайшей деревни еще больше. Кругом только поля! Территория никак не была огорожена, никак не охранялась. Можно ли представить себе в наше нынешнее время, чтобы поселить на два месяца 500 человек, большинство из которых девушки, в открытом поле, без охраны, в домах «без окон и дверей»? Думаю, что сегодня на такое никто бы не решился. А нас вот так закинули в эту глушь и оставили. Но за все лето в лагере не было ни одного ЧП, ни одного несчастного случая. Хотя местные нас иногда посещали, но настроены они были очень дружелюбно, нас не обижали. Иногда к нам приезжали милиционеры, подежурить, для них даже была предусмотрена специальная комната в лагере (там стоял единственный телефон, мы покупали талончики и звонили домой по этому телефону). Когда я говорю, что у нас не было происшествий с участием местных, то имею ввиду, прежде всего, неприятные события. Таких не было, были скорее забавные. Как я уже писала, в комнатах было жарко, и окна не закрывались, а дверей просто не было. Спали мы в одних трусах, укрывались легкими простынями. Во сне девчонки раскрывались, скидывали простыни. Однажды ночью я почему-то проснулась и увидела, что напротив наших кроватей (мы спали с Ольгой Л. на соседних койках) стоит какой-то парень и курит. Ольга тоже в этот момент проснулась и увидела незваного гостя. Парень стоял и курил. Он, наверное, никогда в жизни не видел одновременно такое количество спящих полуголых молодых девушек. Олька никогда за словом в карман не лезла, на каждый случай у нее была прибаутка или поговорка. Мы так и звали ее «народный фольклор». Она довольно грубо спросила незнакомца: «Чего уставился? Не видел девок никогда? Сглотни слюни и иди отсюда!». Парень молча развернулся и вышел из комнаты. Он ничего не сказал, не сделал, даже не пытался. Мы немного испугались сначала. А утром уже всем отрядом дружно смеялись над этим происшествием. Так была обеспечена наша безопасность!
Итак, на территории лагеря было два жилых барака, в которых и размещались все отряды. Один отряд – одна комната. Отдельно жили парни. Да, в отряде были и юноши, всего несколько человек Среди них были студенты-афганцы, граждане Афганистана, получавшие образование в СССР. С некоторыми из них мы позже познакомились и даже подружились.
Между бараками располагались столовая, магазин и почта. Магазин и почта работали редко. В магазине мы покупали слипшиеся конфеты, печенье, ситро, халву и стиральный порошок. Больше там ничего не было. На почте – талоны на телефонные разговоры с домом. В столовой, как и во всем лагере, царила полная антисанитария. Повара часто ударялись в «загулы», так что кормить нас было некому. Но и когда повара были в нормальном состоянии, кормили нас отвратительно. Словосочетание «рыба с макаронами» к середине лета вызывало у нас стойкое отвращение. Я даже писала домой, что мне здесь отобьют всю любовь к макаронам. Утром – рыба с макаронами, в обед щи из одной капусты и солянка из той же капусты, вечером – опять рыба с макаронами. При этом состояние самой столовой и посуды, из которой мы ели, оставляло желать… Каждый отряд выделял ежедневно дежурных в столовую. Дежурные накрывали столы для своего отряда, мыли посуду, убирали в комнатах дважды в день (это строго контролировали). Посуду мыла посудомоечная машина, которая помнила Петра I. После нее посуда была жирная и противная. Мы пытались мыть тарелки под краном. Но кранов было два: один с холодной водой, второй с кипятком. Как хочешь, так и мой – или под кипятком или под ледяной водой. Ни о каких моющих средствах типа «Фери» мы тогда даже не слышали. Кроме того, в лагере было огромное количество мух и черных, здоровенных жуков, напоминавших майских. Жуки были везде: в туалете, в душевых, в столовой, попадались даже в тарелках с едой. Как следствие, лагерь то и дело страдал кишечными расстройствами или отравлениями. То отдельные бойцы, то целые отряды. Однажды весь лагерь чем-то траванули. Пришлось прибегать даже к помощи СЭС. После визита санитарных врачей в магазине перестали продавать просроченную халву. В остальном, все осталось на своих местах. Я сама несколько раз переболела. Как-то раз даже не смогла выйти на работу. Спасал меня сульгин, который я глотала горстями. Надо было видеть картину, когда ночью весь лагерь по очереди и все вместе бегал в туалет. Туалеты и душевые находились чуть в стороне от жилых домиков. В домиках были только умывальники с холодной водой. Как и в комнатах, в туалетах и душевых не было ни дверей, ни окон. Вокруг лампочек вились тучи мошек и жуков! Грязища была жуткая! Вода еле-еле теплая. Но в условиях стойкой жары, такая вода нас не смущала.
В лагере имелся и медпункт. Но нормальных медиков для нас не нашлось. Сначала в медпункте дежурил парень убогого вида, маленького роста, лысоватый и очень противный. Мы прозвали его «Доктор Шуруп». Называли так даже в глаза. В первые дни он взял за правило каждый вечер делать обход лагеря. Заходил без стука и разрешения в комнаты, расспрашивал, какие у кого жалобы. Пару раз он и к нам попытался так же бесцеремонно ворваться. Но в комнате, где живет 30 девчонок, постоянно кто-то переодевается, раздевается, одевается. Каждый раз после его вторжения раздавался жуткий визг. Шурупа выставляли вон и требовали, чтобы он стучал, прежде чем войти. «Но я же доктор, девочки, я же доктор», - робко сопротивлялся Шуруп. Все же мы его приучили стучать. Теперь, если вечером раздавался стук в притолоку (дверей-то не было), мы знали, что пришел «доктор». Больше ведь никто не стучал! Но девчонки не могли упустить случай поиздеваться над Шурупом, и каждый раз происходил такой диалог.
Стук.
Девчонки: «Кто там?»
Шуруп: «Это я – доктор»
Девчонки: «Кто? Кто?»
Шуруп: «Это я – доктор»
Девчонки: «Какой доктор?»
Шуруп: «Девочки, это я доктор Шуруп».
Он быстро усвоил свое прозвище. И только после этого его впускали в комнату. Дальше разыгрывалась такая сцена. Кто-нибудь из девчонок, свешиваясь со второго яруса, стонала и жалобно звала: «Доктор, мне плохо, доктор!». Шуруп был такого маленького роста, что никак не мог дотянуться до верхней койки. Он бегал вокруг кровати, подпрыгивал и волновался: «Что с Вами? Что с Вами?». «Мне плохо, доктор, - настаивала «больная». – Идите ко мне, доктор». Весь отряд валился от смеха.
Но карьера доктора Шурупа закончилась очень быстро и весьма бесславно. Во время товарищеского матча по футболу, один из афганцев сильно поранил ногу, началось венозное кровотечение. Шуруп умудрился наложить жгут на ногу пострадавшему, что недопустимо при венозном кровотечении. Парня удалось быстро доставить в больницу, и все закончилось благополучно, но Шурупа из лагеря убрали. После него нам прислали девушку, по-моему, грузинку, очень симпатичную и более адекватную. Она была студенткой старших курсов мединститута и хоть немного разбиралась в медицине. Именно ей досталось лечить весь лагерь от бесконечных поносов. Но возможности ее были ограничены, лекарств почти никаких. Так что каждый лечился тем, что привез из домашней аптечки. Вот так был организован наш быт!
(продолжение следует)
Мне самой не очень нравится каждый раз просить об этом. Но таковы правила. Пожалуйста, лайки, комментарии, подписки!