В детстве у меня жил ежик. Своевольное и вероломное животное нашли в лесу с перебитой лапой, когда ходили по грибы с друзьями родителей. Не помню, набрали ли мы тогда подосиновиков или боровиков, а может быть опят или даже белых, сварили ли грибницу или пожарили, но Фому я запомнила надолго. Его привезли в резиновом ведре, с которым дедуля любил ходить на рыбалку. Отмыли. Залечили. Выделили ему для жительства картонную коробку. Накидали туда газет. Поставили блюдце с молоком. Плошку с водой. Нарезали яблоко соломкой, а морковь кружочками.
– Ежи-то хищники, – сказал папа. – Ему бы мясо не помешало.
Мама радостно метнулась к холодильнику. В кастрюльке на верхней полке томилась изрядная порция ее коронного блюда – свежего сочного жаркого.
– Том, ну где ты в природе жареное мясо видела? Сырое давай.
– Вовик, а если из морозильника достать, он горло не простудит?
В общем, как смогли, организовали болезному сбалансированное питание.
Пока мы решали «мясной вопрос», зверь порвал газеты. Соорудил из обрывков лежбище. Выпил немного молока, помусолил кусочек мяса, презрел фрукты-овощи и полез наружу. Когда я легонько столкнула его обратно, еж рассвирепел, громко зашипел, гневно засопел, грозно зафыркал и начал злобно рвать в клочья угол своей новой вилы. Пока мы с маман бегали за папой, зверюга забежала в ванную комнату, учуяла там свежекупленный веник и разорвала его в хлам.
Потом мы все-таки загнали его в новую коробку. Дождались пока зверюшка утихомирится. Закрыли все двери и усталые, но довольные пошли спать.
Проснулись от громкого папиного вопля. Но наш испуг был ничем, по сравнению с тем, что довелось пережить Вовику. Оказывается, ночью своевольная зверюга выбралась из своего жилища, забежало в комнату и умудрилось завернуться в ковер аккурат в том месте, где поутру вставал папа.
Считается, что ежи пьют молоко. Да-да, я во всех книжках по звероводству это читала! Как бы ни так. Во времена моего детства всяческие перебои с продуктами случались с завидным постоянством. Вот и с молоком такая беда приключилась. Но ежику этого не объяснишь, ему кушать каждый день хочется. Пришлось внести коррективы в его диету – заменить молоко кефиром. После того как мне по наводке бабы Поли удалось с боем раздобыть молоко наш мини дикобраз объявил голодовку: зафыркал, затопал, перевернул блюдце с молоком и раздербанил картонный угол очередной дачи. Больше молока мы ему не предлагали.
Если опустить бытовые неурядицы, могу похвастаться – мы с «колючим» имели успех. Когда я, гордая владелица невиданной по тем временам роскоши – персонального ежа – медленно и чинно выносила его гулять во двор на зимней кожаной перчатке отца, все ребята нашего многоэтажного, многоподъездного и многоквартирного дома сбегались поглядеть на него. Аншлаг продолжался до самого конца проживания ежика в нашем семействе. Самые смелые подруганы, напрашивались ко мне в гости. Пацаны бились за право носить перчатку с игольчатым. На радостях я хотела назвать его Нафаней, в честь домовенка из моего любимого мультика. Но мои друзья никак не могли запомнить это имя, и папа посоветовал звать его Фомой, ведь нашли его недалеко от деревни Фомино. Так Нафаня мутировал в Фомку.
Как-то раз мы столкнулись с нашей соседкой снизу, приятной интеллигентной женщиной. Тетя Нина робко поинтересовалась:
– Тамара, вы, что Юляшке лошадку купили?
– Да, нет, Нина Прокопьевна. А что случилось?
– А кто же у вас так топает?
– Наверное, ежик, мы его в лесу нашли.
– У него лапка болит, – вставила я свои пять копеек.
– Болит, надо же… Я бы, голубушка, не решилась вас побеспокоить, но уж больно шумный ваш новый жилец. Топ–топ. Топ–топ. Всю ночь скачет. Ну, раз болит, лечите.
Собрав семейный совет, родители решили отвести ежа обратно.
– Юля, Фомка дикое животное, ему плохо у нас.
– Ну, как плохо? Хорошо!
– Плохо, Юля, плохо. Во-первых: кефир это не еда для ежиков. Во-вторых: лапка у него зажила. К тому же у него в лесу друзья, семья осталась.
– Я его семья и мои друзья его друзья.
– Юля, он дикий зверь. Он привык жить на воле. Долго в неволе он не проживет.
– Ну, пусть еще недельку
– Если мы его еще продержим, он не сможет вернуться обратно в природу.
В субботу мы поехали на малую родину Нафани-Фомки. Всю дорогу я продержала его на коленях, гладила его розовенькое пузико. Знаете, у ежей кроме колючек есть мягкие и нежные подушечки на лапках и мягкое пузико, как у младенцев. Я думала, что ему тоже будет грустно расставаться со мной, но вероломное животное убежало в лес, даже не оглянувшись на прощанье. Так я впервые познала боль утраты и неразделенной любви.
Потом была черепаха, в профиль поразительно похожая на дедушку Брежнева. Дядя Саша Зонов привез ее из командировки в Среднюю Азию, но она быстро надоела моей подружке Наташке и ее отдали мне, потому что я хотела собаку. Экзотическая зверюшка оказалась совершенно тупым безрадостным животным, которое все время заползало под мебеля и там гадило жидким зеленовато–серым поносом. Особого фурора во дворе она не наделала. Быстро всем надоела своей медлительностью и безмозглостью. Ее запросто можно было вынести во двор, бросить на травку и пойти играть в пионербол, а потом через несколько часов найти практически на том же месте. Я ее ненавидела, но горевала, когда она умерла.
Точнее как все было. Однажды осенью Чапа начала истошно карабкаться на стену, срываться и падать на пол. Карабкалась и падала. Карабкалась и падала. Карабкалась и падала. С маниакальным упорством поднималась и снова лезла вверх. Это продолжалось несколько дней, без перерыва. Ты ее отгонишь от стены, а она снова дочапает и начинает свое восхождение. А потом неожиданно она затихла. И я подумала, что она умерла от тоски, потому что я ее не хотела.
Муки совести прервала тетя Лида, которая предположила, что Чапа просто впала в спячку. Она забрала черепаху к себе и положила под ванную, а я с облегчением вздохнула. Ведь я ее не хотела.
Просто я хотела собаку. Я так отчаянно желала обзавестись новым другом, что однажды прибежала домой со словами:
– Мама, срочно дай мне сто восемьдесят рублей. Олина мама нам ирландского эрдельтерьера достанет. Абрикосового. С хорошей родословной.
– Юля, детка, я же пока не работаю, сижу дома с твоим младшим братишкой Павликом. Денежки у нас зарабатывает папа. Вот он придет вечером, ты у него спросишь, и если он разрешит, то я тебе дам.
Моя родительница, проявила не свойственную ей дипломатичность. Обычно игру в «хорошего–плохого полицейского» практиковал папа. У нас так с самого моего детства повелось. Провинюсь я у него, нашкодю, вместо того чтобы наказать меня, он отправлял на кухню к маман, чтобы я рассказала о своей провинности и понесла заслуженную кару от ее рук. Тома же говорила, что у нее я не нагрешила, поэтому ей наказывать меня не за что и отправляла меня обратно. Так я и ходила туда–сюда, пока родителям не надоедала эта буффонада. Тогда я чистосердечно раскаивалась, обещала исправиться и честно выполняла обещанное до следующего раза.
Учитывая тот факт, что папа никогда не был со мной строгим, я еле дождалась отца с работы, и когда он пришел вместо «здрасьте» выпалила уже известную фразу:
– Па–па! Сро–О–о–чно дай мне сто восемьдесят рублей. Олина мама нам ирландского эрдельтерьера достанет. Абрикосового. С хорошей родословной.
Папа подумал и сказал: – Знаешь, детка, это большие деньги. У меня зарплата двести десять рублей. Так что за эти деньги я тебе и пуделем, и дворняжкой, и эрдельтерьером буду.
После ужина у нас состоялась серьезная беседа с отцом о том, что собака не игрушка, а живое существо. В процессе разговора я осознала, что мы в ответе за тех, кого приручили. Поэтому поклялась, что буду не только любить и играть с ней, а еще выгуливать ее как минимум два раза в день, утром до школы и вечером после всех кружков, мыть лапы после прогулки, убирать за ней и воспитывать. А папа пообещал, что в выходные мы поедем на птичий рынок за собакой.
Но чудо случилось еще раньше. На следующий день родители Даши Ивониной, моей одноклассницы, собрались в Москву на конференцию и попросили приглядеть за их живностью. Кошка, девушка домашняя переселяться к нам категорически отказалась, а вот веселый шерстяной комочек, смесь пуделя и эрдельтерьера, откликавшийся на кличку Джонни, радостно побежал к нам. С удовольствием слопал свой ужин. Минут через десять я научила его некоторым командам: лежать, сидеть и давать лапку. А потом он взгрустнул.
– Тома, а вы его поили? Он наверное пить хочет, – догадался папа.
– Ой, а мы с Юлей как-то не подумали. Конечно, же тебе, малыш, водички нужно.
После того как щенок выпил и не напился, он притащил блюдце не к маме, а к тому кто оказался более догадливым – папе.
Джонни был не только красивым и сообразительным, но еще скверным и избалованным.
Первая долгожданная прогулка с моим новым другом закончилась для меня когнитивным диссонансом, соплями и слезами. Одной из любимых его забав было гавканье на прохожих. Причем после того как это пакостное животное обстряпывало свое гнусное дельце, оно подбегало к моим ногам и садилось рядом.
– Девочка, это твоя собака?
– Не совсем, – честно признавалась я. – Понимаете… моя подруга уеха….
Никто из обиженных не желал дослушивать мои пространные объяснения до конца. Пару раз в меня запускали камнем. Раз десять материли. Сотню раз обещали вырвать руки и переломать ноги.
Папа позвонил знакомым собаководам и те посоветовали единственный эффективный метод воспитания Джонни. В следующий раз, когда эрделепудель кого-нибудь облает и подбежит к тебе, нужно было легко, но ощутимо ударить его поводком и продолжать эту экзекуцию до полного закрепления рефлекса. Оставшиеся две недели мы занимались дрессурой. Так что когда Ивонины вернулись с гастролей, они не узнали своего питомца.
– Тамара Леонидовна, а почему после улицы Джонни бежит в ванную комнату и ставит лапки на край ванны?
– Чтобы лапки помыть с прогулки после улицы, Любовь Михайловна.
Перевоспитание Джонньки повысило кредит моего доверия, и папа сказал:
– Ну, что, Юля, когда за собакой поедем?
– Ты заешь, папа, наверное, не поедем мы за собакой… она ведь не игрушка… А вдруг у меня не получиться ее правильно воспитать.
Став взрослой, я поняла всю глубину педагогического замысла папы и мамы. Они подготовили меня к тому, что в жизни мы не всегда получаем то, что хотим и что с мечтами надо быть поосторожнее – а вдруг они сбудутся?!. Джонька с Нафаней приучили меня к ответственности за тех, кого мы приручили. А черепаха вместо собаки – это был урок стойкости и смирения перед неожиданностями и разочарованиями. Поэтому известие о финансовом кризисе я восприняла со стоицизмом, давно вошедшим в привычку.