В давние времена, когда планета была молода, деревья были большими, а трава была изумрудная, когда человек только недавно родился как человек, его взгляд его скользил по визуальному ряду как взгляд новорожденного ребенка. Он воспринимал окружающий мир и себя в нем, как единство.
Это уходило постепенно, но долго еще существовали обряды, подчеркивающие цельность существования, или способность возродить эту изначальную цельность, данную в акте творения, посредством ритуала, например с использованием полезных растений:
Ритуал повторяет творение, действующая в растениях "сила" обновляется через "перерыв" в профанном <то есть обычном> времени и возврат к первоначальному моменту космогонической полноты.
Мирча Элиаде "Трактат по истории религий"
Но время шло, человек все больше отделялся от окружающей природы, а природа все больше давила на него и отталкивала. Теперь он уже телесно и ментально противостоял ей - в той же мере, как противостоит ей любой представитель флоры и фауны - в виде жестокой борьбы за выживание во враждебной среде. Только в отличие от представителей животного и растительного царства он это знал.
Знает и теперь. Человек по прежнему борется не только с окружающей средой, но и с себе подобными, в группах - против других групп, вступая в союзы, взаимодействуя с участниками сопротивления, координируя с ними также и внешнюю экспансию.
И проблема отчуждения, так хорошо знакомая современной психологии, лежит именно в плоскости противопоставления субъекта "Я" и объекта - "не я". Все что "не я" неизменно несет опасность. И человек стремится заключить в свои объятия все, что как то отвечает его внутреннему содержанию. Своих родных и друзей, чтобы опять же это все составило в сумме все то же "Я", противостоящее остальному миру.
Темное наследие минувших первобытных времен по прежнему не отпускает человека. И все то, что несло опасность для жизни, было связано со страхом смерти, вызывало почтение, восхищение, а также смешанные чувства - благоговение-ужас и восторженные конвульсии, вызывало сильные эмоции - всему этому надо было поклоняться, чтобы подчинить или задобрить, найти общий язык. Гроза, поджигавшая лес, а вместе с ним и поселок, морской прибой в состоянии шторма, ночная тьма, полная таинственных звуков, даже скалы, отдельные камни и особенности ландшафта - все это было живо, осязаемо, вселяло тревогу и живой интерес. Все это было крайне важно и требовало признания.
Человек и тогда и теперь стремится создать фетиши в чуждом мире из того, что ему хочется задобрить или подчинить своему влиянию, чтобы раздвинуть границу своего "Я". И если древние семиты поклонялись богу бури и оплодотворения Баалу и богине земельного плодородия Беле, которые должны были защитить от неблагоприятного воздействия окружающей среды, то сейчас в фетиш возводятся экономические категории, позволяющие забыть о совести и чувствовать себя свободно и комфортно в то время как кто-то собирает бутылки или умирает от не оказанной медицинской помощи - возвести в фетиш саму форму экономического мышления, которое должно защитить от угрозы неудобных вопросов...
Первобытное сознание награждало явления грозной природы душой. То, что оказывало непосредственное воздействие на психику человека, таким образом принадлежало к классу живых существ.
Кроме явлений природы и разных видов ландшафта душа была и у крупных хищников, и у зловредных ядовитых гадов, непосредственным образом угрожавших племени. Львы, тигры, скорпионы, змеи - включались в пантеоны богов, были тотемными божествами. Люди гордились происхождением от какого-нибудь сильного, быстрого животного. Почитались также крупные животные, пусть и не очень агрессивные, но с которым нельзя было не считаться, мимо которых спокойно не пройдешь: слоны, носороги, на севере лоси. Знаменитый Шарабха индийского эпоса - лось, бегущий по глубокому снегу так быстро, что нельзя было не думать, что это волшебный зверь о шести или восьми лапах, летящий к звездам.
Когда-то то, что не могло ощутимо воздействовать на человека, суетливая мелочь, всякие суслики и мыши, способные зарождаться из плесени, как считалось в Европе и иная мелкая движуха под ногами не считалась одушевленной, другими словами - живой.
То, что нельзя было обожествить, хотя и несшее тревогу, всевозможные проблемы, "чужое" - тоже лишалось души. Так люди иного племени, говорящие на другом непонятном языке, со своими чуднЫми обычаями, обрядами, внешностью, повседневным бытом и богами - тоже причислялись к разряду неодушевленных и с ними можно было поступать так, поступает современный человек с куском дерева или железа.
Средневековые католические богословы всерьез спорили есть ли душа у женщины или же нет. Методы дознания по поводу колдовства и чародейства исключали всякую возможность думать, что у испытуемых есть душа, и они могут чувствовать боль. А протестантские пасторы благословляли перевозку черных рабов из Африки на американский континент, отказывая африканцам в наличие душевной организации.
Теперь - это отношение, когда хотя и в разбавленном или, можно сказать сублимированном виде, существует в виде социального расизма.
Частная собственность, право частного лица распоряжаться судьбой и жизнью зависимых индивидов, хотя и стыдливо прикрываемая демократической демагогией, озаряемая вспышками профсоюзной активности, деление общества на враждебные классы, хотя и тоже тщательно скрываемое - все это тема докатившаяся к нам от тех далеких времен, когда человек еще только наполовину вышел из животного состояния. И можно было спокойно считать зависимых существ если и людьми, то не совсем людьми, а существами более низкого порядка.
Это рудименты иерархического строения животного мира, где мерой успеха и самоуважения является хитрость и сила, способность эффективно растерзать конкурента. Много полезных червячков, корешков, плодов, дичи, рыбы, земли, рабов, орудий труда, яхт и замков на лазурных берегах - знак хорошего тонуса. В этом мире взаимоотношения по прежнему строятся на господстве и подчинении. Где вопрос о том, есть ли у зависимого существа душа или ее нет - просто не стоит, а эти зависимые наемные трудящиеся просто расходный материал, практически бездушные объекты экономического процесса и материального прогресса. Это люди просто по внешности, но не в существе своем, или не совсем люди.
Так о чем же рассказывает нам геральдика на самом деле?
Да, с одной стороны это дань истории, прошлому, без которого нет и будущего, все так... Но герб страны, города или рода изображает, как правило, и тотем, тотемное животное, с которым чувствует родство по каким-то тайным признакам человеческая группа, объединенная этим символом.
Все эти грозные львы, орлы, единороги, геральдическое нагромождение животных символов, реальных и фантастических, призванные запугать врага и вселить отвагу в "своих", воздействует на их родовое бессознательное начало, укрепляет животный эгоизм, групповой или индивидуальный. Это символы подсознательных животных начал в человеке, которые продуцируют вовне только унижение или "доблесть" в готовности растерзать жертву, только угрозу или готовность униженно пресмыкаться перед этой угрозой.
Где-то тут и странные желания некоторых американских ревнителей защиты животных, доходящие до того, чтобы бороться за избирательные права для собак, кошек и обезьян. Может это признак какой-то высшей, рафинированной человечности? Нет, это опять же признак того, что человек просто еще не стал человеком.
Да, человек давно уже отделился от природы как целого, взгляд его фиксирован и точен, но он по прежнему часть животного царства и отделится только тогда, когда перестанет быть социальным животным, а станет по настоящему homo sapiens`ом. По настоящему свободным. Когда исчезнет социальный расизм, как рудимент "цивилизованного" животного состояния.
Когда исчезнет "священное право частной собственности" - право на эксплуатацию себе подобных - одновременно и результат и причина социального расизма.
А что такое свобода? Животные не обладают свободой, или если обладают - но только ограниченно, если не принимать конечно за проявления свободы возможность бегства в свою нору или антиобщественное поведение и образ жизни.
Свобода - это способность поступать тем или иным образом не по зову инстинкта, а сознательно. Не следовать покорно неосознанным побуждениям, которые толкают в спину, бурлящими в глубине неконтролируемых животных страстей, в том числе страсти наживы, а четким и ясным целям.
Человека отличает от животного понятие гуманизма и способности поставить себя на место другого. Понимать другого как самого себя. Способность к альтруизму и служению обществу.
Но какой может быть гуманизм, если все еще благородство, это не само по себе благородство, а качество, отделяющее человека от других, неблагородных, причина гордыни и самодовольства, хоть и, в отличие от феодального прошлого, и скрытая под маской щедрой благотворительности, "выборами" и законами о формальном равноправии. Чем мы отличаемся принципиально от шимпанзе и горилл, которые тоже в своих сообществах соблюдают иерархию и ведут борьбу за статус?
Частная собственность, сословно-имущественная иерархия современности, мафия в правительствах, власть корпораций, забвение интересов массы людей в угоду меньшинству, роскошь и голод - все это свидетельство того, что человек еще не перешагнул ту границу, которая отделяет его от животного мира. Ведь там, среди пушистых и зубастых, ползающих и летучих - иерархия, подчинение и господство, как и эксплуатация себе подобных ради шкурного интереса не считались бы чем то недопустимым.
Что у нас есть на сегодняшний день?
Повсеместное непонимание наемным работником, от дворника и айтишника, и от сторожа до начальника отдела в банке, с энтузиазмом пашущих на дядю, того, что его состояние не достойно человека - это все еще животная фаза развития, которую мы все никак не преодолеем.
Непонимание работодателем того, что всякое своевольное принуждение, экономическое или внеэкономическое - это абсолютно аморально для людей, хотя и приемлемо для животных.
Я конечно ни в коем случае не призываю отказаться от работы, которая есть. Это просто глупо. Я и сам нахожусь в том же положении как и все. Но работать с пониманием - совсем не то, что работать как вьючное животное без этого понимания.
И опять о геральдике - советский герб, освободившийся от звериной тематики - это не случайность. Человек человеку тогда был больше не волк, не конкурент, а друг, товарищ и брат. В 20 веке, настоящий коммунист был современником живущих людей.
Сейчас в 21-м, снова отбросившем нас в тьму невежества и обскурантизма - это снова человек, опередивший свое время, как какой-нибудь Джон Лилберн, среди грязи, жестокости и животного эгоизма 17 века видевший путь к гармоничному, чисто человеческому будущему.