Стоянка поезда заканчивается, и мои попутчики возвращаются в купе. Среди них шумная дама средних лет, которую зовут Нина. На каждой остановке она выходит на улицу и возвращается то с ведром клюквы или картошки, а то с ароматной связкой сушёных грибов. Сейчас Нина появилась с целлофановым пакетом, сквозь прозрачную кожу которого, виднелись аппетитные жареные пирожки. От золотистых, густо промасленных пирожков шёл пар, и попутчица предложила нам устроить чаепитие. Все с готовностью поддержали эту идею. Но нас ожидало разочарование, пирожки оказались с прокисшей картошкой. Нина была очень огорчена. Она собрала все пирожки обратно в пакет с намерением скормить их собакам на очередной остановке. Один из попутчиков сообщил, что эти пирожки пекут заранее, а потом в течение длительного времени продают, предварительно разогрев в микроволновке, чтобы придать им товарный вид. Нина припомнила, что купила их у бойкой старушки, пожалев её как старого человека, вынужденного в мороз бегать по перрону с тяжёлой корзиной в руках.
- Ей же помирать скоро, как люди греха не боятся? - недоумевала она. - Правда, недорогие пирожки, раньше такие пять копеек стоили.
А я вспомнила другую дорожную историю.
Мы с сыном возвращались из путешествия по Байкалу. В пути мы были уже более двух суток и съестные припасы, взятые из Иркутска, заканчивались. Утром на очередной остановке я вышла из вагона в надежде купить, что-нибудь на завтрак. Следом за мной спрыгнул на перрон попутчик из соседнего купе – Толян. Это весёлый, добродушный молодой человек, вокруг которого по вечерам собиралась вся молодёжь нашего вагона. Мы направились к небольшому базарчику, вытянувшемуся вдоль перрона. За длинным дощатым прилавком стояли пожилые женщины. У них были на продажу малосольные огурчики в эмалированных вёдрах, молодая морковь, туго связанная в пучки, дымилась горячая картошка, посыпанная укропом. Стояли лукошки со смородиной и малиной, банки с молоком, бруски копчёного сала дразнили неповторимым ароматом. Мы медленно двигались вдоль этого изобилия, приценивались. Вдруг наш поезд дёрнулся, и я вернулась в вагон. Обернувшись, я увидела, что старушка, около которой остановился Толян, накладывает ему, что-то в газетный кулёк. Я крикнула попутчику, чтобы он поторопился. Молодой человек поспешно сунул деньги продавщице и присоединился ко мне. Поезд медленно тронулся. Старушка, у которой Толян покупал картошку с огурцами, вдруг замахала нам руками, вышла из-за прилавка и побежала за нами. Мы недоумевали. Поезд тихонько ехал, будто ожидал, что же будет дальше. Бабушка бежала за вагоном, смешно семеня ногами, обутыми в домашние тапочки. Когда расстояние между нами несколько сократилось, она закричала Толяну:
- Сынок! Сдачу, сдачу забыл!
Толян небрежно отмахнулся, но запыхавшаяся старушка продолжала бежать, протягивая руку. Поезд тем временем стал ехать резвее, и старушка с отчаянием в голосе закричала:
- Сынок! Как же умирать-то с долгом? Чай не увидимся боле!
Поняв серьёзность ситуации, Толян присел на нижней ступеньке подножки, и повис на одной руке над перроном. Старушка из последних сил рванулась вперёд, а Толян в это время выбросил руку ей навстречу. Их руки на один миг соединились. Бабушка остановилась, тяжело дыша, и стала удаляться от нас. Мы видели, как она устало побрела на своё место, едва переставляя ноги. Толян, поднявшийся с подножки, разжал ладонь, и на ней, тускло блеснула пятикопеечная монета. Парень показывал всем монетку и хохотал:
- Вот кого в сборную нужно брать! Видали, как бегать надо! - с восторгом кричал он.
Этот эпизод широко обсуждался в нашем вагоне. Молодёжь считала, что из-за пяти копеек не стоило так рваться и рисковать. На эти деньги можно только пирожок купить. А старые люди жалели пожилую женщину. В одном сходились все, бабушка очень совестливый человек. Старушка боялась греха, и она от него убегала, догоняя поезд. Конечно, любой грех можно исповедать, но совесть спросит тебя, какие усилия ты приложил, чтобы не согрешить. Что ты ответишь ей на это?
Как часто мы сдаёмся греху без боя, успокаивая себя тем, что грех маленький, пятикопеечный, Господь простит. И множество оправданий для себя находим: поезд тронулся, ноги больные, да и неприлично старому человеку так бегать и всех смешить. Подумаешь, порченый пирожок продала, ему цена всего пять копеек, собакам отдадут, если не нравится. А потом этот грех быстро забывается, потому, что маленький, пятикопеечный, а вот уж и другой на подходе и опять маленький. И покрывается душа этими пятикопеечными грехами как плесенью, сквозь которую трудно пробиться росткам добродетели.
Я часто вспоминаю глухой полустанок, старушку в домашних тапочках, бегущую за поездом и весёлую физиономию Толяна, который кричит нам всем - «Видали, как бегать надо!» От грехов, хочется добавить мне.
© Елена Шилова
2005 год, ноябрь
- Маленькая повесть о первой и последней любви "Свадьба"