Выхожу один я на дорогу;
Сквозь туман кремнистый путь блестит;
Ночь тиха. Пустыня внемлет богу,
И звезда с звездою говорит.
Как вы думаете, отчего мы сегодня цитируем Лермонтова? 22 сентября 1764 года в Российской империи были введены верстовые столбы — специальные дорожные знаки, отмерявшие расстояние на почтовых дорогах. Они были нужны, чтобы точно рассчитывать время на дорогу от одного пункта до другого — вот сейчас мы для этого открываем Яндекс-карты, а раньше были столбы.
Но с точки зрения поэзии нас, конечно, больше интересуют дороги — на самом деле это один из главных образов и символов в поэзии на любом языке, не только на русском. Дорога — прозрачная метафора жизни вообще, так что по стихам о дорогах можно, в принципе, смело ставить диагнозы. Вот Лермонтов, которого мы процитировали в самом начале, не просто описывает ночную прогулку, он размышляет о своей жизни, которая кажется ему бессмысленной — но такой же бессмысленной кажется ему и смерть.
Дорога — это не просто нить, протянутая из пункта А в пункт Б. Это всегда путь, преодоление — и в поэзии дороги редко бывают окружены ореолом веселья и радости. Вот Пушкин в своей «Зимней дороге» откровенно скучает и томится от однообразия пейзажа — видимо, и в жизни в момент написания стихотворения поэта снедало уныние:
Грустно, Нина: путь мой скучен,
Дремля смолкнул мой ямщик,
Колокольчик однозвучен,
Отуманен лунный лик.
Прыгнем в следующее столетие — и тут Пастернак со стихотворением «Дорога». Поэт прямо сравнивает дорогу с жизнью, и ведь мы действительно так и говорим: «он пошёл в гору», «он покатился по наклонной». Жизнь стремится «вверх и вдаль» — но ведь двигаться вверх всегда труднее? Вот вам и мотив преодоления.
Вперед то под гору, то в гору
Бежит прямая магистраль,
Как разве только жизни впору
Все время рваться вверх и вдаль.
Но у всякой медали есть две стороны, а у всякой дороги — свой конец. Поэтому дорога может символизировать не только жизнь, но и смерть, конец всего. Так происходит у Марины Цветаевой: старая дорога становится путём забвения, стирающим всякую память о человеке. По ней бредут слепцы — и сами постепенно становятся невидимками:
Бредут слепцы калужскою дорогой, ―
Калужской ― песенной ― прекрасной, и она
Смывает и смывает имена
Смиренных странников, во тьме поющих Бога.
И, если у Цветаевой дорога скрывает прошлое за спиной путника, у Сергея Есенина она скрывает неизвестность будущего впереди. Есенин спрашивает у «серебристой дороги», куда она ведёт — и сам даёт неутешительный ответ, понимая, что у всего, в принципе, есть только один настоящий конец:
Дай ты мне зарю на дровни,
Ветку вербы на узду.
Может быть, к вратам Господним
Сам себя я приведу.
А что дорога значит для вас? И какое видение дороги из тех, что мы обнаружили в поэзии, вам ближе?