Третья часть истории одной семьи и история нашей страны. Здесь была первая часть, а здесь - вторая.
Война… Николаю Петровичу позвонили рано утром. Не позавтракав, наскоро успокоив жену, он выбежал на улицу. До завода добирался больше часа – не удавалось поймать попутку. Вопрос был серьёзный – переход на выпуск военной продукции. Планы выпуска и технологические нормы составлял в своё время Николай Петрович, так что без него обойтись не могли. 22 июня (да, прямо в воскресенье) началась остановка непрерывного цикла в большинстве цехов, 25 июня началась отгрузка продукции военного назначения. До середины августа завод работал, как часы. Потом началась мобилизация, рабочих рук стало не хватать. Пришлось брать женщин и детей, на вредное опасное производство. Появились несчастные случаи, в том числе и со смертельным исходом. Выпуск продукции падал, несмотря на 12-часовой рабочий день. В сентябре завод практически встал – стали готовиться к эвакуации.
Промышленную зону с середины сентября бомбили регулярно. Была полностью разбомблена сборная станция, сильно пострадали два цеха. Эвакуироваться Николай Петрович отказался, вступать в диверсионный отряд – тоже. Он продолжал руководить остатками производства, готовил к взрыву завод, в строительство которого вложил много сил и знаний. Наконец наступил день, когда Николай вышел из дома, запер входную дверь и в сопровождении сотрудников НКВД выехал на завод – проконтролировать взрыв. Затем его, жену и младшего сына Эрнста на полуторке увезли на восток.
Судьба сделала интересный поворот, его эвакуировали в родной город и разместили в бывшем доходном доме его отца! Пользуясь случаем, он навестил могилу отца и сестёр, проверил тайник, который отец подготовил ещё до революции. В тайнике был дневник отца, письма и драгоценности. Ничего брать Николай не стал. В драгоценностях он не нуждался, а дневник мог попасть в чужие руки.
Его устроили на работу на бывший завод его отца, впрочем, он проработал там недолго – после зимнего контрнаступления его опять позвали восстанавливать взорванный им же завод. Взорвал он хорошо, качественно. Впрочем, уже к концу 1942 года начался выпуск продукции, а с 1943 года стали возвращаться эвакуированные сотрудники.
Квартира Николая встретила его и семью раскуроченной дверью. Всё, что они не взяли с собой, исчезло, даже мебель. На полу гостиной валялись десятка три книжек – остатки библиотеки. Впрочем, ни Николая, ни Марию, ни Эрнста это сильно не расстроило – барахло можно нажить заново. Позже Николай, будучи в гостях в квартире одного товарища, увидел у него шифоньер, очень похожий на тот, что был украден. Но претензий не предъявлял.
Эрнст в 15 лет пошёл на завод. Не станкам и агрегатам – там место для неграмотных детей работяг, тех самых, что травили Эрнста в школе, завидуя его успехам и способностям. Эрнст, помимо обучения в школе, много занимался дома и знал намного больше, чем его ровесники. Имел талант математика, разбирался в механике и химии. Да, он помогал настоящим специалистам в управлении завода. От призыва в 1944 году у него была бронь.
Старший сын Николая, Дмитрий, перед войной поступил в ЛЭТИ, в Ленинграде же встретил войну. Своей основной задачей Дмитрий считал учёбу. По этой причине он не пошёл добровольцем на фронт, не стал записываться в разные патрули и отряды. Зачем? Он никогда не держал оружия в руках и просто стал бы пушечным мясом. Патрули – это потерянное время и силы. Специалистом так не станешь. Дежурство на станции радиоперехвата – это другое, в этом Дмитрий участвовал, равно как и в обслуживании систем оповещения.
Голод зимы 1941/1942 годов в блокадном Ленинграде Дмитрий вспоминал долго. В очереди за пайком он стоял, закрыв глаза, чтобы не видеть хлеба. Так меньше хотелось есть. Кусок хлеба он съедал вечером, щедро запивая кипятком, чтобы голод не мешал спать. Каждый кусочек эрзац-хлеба он тщательно разжёвывал, в кашу. Дмитрий не пытался найти еду другим способом, только то, что давало ему государство. Весной 1942 года Дмитрий был включён в списки эвакуируемых из блокадного города. Оставались комсомольцы, но Дмитрий, как и отец, выбрал линию политического нейтралитета.
В Средней Азии Дмитрий продолжил учёбу. В 1944 году, после окончания курса, Дмитрий прошёл медкомиссию в военкомате и был признан негодным к службе – последствия голода и травма во время бомбардировки давали о себе знать. Настаивать на участии в войне Дмитрий не стал, не стал и выбирать распределение, положившись на мнение комиссии. Его отправили в европейскую часть, в распоряжение обкома, на спецсвязь.
Вот так получилось, что никто из семьи не участвовал в Великой Отечественной войне. Угрызений совести и комплексов по этому поводу ни Николай Петрович, ни Дмитрий, ни Эрнст не испытывали. В конце концов, они приносили пользу стране, так, как действительно могли.