Найти в Дзене
я ваще-то писатель

Внутри двойной сплошной

Этот рассказ о том, как за нерушимыми стенами убеждений появляются пространства для их переосмысления

Когда я засыпаю, я вижу этот длинный коридор. Я привык к коридору, он снится мне сколько я себя помню. Вдоль красных стен ряд приглушенных ламп приветливо освещает путь. Есть лишь темные пятна в дальнем углу, где лампа порой мигает. Коридор дышит ощущением безвременности. Как будто он был всегда или по крайней мере с 50-х. Этот налет времени различим в запахе промышленных очистителей, которыми скребли ковры этого коридора за несколько часов до того, как я засну. Не вымывающийся запах сигар, впитавшийся в обои, гордо заполняет собой коридор, приглашая присесть в размашистое кожаное кресло в углу, щелкнуть пальцами и взять с золотого подноса хрустальный бокал солодового виски.

В коридоре тепло, знакомо и вот-вот придут мои хорошие друзья.

—Бирма, вставай, мать твою!

Я открываю глаза, ловя на груди брошенную Сержантом каску. Парни вокруг меня спешно собирают снаряжение.

—Тридцать секунд у вас, засранцы. Если я не увижу ваши белые задницы у БТРа, вы всю дорогу отжиматься будете.

Сержант пинает мою койку, хотя я уже с нее встал.

—Сержант, я ведь даже не белый, — устало расстраивается Джефферсон. Он и правда не белый, — как мы вообще в дороге…

Уже покидавший казарму сержант, развернулся, мгновенно заморозив комнату:

—Хочешь особого отношения, Джефферсон? — Сержант воткнул свой взгляд в солдата, — тогда будь, мать твою, особенным.

Отведенные нам тридцать секунд вновь начали таять, так что каждый из нас сглотнул и продолжил собирать вещи.

—Что ему сегодня в жопу забралось, Рич? — Я повернулся к соседу. Тот усмехнулся, завязывая ботинок.

—Хаджи разъебали наших в Фаллудже. Вся база на взводе, — Рич улыбнулся и толкнул меня в сторону выхода, — может и нам чего перепадет.

Отряд выстроился перед броневиком, и Сержант прошелся мимо нас два раза, прежде чем хмыкнуть и отчеканить:

— Час назад оперативники “Блэкуотер Секьюрити” попали в засаду и были убиты иракскими повстанцами. По оперативным данным, лидер нападения был одет в синий тюрбан и скрылся на белом джипе в направлении Эль-Хадиты.

—В синий тюрбан? — Не выдержал Джефферсон, — Да вся песочница в этих синих тюрбанах, сэр!

—А ты на кой хер военная разведка, сынок, если ты нужный тюрбан в своей заднице найти не можешь? — Угроза наверняка звучала логичнее в голове карьерного пехотинца, но у Рича она вызвала неуместный смешок.

—Что такого смешного, Уолл-Стрит? — Сержант молниеносно переместил свой взгляд с недоумевающего Джефферсона на второго по говорливости солдата в нашем отряде. Вторым Рич был лишь потому, что терял всякую спесь, стоило лишь гневу Сержанта обратиться на него. Криптонит знакомый лишь сыновьям строгих отцов.

—Ричи-Рич радуется возможности поистреблять крыс, что покушаются на яблочный пирог его родины, сэр, — встрял я, — настоящий бойскаут, сэр. И все такое, сэр.

Сержант смерил нас троих взглядом и сплюнул сквозь зубы:

—Третий тур с вами мучаюсь. В машину, клоуны.

Я вел за нас с Сержантом счетчик вербальных побед. И пока что в третьем туре вел я.

По дороге разговор Рича и Джефферсона привычно перетек в спор:

—Знаешь что, Уолл-Стрит, — Джефферсон хлопнул себя по шлему, будто вспоминая что-то очевидное, — а я понял почему ты так печешься об этих наемниках. Блэкуотер — это частная компания. Твой папаша — владелец частной компании. Эти парни тебе буквально родня.

—А тебе они не родня, Джефферсон? — Со знакомым азартом капитана по лякроссу Рич набросился на выигрышный аргумент, — Это на наших парней Али Баба напал, а не на кого-то. Или тебе плевать кто погибнет, если он не в твой униформе?

—Ой, только не это опять, — заныл я. Эти двое ни одной миссии не могли провести, чтобы не начать спорить о том, где лево, а где право.

—Что? Джефферсон делит людей по цвету их формы, — с еле скрываемой улыбкой заявил Рич, — Не знаю насчет тебя, Джонни, но, по-моему, это определение для слова на букву «Р».

Я перевел взгляд на Джефферсона. Тот разминал костяшки пальцев, как будто отсчитывал сколько раз Рич использовал против него этот трюк

—У тебя всегда все прямо и просто, а, Уолл-Стрит? Жизнь, свобода и стремление к счастью. Ну, а уж в свободном обществе сливки сами всегда поднимаются наверх, так?

—Ох, опять ты про свою борьбу классов, — Рич откинулся к стенке броневика, — Они первые начали. Отцы-основатели завещали нам свободу, а они ее настолько ненавидят, что пристегивают своих хаджей к самолетам и отправляют прямиком в символ свободного мира.

—А, значит, в отличие от нас, их отцы-основатели просто используют своих сыновей как пушечное мясо?

Ричи поперхнулся смехом:

—Джонни, может ты ему скажешь?

—Неа, — я нарочито устроился поудобнее на своем месте и жестом провел между солдатами воображаемую границу, — Я буферная зона, старина, я Швейцария.

Рич усмехнулся еще раз, но Джефферсон продолжал ждать ответа:

—В отличие от тебя, гражданская служба, — Ричи посерьезнел, — мне не пришлось дожидаться звонка Дяди Сэма, чтобы пойти защищать свою свободу. Я сам ему позвонил.

Джефферсон подался вперед.

—Раз уж ты такой близкий друг Дяди Сэма, может ты мне расскажешь, почему в отряде Блэкуотер было только четыре бойца, а не шесть, как в контракте, а, Уолл-Стрит?

Машина встала и со стороны пассажирского сидения, вслед за стуком по броне раздался голос Сержанта:

—Выдвигаемся, бойцы. Водитель заметил СВУ. У-мать твою-ра.

Броневик остановился там, где когда-то начиналась Эль-Хадита. Заслонив алое небо большинство разбитых во время вторжения фасадов осуждающе смотрело на нас пустыми глазницами окон, а улицы привычно осиротели. По телу пробежала дрожь от мысли, что враждебная тишина становилась привычной.

Мы заняли оборону вокруг броневика, и Сержант долго всматривался в прямой путь до нашего пункта назначения, перекрытый самодельным взрывным устройством.

—Чисто, — спустя несколько минут гаркнул Сержант, — Джефферсон, проверь что там.

Джефферсон убрал винтовку за спину и достав нож зашагал к взрывчатке.

—Немного напоминает эти узкие коридоры, которые простаивали в средневековых замках, а, Джонни? — Ричи качнул головой в мою сторону, не переставая сканировать окна дулом автомата, — В которые загоняли осаждающих, знаешь? Чтобы поливать им на голову масло.

—А у тебя ни дня без забавного факта о западной культуре, Рич, — ответил я, пытаясь не моргать от стекающего со лба пота.

—Сержант, это наша, — подал голос Джефферсон, — какой-то умник тут всю дорогу заминировал.

—Твою ж мать, — сплюнул Сержант, — Ладно, я вызываю саперов. Джефферсон, ты со мной. Бирма, бери Уолл-Стрит и проверьте улицу слева.

Я проследил за жестом Сержанта — улица слева мгновенно стала темнее и уже.

—Почему Бирмингем всегда первый, Сержант? — Крикнул Рич, следуя за мной в коридор между домами.

—Потому что как ты покажешь отцу медаль за отвагу и станешь наконец настоящим мальчиком, если схватишь пулю, Уолл-Стрит? — Раздалось позади нас, и я скрепя зубами приписал Сержанту очко в счетчик вербальных побед.

Я остановился у стены и закрыл глаза, чтобы быстрее привыкнуть к темноте. Несмотря на пыльную гарь, в воздухе различался запах новой краски. Краска не разжимала когтей даже находясь на отвалившихся от стены кирпичах. Ей не могло быть больше пяти лет. Я задумался о том, как такая молодая краска могла обнаружить себя в ближневосточном гетто, среди запутанной паутины улиц и обезглавленных многоэтажек, рядом с этим поверженным деревянным стулом и чайным столиком.

Рич толкнул меня в плечо:

—Вперед, Джонни, нам еще этого тюрбана искать.

Мы начали продвигаться по улице. Стояла тишина, в которой безошибочно угадывалась рукотворность. Как будто улица играла в прятки, задерживая дыхание чуть сильнее, когда водящий приближается.

—Да уж, парням во время вторжения повез…, — Рич осекся, когда я зыркнул на него из-за плеча, — Что? Перестань красться, 75-й полк тут все раскатал еще год назад. Тут даже электричества нет.

—Да уж, — пробурчал я под нос, продолжая двигаться вдоль извилистых стен, — держу пари, местный родительский совет только нас и ждал, чтобы отблагодарить за то, что мы навсегда оторвали их детей от телека.

—Брось, откуда здесь дети? — Пожал плечами Рич.

Разбилось стекло. Рич и я вскинули автоматы в сторону первого этажа дома напротив. Темный проем манил, как асфальт, если смотреть на него с крыши достаточно высокого здания.

Я кивнул, и засеменил к стене у входа, Рич прижался рядом. Я жестом приказал ему прикрывать меня и шагнул внутрь.

Коридор разветвлялся на несколько комнат. Как учили, я разрезаю пирог, уверенно проводя ствол по углам обзора. На кухонном столе остывают тарелки, около кресла в углу едва заметно тлеет сигарета. В конце коридора, на стене качается алый солнечный зайчик

Сжав рукоятку крепче, я направляю автомат в дальнюю комнату.

Сначала я вижу опрокинутый столик, луч света, отскакивающий от осколков разбитого стакана, а затем руку на плече ребенка. Рука уводит ребенка за спину стоящего передо мной мужчины в синем тюрбане.

Автоматический посредник Дяди Сэма в моих руках знакомит наши взгляды.

Дети, а их двое, вжимаются в отца, пока мой палец ползет к курку.

—Джонни, твою мать, что там у тебя? — Подает голос Ричи.

—Ничего, — Я опускаю ствол и медленно возвращаюсь в коридор, — Крысы.

По возвращении к броневику Сержант сообщает нам с Ричи, что саперы не приедут:

—Гребаный цирк, а не армия. У-мать его-ра, — Сержант сплевывает на песок и вращает пальцами в воздухе, давая понять, что нам, как представителям армии, лучше скрыться в броневике.

Когда шум двигателям позволяет нам наконец-то поговорить свободно, Джефферсон приставляет два пальца к виску и спускает курок:

—Вы бы его видели, парни. Когда штаб приказал возвращаться на базу, он чуть очередь по домам не разрядил.

—Твою мать. Теперь-то он точно на нас отыграется, — Процедил сквозь зубы Рич.

—Похоже, что всех с патрулей снимают, — покачал головой Джефферсон, — как бы эти дураки не придумали какую-нибудь «миротворческую операцию».

—Всех? — Воодушевился Рич, — Джонни, ты слышал? Ставлю сто баксов, штаб готовит атаку.

—Заткнись, Уолл-Стрит, — огрызнулся я, собираясь проспать к чертовой матери всю дорогу до базы, но в наступившем молчании сон не шел.

На базу мы вернулись глубокой ночью, так не проронив и слова. Лишь оказавшись в казарме, когда Джефферсон и Рич вновь принялись за старый спор, я смог уснуть.

Я прикоснулся к знакомой стене коридора, и она поглотила мои пальцы в своей красной вязкости. Когда я убрал ладонь, стена потянулась за мной. У воздуха был металлический привкус и запах гари. Я побежал вперед. Коридор становился короче, пока наконец я не уткнулся в тупик.
Стекло разбивалось. Стены двигались, открывая за собой зияющие дыры проемов, лампы падали одна за одной, светящимися в лучах солнца осколками.

Открыв глаза, я понял:

—Это не коридор. Это лабиринт.