Вечером на крыльце одинокого дома на окраине деревни было особенно холодно и пусто. Тишину, изредка прерываемую лишь редким стрекотом сверчков и голосами ночных птиц, утопающих в густом сумраке послезакатного вечера, слушал лишь один человек, устроившийся в кресле и прячущий нижнюю половину лица в высоком горле потрепанного вязаного свитера.
Когда приятная вечерняя прохлада сменилась холодом мрачной осенней ночи, человек тяжело поднялся со своего места и вошел в дом, закрыв за собой дверь.
Он был одинок. Не было у него ни семьи, ни друзей, с соседями знакомств он не заводил, да и те всячески сторонились молчаливого мрачного старика-затворника из полуразрушенного дома, в гордом одиночестве возвышавшегося рядом с полосой негустого хвойного леса.
Стены дома, обклеенные пожелтевшими от старости обоями, были увешаны множеством черно-белых фотографий, под потолком висели уже давно остановившие свой ход часы. В воздухе витал дух одиночества. Даже пошарпанный матрас скрипел своими пружинами, словно вздыхая по давним выцветшим воспоминаниям о том, как этот дом был полон жизни, пах увешанными над входом ветками можжевельника и еловой хвоей из близстоящего леса.
От стен эхом отразился едва слышный старческий вздох. Шаркая босыми ногами по деревянному полу, мужчина вошел в тесную комнатушку с маленькой кроваткой у стены. Медленно пройдя к противоположному краю комнаты, старик оглядел внимательным взглядом обои с побледневшим от времени незамысловатым цветочным орнаментом, пока его взгляд не наткнулся на запись, выведенную на стене скособоченным детским почерком: «Что мне нужно, чтобы стать счастливым?..»
Деньги? Слава? Всеобщее признание? Любовь?
Мужчина провел худыми морщинистыми пальцами по надписи так осторожно, словно боялся, что она исчезнет от одного лишь прикосновения сухой старческой руки. Он по-прежнему не знал, что нужно было ему, чтобы стать счастливым.
Усталость вскоре заставила его колени подкоситься. Вновь судорожно вздохнув, старик прилег на кровать, неуклюжими движениями непослушного старческого тела кутаясь в колючее шерстяное одеяло.
Он прожил эту жизнь, сейчас, в это мгновение невыносимо остро, намного острее чем когда бы то ни было, чувствуя свое одиночество.
Он нуждался в чем-то. В чем-то эфемерном, неясном даже для него самого, в чем-то, что люди издавна прозвали счастьем.
Кровать вновь жалобно скрипнула под весом лежащего на ней человека, но вскоре вновь затихла. Старик перевернулся на спину и безотрывно уставился в потолок, покрытый мелкими трещинами и пылью.
Прямо как восемьдесят лет назад...
***
Солнце каждое утро беспечно пробивалось в маленькую детскую комнатку, наполняя ее светом, теплом и едва ощутимым запахом травы и цветов.
Мама встала еще до рассвета и, застегивая тонкий рабочий халат, вышла в хлев кормить скотину. Витя не слышал ее мягких шаркающих шагов, пробравшихся наутро в его комнату, не слышал и скрипа отворяемой настежь форточки, лишь бессознательно поплотнее кутался в теплое ватное одеяло.
Уже после, проснувшись, Витя видел беспокойно бившуюся в оконное стекло бабочку и вновь закрывал форточку перед тем, как выйти в гостиную.
За столом сидели мама с бабушкой, что-то увлеченно обсуждавшие, глядя в газету. Витя считал чтение газеты скучным занятием, но, следуя примеру взрослых, часто доставал из скрипящего дверцами шкафа давно прочитанную – и перечитанную – книжку и, забираясь с ногами на диван, открывал ее на произвольной страничке, углубляясь в чтение. Близился обед.
Мама у Вити была удивительно красивой. Ну, конечно, так считал только он, исподлобья наблюдая за ее суетливыми движениями и слушая ее голос, раздающийся из кухни. Мальчик не мог точно объяснить, что именно он считал в матери привлекательным. Уставшее лицо ли, шершавые руки или веселую оживленность, блестящие на свету волосы или приятно пахнущую одежду – все это составляло для него теплый, уютный и красивый образ мамы.
Отца Витя не знал, вернее, не помнил. Весь его мир состоял из мамы, бабушки и дедушки, живущих в тёплом, пропитанном солнечным светом доме. В школу он еще не ходил, а деревенских детей не знал даже в лицо, все свободное время проводя дома. Не было в его жизни большего удовольствия, чем любимая книга, долгие вечерние разговоры за столом и редкие прогулки по полю с бабушкой.
Вечером он вновь устраивался на кровати, вновь брал книгу из шкафа, вновь открывал ее на произвольной странице и вновь читал, завернувшись в колючее шерстяное одеяло. Временами мама, устроившись рядышком, просила его прочитать что-нибудь вслух, и Витя читал тогда с особенным усердием, иногда, увлекаясь, повышая голос так, что дедушка, сидевший в гостиной, строгим голосом просил его читать потише. Мама на это только посмеивалась, а Витя, обижаясь, поджимал губы, но продолжал читать, демонстративно понизив голос.
Школьные годы для него начались легко, а в первом классе он, уже давно научившись читать и писать дома, самодовольно выпячивал грудь и явно чувству свое превосходство перед одноклассниками. Это чувство гордости за самого себя и радость мамы, гордившейся его знаниями, делало мальчика неописуемо довольным и гордым собою.
Тяжело вспомнить, когда Виктор написал на стене этот злосчастный вопрос и когда по-настоящему задался им, но он продолжал неотступно преследовать его, занимать мысли и заставлял день за днем искать ответ.
В чем же заключается счастье?
А прогулки по лесу, чтение, походы в школу продолжались, постепенно выветривая из головы вопрос о счастье.
Зачем искать причины – думалось Вите – если он счастлив и без их осознания.
К девяти годам Витя с мамой перебрались в город, сменялись классы, за ними – школы, одноклассники, учителя, добавлялись проблемы, жизнь насытилась множество самых разных вещей, прогулки и вечернее чтение постепенно канули в Лету, но причины для счастья были всегда, вне зависимости от того, осознавал их Витя или же нет.
***
Ранним утром, едва разлепив сонные веки и протерев заспанные глаза, Витя услышал тихое:
- С днем рождения!
И осознал, насколько был счастлив.
***
За окном робко светило едва пробившееся из-за горизонта солнце, а ночью, как оказалось, выпал снег, припорошивший заросшие травой дорожки, крыши из старого потрескавшегося местами шифера и рамы окон, покрытые облупившейся темно-зеленой краской.
Витя приоткрыл заплывшие старческими морщинами глаза и улыбнулся:
-С днем рождения.
В этот миг ему показалось, что счастливее, чем он, не было в этом мире ни одного человека. Будто он был счастлив с самого рождения, и единственной и вечной причиной его счастья была она – его Жизнь.
Веки медленно опустились и Витя тихо уснул. На губах его сиял отголосок счастливой детской улыбки.