Всем известно, что древнегреческий юноша Герострат поджег храм Артемиды, чтобы обрести бессмертную славу. Герострат этого добился — мы помним его имя до сих пор. А десятилетний Леха прославился на весь интернат для детей-сирот в Тихвине, сам того не желая, — Леха не хотел славы, он наоборот старался быть как можно незаметнее.
Родители Лехи погибли в автокатастрофе, и мальчик вдруг из замечательной, роскошной, можно сказать, семейной обстановки (его отец был главным лесничим Тихвинского района) оказался в казенном месте. Можно представить себе весь ужас, который охватил мальчишку! Я с родителями Лехи был знаком, нередко гостил в их особняке под Тихвином на замечательном озере, и Леху прекрасно знал. После гибели его родителей я думал забрать его к себе на то время, пока его американский дядя, брат его матери, оформит опекунство, а это дело долгое и непростое — вывести ребенка за границу. Но мне не позволили, и ребенка поместили в интернат. Я старался мальчика навещать хоть иногда, но переселиться в Тихвин позволить себе не мог — работа.
И вот мне позвонили из интерната: «Срочно приезжайте, у Алексея проблемы». Как только мог быстро я понесся в Тихвин — у Алексея действительно проблемы, а у кого бы их не было на его месте! У парня только что погибли родители, его лишили его мира, в котором он живет с рождения, и — надо же — у него проблемы! Педагоги, которые не видят оснований для детских проблем, меня всегда пугают, и, видит Бог, я совсем не хотел доверять им мальчика.
Леху я нашел в кабинете директрисы этого приюта, директрису я нашел там же. Пышная дама со старомодной прической-халой перигидрольного цвета объяснила мне (при ребенке), что Леха — сумасшедший, что был тише воды, ниже травы, и она даже о нем забыла, а тут — не случайно в народе говорят, что в тихом омуте черти водятся — заставил весь интернат, да что там, весь Тихвин говорить о себе! Что теперь подумают об их интернате! Ей только комиссии не хватало, проблем с пожарниками на ее голову давно не было!.. И так далее все в этом духе.
Из не совсем внятной речи директрисы я уяснил, что ночью Леха попытался поджечь интернат, и, слава Богу, дежурный воспитатель его остановил в тот момент, когда мальчик поджигал зажигалкой веревки, при помощи которых открываются-закрываются форточки (помните такие?). Веревки не загорались. По- хорошему она, директриса, должна была вызвать психиатричку (психиатрическую «скорую»), которая бы с ним разобралась, но пошла мне навстречу.
Ясно, оценила ситуацию — поняла, что об этом сироте есть кому позаботиться. Господи, это как же живут те дети, у которых никого нет!
Под свою ответственность за сумму малую я забрал Леху из этого жуткого местечка — с законом будет разбираться мой адвокат, а парня я здесь не оставлю. Пока мы с ним шли к машине, пока ехали домой, я разговорил мальчишку и понял, что он ничего о том, что поджигал форточные веревки, не знает, кроме того, что очнулся с зажигалкой в руке оттого, что его трясли за плечи. И орали, но, как он говорит, крики стали слышны немного позже.
Что Леха — сомнамбула, я понял сразу, ничего другого тут и быть не могло. Бедный мальчик! Он и так перенес сильнейший стресс, а тут еще его грубо раз- будили!
Пока шли разбирательства, Леха жил у меня. Я забросил все дела, потому что сейчас больше всего во мне нуждался этот несчастный ребенок, неожиданно прославившийся на весь Тихвин, подобно Герострату, в качестве поджигателя. Я проводил с ним психотерапевтические сеансы, занимался психокоррекцией и тем не менее мальчик еще долго не мог прийти в себя, несколько раз по ночам он даже пытался в сомнамбулическом состоянии поджечь мою квартиру. Веревок на форточках у меня нет, поэтому Леха просто тыкал горящей зажигалкой в раму. Рама не загоралась. Я же не препятствовал — решил, что психика парня должна сама справиться с бедой, без лекарств и глубокого воздействия. Так оно и получилось.
Леха выздоровел, сейчас он уже два года живет в Америке, откуда пишет мне письма и зовет в гости.