От женщин мысли старика незаметно переключились на друзей. С каким замечательными людьми его сводила судьба, и как здорово, что общение с некоторыми из них переросло в дружбу. Где-то он прочитал фразу: «ЛЮБОВЬ МОЖЕТ ОБОЙТИСЬ БЕЗ ВЗАИМНОСТИ. ДРУЖБА — НИКОГДА». Как это верно, - подумал старик. Вспомнились слова знаменитого украинского путешественника Голтиса, которые он произнёс у него на дне рождения при самой первой их встрече в Николаеве: «У меня есть приятели, которые со мной по пять и более лет ходили в горы, делились последним сухарём. И вот они после похода не раз спрашивали: «Голтис, ну почему ты не называешь меня своим другом?»
«Я сразу этот же вопрос задал в космос», - сказал Голтис. «А оттуда ответ сразу по трём параметрам. Я не озвучиваю здесь, чтобы не обижать этих людей, но дружба должна быть взаимной».
Старик начал вспоминать друзей по мере того, как они приходили в его жизнь. Друзья юности: Володя Яницкий, Володя Кофман, Юра Скороваров.( Кофмана уже нет, умер в Германии от тоски по дочери, погибшей в автокатастрофе). Потом в училище Витя Лисьих, парашютист- перворазрядник, который и его приобщил к этому замечательному виду спорта. К сожалению, тоже умер в Канаде, возможно, свою роль сыграла и тоска по родине. Однокашник Гена Самойлов, с которым вместе не раз защищали честь училища в соревнованиях по лыжам. (тоже уже нет в живых — погиб на охоте). Боксёр Слава Лукашевич. Лёша Паршаков, Витя Савинов, Саша Викторенко, будущий космонавт и Герой Советского Союза и ещё целый ряд ребят с их курса, с кем дружба и взаимное уважение сохранились на долгие годы службы и пенсионной жизни после.
Потом в его жизнь вошли Алексей Сердюк, ставший впоследствии генералом и начальником Центра Морской авиации России, Тимур Апакидзе, впоследствии разбившейся на глазах всего аэродрома в гарнизоне Остров, его правый лётчик Юрий Лончаков, выполнивший три полёта в космос и ставший начальником Центра Подготовки Космонавтов им. Ю.А.Гагарина, его друг Игорь Ларьков и ещё ряд пилотов 12 омрап, включая Сергея Андреева и Анатолия Полонского, которые с его лёгкой руки стали лётчиками-испытателями и много добились на этом поприще.
Затем пришли врач Виталий Решетников, конструктор авианесущих кораблей Валерий Бабич, поэт и композитор Константин Фролов, банкир и писатель Борис Финкельштейн, известные путешественники мира Голтис и Виталий Сундаков, мастер каратэ и ножевого боя Олег Соколов, воин-монах Андрей, КВС самолёта «Аэрбас» А-320 пилот-инструктор Сергей Шевцев, а также читатели, которые стали друзьями: лётчик ТУ-160 подполковник Александр Быхалов, военный лётчик и линейный пилот на пенсии Риф Рафиков, воздушный стрелок-радист Галим Лукманов, авиационный инженер Галина Ацерова и её муж Николай, авиационный техник "Русских Витязей" Евгений Михно, ныне работающий в Гражданской авиации, вертолётчик и авиационный писатель Степаныч Казахский, а также другие, близкие ему по духу люди. Также много друзей у него и среди женщин, но они идут по отдельному списку.
В общем, Бог меня друзьями не обидел, - подумал старик, - но самыми близкими безусловно стали брат Владимир и моя милая жена Ирина, с которой я уже более двадцати лет шагаю по жизни рука об руку. Память, причудливо вспоминая различные эпизоды жизни, связанные с друзьями, вывела его на случай, который он назвал «ЭКСТРИМ ПО ВОЕННОМУ».
Как-то проездом через Москву мне попалась на глаза статья в газете: «Советский Спорт» «Жизнь и смерть дублёра». Помню, она была так написана, что пронзила до глубины души, о том, как жил и погиб лётчик-испытатель Александр Щукин. С нашего курса к тому времени разбилось десять человек. Последним был Олег Припусков. Их АН-124 «Руслан» потерпел катастрофу при заходе на посадку в Италии. Олег имел звание «Заслуженный лётчик-испытатель СССР». Бывая в семьях погибших, приходилось видеть, как порой быстро уходит память. Жёны уже по второму разу замуж вышли, дети уже другого дядю называют папой… И это нормально. Жизнь не стоит на месте.
Поэт Константин Симонов написал так о жене погибшего друга: «Её спасёт не мы, а тот, кто руки на плечи положит. Не зная мёртвого, придёт и позабыть его поможет».
Всё правильно, но всё-таки хотелось бы, что бы память о достойных людях сохранялась подольше и не только среди самых близких друзей. Поэтому взял я эту статью, приехал в гости к своему другу барду Константину Фролову и попросил: «Костя, напиши об этом лётчике песню». Прошёл год. Снова подошёл к Косте: «Ты же обещал». Он ответил: «Что-то стоящее не пишется, а « халтуру» писать не могу»… Тем не менее, Константин сдержал своё обещание. И вот как это было:
Когда мы с Тимуром Апакидзе служили в разных гарнизонах, я старался каждое лето приезжать к нему в гости, настолько было сильно обаяние его личности. Мне просто необходимо было пообщаться с ним за «рюмкой чая», поговорить, как лётчик с лётчиком, авиационный командир с командиром о том, что твориться в нашей авиации, и затем, заряженный его энергией, дальше продолжать наше лётное дело. Но сразу должен сказать, в плане «выпивки» Тимур был совершенно не типичным лётчиком. За 19 лет я видел , как он выпил по рюмке водки всего два раза. Первый, когда «обмывали» ему присвоение звания «майор» в гарнизоне Чкаловск и то после угрозы, что мы все сейчас встанем и уйдём, если он за свои «звёздочки» не выпьет. Второй, на поминках майора Юзвишина, который разбился на МИГ-29 на полигоне Свободный Порт.
Так совпало, что в очередной раз я приехал к Тимуру Апакидзе в гости в гарнизон Саки в тот день, когда катапультировались со «спарки» МИГ-29уб старший штурман полка подполковник Омелаенко и лётчик-испытатель Анатолий Квочур, который в этом полёте был инструктором. Понимая, что Тимуру, сейчас не до меня, я старался меньше попадаться ему на глаза, и в основном, всё время проводил на пляже. На третий день он меня нашёл сам: «Ты говорил, у тебя тут неподалёку бард знакомый живёт?» «Живёт, ответил я, - в селе Ильинка, 30 километров севернее Сак". «Можешь вызвать?» - попросил Тимур. «Для чего?»- спросил я.
«Квочур ходит, как в воду, опущенный. Надо его развеселить», - ответил Тимур. Я позвонил Константину Фролову, вечером Костя приехал.
Сели ужинать в номере у Квочура, естественно, «с этим делом». Костя достал гитару, и мы забыли обо всём… Тимур, не пригубил ни одной рюмки. Это важно для понимания всех последующих событий. Анатолий пил мало. Мы с Костей принимали «александеры» на грудь без ограничений, сколько «душа просила». От Костиных песен исходил такой «бальзам», что ночь пролетела, как одно мгновение. В начале седьмого утра Тимур тоном, не терпящим возражений, произнёс, показывая на Костю: «Он должен это видеть. Но поскольку его одного пускать нельзя, с ним полетишь ты. Полетите на авианосец «Тбилиси». А я знал, что «Тбилиси» сейчас находится в Чёрном море на ходовых испытаниях, и завтра туда должны прилететь два Главкома СССР (ВВС и ВМФ).
«Акстись, Тимур. Я сейчас никакого отношения к палубной авиации не имею, а Костя вообще гражданский человек. На корабле наверняка представителей КГБ, как «у Бобика блох». Нас сразу повяжут. Давай я съезжу в Николаев, выпишу какую-нибудь «липовую» командировку, попробую вписать туда Костю, тогда и полетим».
Тут вмешался Анатолий: «Там сейчас около 2 тысяч человек, из них человек 500 гражданских инженеров и «доработчиков», вы растворитесь, «как иголка, в стоге сена». Я пытался говорить, что риск слишком велик, что меня снимут с должности, а Костю вообще могут посадить в тюрьму, как «германского шпиона». Тимур и Квочур были непреклонны: «Полетите, причём прямо сейчас». Я хочу подчеркнуть, эти двое были «в здравом уме и трезвой памяти» и знали, на какой риск они шли, забрасывая совершенно посторонних людей на авианосец, на тот момент самый секретный корабль Советского Союза. В общем, не успели мы опомниться, как подошла машина, и мы помчались на аэродром, мне даже за документами не дали в гостиницу заехать. Приезжаем, стоит вертолёт с уже запущенными двигателями.
Квочур выскакивает сразу вперёд, показывая командиру экипажа: «Открой дверь». Дверь открыли, в МИ-8 заскочил Тимур, показал на нас, и тут же два человека «кубарем выкатились» с вертолёта. Тимур за ними и нам показывает: «Быстрее». Мы с Костей прыгаем в салон, и МИ-8 сразу взлетает. Потом, когда эпопея закончилась, я спросил у Тимура: «Что ты им тогда сказал?» Да всего пару слов: «Эти двое выполняют срочный секретный приказ Министра Обороны, они полетят вместо вас, а вы следующим рейсом». Авторитет разжалованного с должности командира полка подполковника Апакидзе, несмотря ни на что, был не пререкаем.
В общем, летим мы над Чёрным морем, в потёртых джинсах, футболках. Константин с интересом смотрит в «окно», а я никак не могу поверить, что это происходит не с кем-нибудь, а с нами, - вспоминал старик. Когда на горизонте показалась громада авианосца, я сразу начал трезветь, понимая, в какую «авантюру» мы ввязались. Немного покружили в сторонке, выжидая разрыв между взлетающими и садящимися на палубу истребителями, и пошли на посадку сами. Только коснулись палубы, бортехник кричит: «Без выключения», и мы бегом все выкатились по трапу с вертолёта. МИ-8 тут же взлетел, а секунд через 30 на палубу «шлёпнулся» СУ-27к, за ним МИГ-29, но тот тут же без зацепа за гак ушёл на второй круг. Зрелище было завораживающим и просто подкупало своей новизной. Я помню, как начал озираться по сторонам с мыслью: «Хоть бы никакой «знакомый» нас не увидел. Не успел подумать, как мимо нас быстрым шагом «несётся» генерал Шушпанов Павел Степанович. Его взгляд падает на меня: «Иванов, Вы, почему здесь?»
Тут я вынужден сделать «лирическое» отступление. Хотя на третьем курсе авиационного училища я уже летал на Л-29 и ИЛ-28, но окончательно поверил в то, что смогу стать хорошим лётчиком после следующего эпизода. В тот день вечером по телевизору должны были показывать фильм «Женщины Востока», а поскольку к женщинам я был всегда «неравнодушен», то решил, что мне надо этот фильм обязательно посмотреть. Но была маленькая проблема, в ленкомнату, где стоял телевизор, весь личный состав эскадрильи не вмещался. С ужина мы подходили четырьмя колоннами к казарме, и сержант командовал: «Слева по одному марш или справа по одному». Т.е. даже стоя в середине строя, гарантии попасть в ленкомнату на телевизор не было. Я такого допустить не мог.
Поэтому, быстро, как «баклан», проглотил ужин, высунул голову из двери столовой, убедился, что никого нет и помчался, набирая «стартовую» скорость. Только выскочил за угол казармы, а там майор, дежурный по части: «Товарищ курсант, стойте. Вы, почему без строя?» Я ни секунды, не задумываясь, выпалил: «Выполняю приказ». Он опешил: «Какой?» Вот тут я начал напрягать «фантазию», какой же приказ я выполняю? И вдруг на своё счастье метрах в двухстах увидел бегущего курсанта, который успел проскочить «опасную» зону до того как майор вышел на исходную позицию. «Мне приказали догнать вон того курсанта». Он: «Выполняйте». Я: «Есть» и помчался дальше. Что меня тогда поразило, я даже не замедлил шага, отвечая на вопрос майора, настолько был уверен в своей находчивости. Вот тогда я сказал себе: «Егор, из тебя получится хороший лётчик, если ты также как сейчас не будешь теряться в опасных ситуациях.
Примерно также получилось и с вопросом генерала Шушпанова: «Почему Вы здесь?» Я, не моргнув глазом, уверенным тоном» ответил: «Мне приказали проверить работу Группы руководства полётами». « Тогда Вам за мной», - сказал генерал и быстро пошёл дальше. Павел Степанович был так озабочен делами, что даже не стал анализировать мои слова. А ведь такой приказ мог отдать только он или кто-то вышестоящий, но по согласованию с ним. Я подскочил к Константину: «Костя, только никуда не сходи с этого места, я тебя потом не найду. И кто бы тебя ни спрашивал, кто ты, откуда? молчи – ты немой».
Я помчался за генералом Шушпановым, постоянно оглядываясь на Костю. Фактически я его бросал на произвол судьбы. Прибыли на Пост, откуда осуществлялось руководство полётами, я стал изображать «контроль», совершенно не думая о том, что меня могут в любой момент раскрыть, ведь я тут был первый раз в жизни. Все мысли были о Косте: «Как он там?» Воображение уже рисовало самые страшные картины: «Костю повязали и допрашивают, как он сугубо гражданский человек сюда попал, и на какую разведку он работает?»
Примерно часа два продолжалась эта пытка. Хотя то, что я видел, никого не могло оставить равнодушным, самые современные истребители Советского Союза взлетали и садились на палубу авианосца, и я вам скажу: «Зрелище не для слабонервных!» Наконец, генерала Шушпанова пригласили на обед в кают-компанию, и он ушёл. Я тут же буквально выкатился из рубки и помчался к тому месту, где оставил Костю. Учитывая, что я сам был на корабле всего второй раз, задача была сама по себе не простая.
Константин стоял не там, где я его оставил. Он перешёл ближе, где были лучше видны взлёты и посадки палубных истребителей, хотя грохот от работы двигателей на «форсаже» при взлёте стоял такой, что уши глохли. Да и при посадке тоже. Ведь лётчик в момент зацепа за гак выводит двигатели сразу на максимальный режим, чтобы можно было уйти на второй круг в случае порыва троса. А до этого Костя успел, оказывается, побывать во многих отсеках корабля. Когда я подскочил к нему, моей радости не было предела, и я думал, что такие же чувства испытывает и Костя. Как я ошибался «наивный». Было видно, что он совершенно далёк от моих «земных» проблем. Его глаза светились восторгом и «муками творчества». Пришлось опустить его на нашу «грешную» землю: «Костя, я не знаю как, но надо срочно «уносить отсюда ноги. В Саках нам Тимур с Анатолием Квочуром помогли сесть в вертолёт. А здесь надо рассчитывать только на самих себя».
Как мы «уносили ноги» с авианосца – это тема отдельного «романа». Скажу лишь, что только третья наша попытка без «денег», документов и без внесения в полётный список пассажиров увенчалась успехом. Правда, когда мы взлетели, борт техник заметил, что вместо 18 человек в вертолёте сидит 20. Он подскочил к нам с вопросом: «Вы по списку?» Я ответил: «Да, по списку, только у нас другие фамилии, и вообще тот список передадут следующим рейсом». «А как это может быть?»- не унимался он. На что я философски изрёк: «Сынок, послужишь с моё, ещё не то про морскую авиацию узнаешь».
Результатом нашего полёта на авианосец стало то, что Константин Фролов написал сразу две песни: «Посвящение лётчикам-испытателям» и «Посвящение лётчикам палубной авиации». Причём, вдумайтесь, какими словами он начал первую песню:
Нас любят только истинные женщины:
Послушны, терпеливы и желанны,
Которые нам Господом завещаны,
Как самые святые талисманы.
А во второй:
Молю судьбу, чтоб искренне, всерьёз,
Удачей наградила вас природа,
И чтобы только с первого захода
Цеплялся гак за поперечный трос!
(такие слова можно написать только при условии, что ты сам это видел лично)
Этим примером я хотел показать, как два лётчика, Апакидзе и Квочур, не побоялись пойти на риск, поступили нестандартно, и родилось сразу две песни об авиации. А меня когда спрашивают: «Были ли у Вас экстремальные ситуации на работе?»
Я отвечаю: «Да, была одна. Чуть не заблудился на авианосце «Тбилиси», когда он был на испытаниях в Чёрном море. А потом мне долго снился один и тот же сон, как меня пытают и хотят узнать, на чью разведку я работаю...", - при этих словах на лице у старика появилась улыбка.
На фото: аэродром Саки, герои "романа", правда без Анатолия Квочура. Он в это время пишет уже "восьмую" объяснительную, как умудрился не утонуть вместе с самолётом... Для "кворума" взяли инженера - жаль фуражка 53 размера не позволила сохранить в памяти его фамилию. Может кто подскажет?