Самые захватывающие и сложные вещи – это то, что лежит на поверхности, а потому практически недосягаемо нашему уму, привыкшему копать вглубь, расставляя всюду крепи и подпорки. Одна из таких – это настроение. А точнее, то как вообще можно влиять на настроение, в том числе с помощью музыки.
Настроение – феномен, который очень сложно локализовать, оно ни в сознании, ни в чувствах, ни в мире. Оно где-то вообще: настроение задает тон и миру, и его восприятию, и мышлению о нем. Поэтому во многих языках описание настроения – это какие-то односложные псевдо-описательные конструкции («Весело» - что, кому, почему? «Very sad» - ни предметов, ни местоимений, ни глаголов). Не говоря уж о языковой привычке описывать появление настроения как беспричинное и внезапно обнаруживаемое.
Но еще более любопытно то, что на настроение все-таки можно влиять. И некоторые очень талантливы в этом, прочие же – почти бесталанны. Управление настроением – все еще загадка, несмотря на обилие культурного, научного и даже обыденного личного опыта о том, как это порой происходит.
И надо сказать, что величайшие революции в области управления своим настроением (помимо очевидных: наркотиков, театра, идеологической промывки мозгов) – это, конечно же, возникновение музыки и изобретение портативных звукопроигрывающих устройств.
Музыка обладает неправдоподобной силой менять настроение, впрочем, не у всех. Хотя, казалось бы, это всего лишь серия звуков, определенным образом скомпонированная. Вероятно, на заре становления нашей человеческой природы слух и настроение были тесно связаны – наверняка, задачами выживания. И у современного человека, живущего глазами и абстракциями (как нас уверяют психологи и антропологи), мелодия или подготовленный трек способны вызвать ощущения и воображаемые образы, которые эффективнее любого AR дополнят реальность новыми тонами и обертонами.
Добавьте музыку из Твин Пикс к шевелящимся от ветра кронам – и получите ощущение глубины и загадки, разлитой в мире. И только музыка способна помочь ощущать себя тоскующим под ливнем в солнечное весеннее утро, когда вокруг все улыбаются. То есть в одних случаях она буквально изливается в ту расположенность к миру, что мы имеем, в других же – служит эдаким коконом, защищающим внутренний настрой от влияния внешних реалий. При этом речь не о каких-то там эмоциях, вложенных в музыку. Как однажды отметил Майкл Эстеровиц: идея каких-то музыкальных образов, замешанных на конкретной эмоции – устарелый редукционизм. Прелесть музыки как раз в том, что ее слушают «на своих условиях». В то же время эффекты бывают и незапланированными.
Возможно даже выбор музыки для частого прослушивания действительно судьбоносное решение. Не знаю стоит ли здесь приплетать нейропластичность и влияние опыта (в т.ч. воображаемого, возбуждаемого музыкой), но вот сходство с наркотиками и едой безусловно уместно. И хотя при прослушивании интересной и приятной музыки вырабатывается дофамин, а не эндорфин, у музыки есть что-то общее с опиатами – ведь она притупляет боль. Правда, не физическую, а онтологическую. Боль от бытия только собой и снова, и снова собой. В некоторых же случаях она бередит раны и обостряет боль, но чтобы почувствовать удовольствия от того, что еще жив и способен чувствовать столь сильно (эндорфины тоже выделяются в ответ на ранения). В этом плане мой личный сорт опиатов зовется Bohren & der Club of Gore.